Любит – не любит

В теплом салоне приятно пахло обивкой, нагретой резиной, смазкой – запах комфортной техники. Кассету в магнитофон, Раффаэлла Карра из динамиков сзади, сцепление отпускается, и мягко трогается машина навстречу будущему. Валя прижмурилась и улыбнулась.

Долго крутили по улицам, пробивая выход из города, мягко клонило в сторону на поворотах.

– А скоро мы доедем?

– Часа за четыре, если все в порядке. Ты завтракала? Есть хочешь?

– Завтракала. А ты? Я взяла с собой. Кофе есть в термосе, выпьешь?

– Кофе – выпью. А завтракать как следует будем в Нарве, прекрасное кафе сразу за въездом, и открывается рано; прилично готовят.

Мотор зачихал.

– Что еще такое, – произнес Игорь и убавил газ. Мелочь.

Перебои продолжались. Он прибавил оборотов, потянул подсос.

Двигатель закашлял, поперхнулся и заткнулся, заглох.

У Вали резко упало настроение. Не хотелось верить ни во что худшее, но мрачный внутренний голос предрек, что никогда не попадут они ни в какой Таллинн.

– Сейчас, – беззаботно пообещал Игорь, проворачивая стартер с нудным скрежетом…

– Зажигание, – знающе определил он. – Ерунда. Первая поломка на трассе! – хлопнул Валю по плечу.

Полутемный Московский проспект был безлюден, вставший «жигуль» никого не интересовал. Игорь тупо воззрился под капот. Раз в пару месяцев машина отгонялась на профилактику знакомому автослесарю, чем и ограничивалось знание матчасти.

Если судить по внешнему виду, двигатель был в большом порядке. Но не работал.

– Бывает, – бодро сказал Игорь, садясь за руль и дуя на покрасневшие руки. – Сейчас разберемся…

Бодрость была фальшивой. У Вали упало сердце. Он снова пытался изображать не то, что чувствовал на самом деле.

В последующие четверть часа его безуспешных попыток подчинить своей воле это поганое чудо техники, двигатель внутреннего сгорания, пассажирка в выстывающем салоне передумала о многом. О поведении водителя. О степени готовности техники. О ценах на бензин и гостиницу. Об опасностях на дорогах.

– А ты с собой много вещей взял? – вдруг спросила она.

Он взглянул с непониманием, переходящим в понятное раздражение:

– Ничего не взял. А что ты спрашиваешь?

– А переодеться вечером?

– Переодеться? Вечером? А зачем? И так нормально.

– И еды не взял?

– Да куда? Тут дороги-то…

– А зубную щетку взял?

Игорь удивился:

– Чего тебе щетка?

– Покажи, – велела она странным голосом.

Он улыбнулся:

– Знаешь, и щетку не взял. Она дешевле бутерброда; люблю ездить налегке.

– Как же ты, такой обстоятельный, такой рациональный, не взял с собой щетку?

Раздражение в такой ситуации как нельзя более естественно, и так же естественно срывается оно на том, кто под рукой.

– При чем тут щетка! – заорал он. – Тут машина заглохла!

– И с чего же она заглохла?

– Вот и разбираюсь!

– И я разбираюсь.

– В чем ты-то разбираешься?

– В машине.

– Ты разбираешься в машине?

– Ага. Разбираюсь: заглохла или должна была заглохнуть?

До него, наконец, дошел ее тон.

– Ты что, мне не веришь?!

– А почему я должна тебе верить? Ты же мне не веришь!

«Дура, разлетелась в путешествие. Всем уже нахвасталась… И могла поверить, будто что-то для него значу. Так ему папочка и даст гонять машину за тысячу километров. Спектакль. Конечно: и впечатление произвести, и трат никаких…»

– Сейчас попробуем еще, – через силу сохранял выдержку Игорь.

Уже светлело, белесо и хмуро; с мокрой спиной и окоченевшими руками он ввалился на сидение.

– Можешь не стараться, – злым и несчастным голосом сказала Валя. – Никуда мы не поедем.

– Почему это не поедем… – деморализованный, он еще упрямился.

Когда розовые девичьи грезы рушатся в скверную реальность, от них остается чернильная лужа вроде той, что окутывает удирающую каракатицу. Валя ненавидела себя, машину, Таллинн, номер в гостинице, ресторан, а пуще всего ненавидела виновника всего этого крушения.