Любовь и свобода

– Тебе это пока рано знать. Вот соберёмся все – тогда…

– А что диверсанты делают со своими?

Лимон молча провёл пальцем по горлу.

– И ты меня?… – Шило повторил жест.

– Если командир прикажет – да.

– А если он мне прикажет?

– Тогда сам и будешь управляться. Дадут тебе пистолет с одним патроном…

– А у вас есть пистолеты?

– Есть, – соврал Лимон. И тут же отметил для себя: об этом надо подумать.

Война! Завтра! От этих слов по спине поползли восхитительные мурашки. Ну, проклятые пандейцы, только суньтесь!..

Он быстро перебрал в уме ближайших друзей. У Пороха была охотничья трёхзарядка, у Костыля – учебная мелкашка; а Маркиз как-то говорил, что знает в Шахтах слесаря, который делает маленькие пистолеты, похожие на зажигалки, и продаёт их не слишком дорого или даже меняет на всякую домашнюю технику. И это надо успеть прокачать за сегодняшний день…

– Ну что, рекрут, уже составил план мобилизации?

Лимон вздрогнул и обернулся: в дверях стоял отец.

– Никак нет!

– Ладно, сын, давай по-простому. Сам был такой, всё понимаю. Теперь слушай и мотай на ус. Есть подозрение, что пандейцы захотят в ближайшее время пощупать нас за мягкое. Возможно, на этом участке границы.

– Завтра? – спросил Лимон и почему-то сглотнул.

– Нет, не завтра – это уж точно. Но через декаду-другую – не исключено. Идёт по ту сторону подозрительная возня… А может, ничего и не будет, просто они там у себя решили отметить юбилей битвы при Канцтрёме и ритуально популять в Мировой Свет. Но мы тут посовещались и на всякий случай решили отправить всех допризывников в Старую Крепость…

– Что?!!

– На все вакации.

– Папка, но как же…

– Конечно, понадобится решение объединённого офицерского собрания, но я думаю, нас поддержат. Почти не сомневаюсь.

– А если я не захочу?

– Это не обсуждается.

– Почему?

– Во-первых, потому что это приказ. Во-вторых, туда же отправляется мать, будет работать в столовой. Так что тебе здесь одному…

– Но вот Костыль… Кай Килиах, ты его знаешь… он же подолгу живёт один, и ничего!

– Да я не сомневаюсь, что ты проживёшь один. Но смотри: я – один из инициаторов создания этого обязательного летнего лагеря, и мой же сын в него не едет. Как я буду выглядеть?

На это Лимон ничего разумного возразить не мог.

– И когда отправляться? – мрачно спросил Лимон.

– Дня через два-три, раньше подготовиться не успеем. Подумай, что с собой взять…

– Купи мне мелкашку, – сказал Лимон.

– Там же будет тир, – сказал отец.

– Тир – это одно…

Отец некоторое время молчал.

– Хорошо. Попробуем сегодня что-нибудь придумать. Но… ты понимаешь.

– Не маленький.

– А бунтовал кто?

– Там всё сложно было. Не для себя ведь – для всех.

– Для некоторых.

– Ну, это ты мне потом рассказал. А тогда я думал, что для всех.

– Да, всякое случается. Я постарше тебя был, курсант уже, а в такую же почти историю влип. Потом долго надо мной висело, что вот сейчас раз – и из пограничного училища в общеармейское… Удержался как-то. Впредь будем умнее, так ведь? И ладно, с мелкими вопросами покончено. Теперь давай о главном…

И тут Лимон испугался. Отец с матерью уже давно ссорились, едва успев увидеться…

– Нет, не то, что ты подумал. Тут пока всё остаётся, как было. Слушай. Пандейцы сейчас разведывательную активность развили – не помню такого. Два десятка шаров в день – это только которые мы замечаем…

К шарам, конечно, давно привыкли. Медленно-медленно ползёт по небу едва заметная точка. Ветер почти всегда постоянный, и ползёт она по известному маршруту – из седловины Семи дев, потом над Дикими озёрами, над старым заброшенным санаторием «Горное озеро», потом вместе с потоками воздуха чуть снижается, проходит когда рядом, а когда и над самим шахтёрским городком, – и устремляется юг, к Солёным болотам, и дальше, дальше – вдоль старой разбитой бетонки, ведущей – со многими, конечно, поворотами и всякими промежуточными городками – прямо к столице нашей Родины… Лимон как-то подсчитал, что если сесть на велосипед и ехать по восемь часов в день, то путь займёт сорок два дня из пятидесяти, положенных на вакации. Увы: во-первых, не было велосипеда; а во-вторых, на месте некоторых городков торчали вполне себе ещё радиоактивные развалины, и преодолевать эти зоны разрешалось только в закрытых спецфургонах…

Впрочем, так далеко шары вряд ли залетали. Обычно ещё когда шар только подлетал к городку, доносился тихий стрекот пулемётной очереди, и на месте точки появлялась более светлая чёрточка, несущаяся к земле. Потом, если повезёт, можно было найти смятую от удара и всю спёкшуюся внутри коробку размером со школьный ранец; поговаривали, что удавалось находить и целые, но Лимон в это не верил, уж слишком простой и безотказный был механизм самоуничтожения: стеклянная ампула с белым фосфором и термитная шашечка… А если каким-то чудом шар миновал пулемётные посты, вступала в дело ракетная установка, что охраняла станцию. Ракеты были картонные и наводились по радио вручную, но срабатывали безотказно. Ф-ш-шшш! – белый извивающийся след, потом магниевая вспышка и сноп ярчайших искр, а через несколько секунд резкий удар, как кувалдой в дно пустой бочки…

Но случалось это когда раз в декаду, когда раз в несколько дней…

– Два десятка? – переспросил Лимон. – А почему не стреляют?

– Возможно, что и больше. А не стреляют потому, что в основном они летят западнее нас, над Нижним…

– Пап, а там-то что высматривать?

– Разные есть предположения. Ну, во-первых, нет ли военной активности с нашей стороны, не подтягиваем ли мы технику. Нет, не подтягиваем. Да по нашей хилой однопутке много ли подтянешь? И подумалось мне, что таким нехитрым способом пандейцы усиленно принялись считать трафик соли. Зачем? Элементарно: во-первых, перед войной всегда запасаются солью – и армия, и население, – поэтому потребность в соли увеличивается, а значит, увеличивается и добыча. Во-вторых, собирая данные по добыче соли и анализируя их, можно узнать численность населения страны. Ну и так далее. В общем, добывается стратегическая информация огромной ценности. И вот тут есть одна маленькая тонкость… – отец замолчал и внимательно посмотрел на Лимона. – То, что я дальше скажу – исключительно между нами.