Сезон Хамелеона

6

– Павлик, почему ты не звонишь? Я очень соскучилась…

Хорошо, что у мамы и Таньки голоса не похожи, а то, в телефонных разговорах, запросто бы их путал. Впрочем, никакого конфуза в таком случае не произошло бы – в коридоре коммуналки, повторюсь, телефонные откровения становились достоянием ушей всех жильцов, и, в связи с этим обстоятельством, любые интимные вещи из меня приходилось вытягивать клещами – я отделывался исключительно дежурными фразами. Соседские разговоры мне из своей комнаты тоже доводилось слышать прекрасно (честно говоря, совершенно против воли) – коридорный телефон всех выводил на чистую воду, и судьбы обитателей моей квартиры не имели ни малейшей недосказанности.

– Мам, я тут месяц из театра не вылезал – премьера позавчера была…

– Да ты что! А почему же ты мне не говорил? Ну, рассказывай…

Об «Уловке» я, естественно, говорил. И не раз… Но дело даже не в этом – слово «рассказывай» всегда мгновенно повергало меня в уныние: рассказывать надо было всё подробно, по шагам, не пропуская никаких деталей – что я ел, во что одевался, здоров ли и так далее. Творческая составляющая моего бытия была непринципиальна – на другом конце провода всё трактовалось в вольном и, я бы даже сказал, авторском прочтении… Исповедоваться, тем не менее, пришлось. Мама же, в течение моего вялого пятиминутного повествования ограничивалась периодическими вставками другого своего коронного слова «тааак». В конце концов, говорить мне стало лень, и, позёвывая, я завершил унылый рассказ привычным в наших разговорах словом «вооот».

– Как, ещё раз, спектакль называется? «Ловкая уловка»?

– Да нет! «Счастливая уловка»… А есть ещё«Ловкая служанка» – это другой! Но я там тоже играю…

– А, ну вот, я же помню!

– Будешь знакомым рассказывать, не перепутай! – это моё напутствие было излишним, а главное – тщетным.

– А как твой Генрих Наваррский поживает?

– Кто???

– Ну, ты же мне рассказывал про «Екатерину Великую»! Павлик, не прикидывайся!

– Мама!! В спектакле «Великая Екатерина» я играю князя Нарышкина!! – ещё минуту назад я преодолевал зевоту, но сейчас начинал закипать.

– Ой! А я, буквально, на днях знакомым говорила, что ты играешь Генриха Наваррского!

– Значит, есть повод ещё раз с ними встретиться и опровергнуть эту глупость!! Я понимаю, что можно ошибиться, но не до такой же степени!!

– Павел, сбавь, пожалуйста, тон!! Я не хочу слышать в твоём голосе негатив!! – когда я переставал быть Павликом, то это не предвещало ничего хорошего. – И почему ты мне рассказываешь про какую-то «Ловкую уловку», когда вы репетировали «Белую гвардию»! Ты же в восторге от неё был! Кричал, что у тебя роль мечты!

– Мама!! Я прекрасно знаю, что ты человек начитанный, но репетировали мы не «Белую гвардию», а «Бег»!!! Хотя бы это ты можешь запомнить!! – я уже воспламенялся по полной программе. – И ещё неизвестно, состоится ли этот спектакль!! Что я буду сейчас про него рассказывать!!

– Почему ты всегда разговариваешь со мной, как с дурой?! – ссора представлялась неминуемой

– Ничего подобного!! Если у тебя каша в голове, то почему все наши знакомые должны знать обо мне всякую чушь!! – мне уже было не остановиться. – Ты же плетёшь им, Бог знает что!!

– Наши знакомые, между прочим, все тебя помнят и очень любят, хотя ты своей заносчивостью этого не заслуживаешь, – уже подмоченный слёзами мамин голос сжимался, как пружина, под натиском эмоций, – и передают огромный привет тебе и твоему Колупаеву…

Я мгновенно понял, кто жалован только что прозвучавшей фамилией, осознал так же, что разговор этот спасти уже невозможно, предельно ясно просчитал, что до драматического финала нелепой нашей перепалки остаются считанные секунды, поэтому окончательно и бесповоротно полез в бутылку:

– Кто такой Колупаев??!!

– Как это кто?! Твой друг, с которым ты приезжал год назад!! – не в силах более сдерживать турбулентность голосовых связок, мама заревела белугой и не могла уже вымолвить ни слова.

– Сотый раз тебе повторяю: фамилия моего друга Каштанов!!! Ка-шта-нов!!! Не можешь запомнить Каштанова, запомни Резинкина – это его псевдоним!!! Запомни, заклинаю тебя!!! Ре-зин-кин!!!!!

Девять из десяти наших телефонных разговоров неизбежно заканчивались криками, слёзами, короткими гудками на полуфразе, успокоительными таблетками, маминой гипертонией, убитым настроением на весь мой остаток дня и так далее… Про швыряние трубок неплохо было бы и вовсе промолчать – однажды на переговорном пункте я так самозабвенно расколошматил телефонный аппарат и так смерчеобразно чуть не снес с петель дверь кабинки, что напуганные люди, ожидавшие своей очереди, не посмелине то, что возмутиться, а даже пикнуть, провожая меня взглядом.Настолько, видимо, яростный и устрашающий был у меня вид. Я и в гости-то к маме приезжал, как правило, на два-три дня (больше времени проводил в поезде туда и обратно) – опасался очередной нашей размолвки, к которой обязательно вело чрезмерное мое пребывание в городе детства. Но иногда, всё же, приходилось уезжать с тяжёлым сердцем – мы, будто одинаково заряженные частицы, всегда, со скоростью «волшебного пенделя», отталкивались друг от друга…

Оттолкнулись и на этот раз. На неопределённый срок… Поэтому мне сейчас жизненно необходима была какая-нибудь противоположно заряженная частица, дабы не провести остаток дня в унынии. Поеду к Соньке. Сейчас только позвоню ей – она, видите ли, барышня с тонкой душевной организацией и предпочитает, чтобы я с ней заранее договаривался о встрече. Ну что ж, заранее, так заранее…

Я вернулся в коридор, но заветный переговорный пятачок уже занял сосед Толик, не отличавшийся лаконичностью разговоров. Так как после нашей с мамой беседы телефонная трубка опустилась на рычаг весьма громко, то для соседского уха не оставалось никаких сомнений в том, что линия свободна. Чем и не преминул воспользоваться мой словоохотливый сосед, на пару шагов опередив рванувшую из кухни к аппарату Лену. Как говорится, кто первый встал, того и тапки… Ну что ж… Сам виноват – не надо было срывать злость на несчастном куске пластмассы! Исходя из того, что и Толик, и Лена слыли большими любителями поболтать, мне никак не улыбалось зависать на этом хрупком островке связи, и я решил не терять ни минуты и отправиться к капризной подруге без звонка…

7

– А предупредить было не судьба? – убедившись через дверной глазок, что за порогом я, Соня, тем не менее, не торопилась впускать непрошеного гостя.

– Так хотел тебя увидеть, что, впопыхах, забыл оплатить телефон – его вероломно отключили…

– Ну не знаю…У меня много работы – завтра, кровь из носа, надо сдавать материал…

– София Львовна, вы же девушка из интеллигентной семьи! Вас здороваться не учили? И долго ещё мы будем разговаривать через дверь? Могу ведь, чего доброго, и сломать все преграды!

–Экий вы, Пал Иваныч, нетерпеливый! И, всё же, ходить в гости без предварительного звонка – моветон! – Соню всегда будоражили наши переходы на «вы», и входная дверь, как по щучьему веленью, стала томно и, в связи с этим, призывно отворяться. – А угроза насильственного вторжения – это уж совсем возмутительно!

– Какие условности, ах, оставьте! В следующий раз влезу в окно! – выдыхая эти слова, я не мог не сграбастать интеллигентную девушку, уподобляясь злобному неуправляемому маньяку.

– Я понимаю, что вы неисправимый выходец из рабоче-крестьянской семьи, но, по обыкновению, дамам при встрече принято целовать руку, – Соня провокационно продолжала игру.

– Вот вы, София Львовна, начитались классических романов, – целовал я уже не только руки жертвы насилия, – а русскими народными сказками, видать, брезгуете! Вы ж сначала накормите, баньку натопите, спать с собою положите, а там уж и разговоры разговаривайте!

– Как вы небриты, Пал Иваныч! – Сонька тщетно пыталась освободить рот от поцелуя. – Фу! Да, к тому же, ещё и нетрезвы!

– Можно подумать, этот образ не относится к вашим эротическим фантазиям! – увлекая хозяйку в комнату, я умудрялся одинаково проворно стаскивать и женскую, и мужскую одежду.

– Боже! Но ведь я же совершенно не прибрана! – моя сегодняшняя избранница притворно цеплялась за любые аргументы в пользу неприкосновенности своих позиций.

– Но, как никогда, прекрасны и обворожительны! – полное отсутствие у Соньки макияжа и летящая на пол её простая домашняя футболка превращали меня в непобедимого полового гангстера.

– Не позволите ли мне, о, варвар, хотя бы принять душ?! Вы ведь что-то там говорили про баньку! – рушился последний оплот тщетной обороны моей обнажённой нимфы, уносимой мной на ложе любви.

– Решительно никак невозможно, о несравненная! – окончательно взнузданный естественным ароматом хозяйского тела, я нисколько не сомневался в необратимости нашего очередного познания друг друга.

– Ах, не погубите, Пал Иваныч! – распласталась на кровати нимфа, жертвенно помогая, тем не менее, варвару внедряться в божественный цветущий сад…

– Как же вы умопомрачительны, София Львовна!!! – варвар принялся губить великолепный сад, что есть мочи… И зашумели травы, и взвился пчелиный рой, и стала осыпаться листва, не увяданием тронутая, но силою внешней… И застучали топоры, и щепки брызгами полетели вокруг, и тревожно завизжали пилы на разные голоса, переплетаясь с грохотом падающих деревьев…И возник из бревен курган посреди уже не цветущего сада, и прилетевшие, откуда ни возьмись, искры возбудили пламя, которое стало разгораться всё сильнее и сильнее, пока не достигло небес…И начался звездопад, и нимфа принялась загадывать желания, а варвар исторгать обещаниявсе их неукоснительно исполнить…И вот,с оглушительным свистом, упала последняя звезда, и прокричала измятая нимфа самое несбыточное желание, и проревел не своим голосом варвар обещание его исполнить, и, грузно перевалившись через нимфу, рухнул без сил…

–Джин-тоника хочешь? –спустя какое-то время я вспомнил, что захватил с собой несколько банок и, не одеваясь, пошёл искать сумку – «выкать» было уже неинтересно…

– Павлуш, мне так хорошо с тобой, – Соня тоже машинально прекратила игру, – ты даже не представляешь, как хорошо…

– Конечно! Наобещал тут тебе с три короба, – хихикнул я, обнаружив, что входную дверь мы, унесённые страстью с порога на кровать, забыли закрыть, а сумка моя так и осталась валяться на лестничной площадке.

– Паш, ты куда?! –хозяйка, услышав дверной хлопок, испугалась, что я ушёл и даже подпрыгнула на кровати.

– Да здесь я, здесь! Дверь закрывал. Может, нас с тобой кто-нибудь видел? Или слышал…У тебя соседи по парадной любопытные? – одну из принесенных банок я, вернувшись в комнату, аккуратно поставил на тумбочку рядом с кроватью.