Интервью

– Безусловно, в каждом из модулей инженерами было воплощено что-то уникальное. И начиная с двигателей, скажу, что если термоядерный реактор, как источник энергии – это уже не редкость в космосе, то плазменный двигатель, в котором частицы плазмы ускоряются с помощью магнитного пересоединения, был тогда, как говорится, особенностью этого корабля. Без него этот полёт был бы невозможен.

– Магнитное пересоединение? А есть простое описание этого процесса?

– Если говорить упрощённо, то магнитное пересоединение – это процесс, который мы можем наблюдать на поверхности солнца или в термоядерном реакторе типа токамак. Это процесс, в котором линии магнитного поля сходятся, внезапно разделяются, а затем снова соединяются вместе, производя много энергии. Благодаря этому наш космический корабль мог разгоняться до больших скоростей. Это если простыми словами.

– Вполне понятно, спасибо. А что можете рассказать о жилом модуле?

– Кто-то сразу скажет, что это отсеки анабиоза и это вполне заслуженно, но я, как космонавт, который провёл в космосе много лет, отметил бы ещё и жилые отсеки в зоне искусственной гравитации. В них подобие Земной гравитации было достигнуто вращением жилых отсеков относительно основной оси корабля. И ещё с помощью специальной обуви, – сказал Александр и, смущённо улыбнувшись, добавил: – У меня до сих пор из-за этого странная походка. А вот отсеки анабиоза находились в хорошо защищенной части корабля в зоне нулевой гравитации. И это не случайность, а результат многих исследований и положительно влияло на человека в анабиозе.

– Насколько мне известно, анабиоз до сих пор технология не до конца проверенная.

– Я бы так не сказал. Она достаточно проверена и для здоровья человека вполне безопасна, но только при полном и неукоснительном следовании технологии, и соблюдении всех необходимых процедур. Можно лишь говорить о пока недостаточной продолжительности периода анабиоза. Но и это экономит в полёте довольно много ресурсов. А в целом, повторюсь, технология безопасна.

– Вы говорите об ограничении в восемь месяцев анабиоза?

– Как показал наш опыт, в космосе это десять месяцев и даже чуть больше. Но именно из-за ограничения продолжительности анабиоза в десять месяцев были сформированы пять дежурных команд, которые должны последовательно сменять друг друга, и сокращение их до четырёх не стало проблемой. Вот три группы – сделали бы полёт невозможным. График ротации соблюдался строго и каждые три месяца заступала новая дежурная команда. Только в течение недели предыдущая команда ещё помогала новой смене вновь адаптироваться и вводила в курс дел, так как сразу после анабиоза сознание поначалу немного спутано, а мышцы, несмотря на их электростимуляцию, немного теряют свой тонус.

– Очень интересные нюансы, не думала, что так сложно.

– Это не сложно. Для нас это просто работа, – ответил Александр, улыбнувшись. – Когда в твоей команде профессионалы, любящие свою работу, то встречающиеся сложности – это лишь возможность проявить свои способности. И, несмотря ни на что, я благодарен каждому члену экипажа.

– У дежурных команд были какие-то специализации? – зачитала Ким очередной вопрос с планшета.

– Состав всех команд по распределению специалистов был одинаков. Один командир, два его помощника, два медика и пятнадцать технических специалистов. Большинство работ по обслуживанию корабля было автоматизировано, так что особой нагрузки на экипаж не было. В основном это научные эксперименты, физическая подготовка и текущие работы по поддержанию работоспособности разных узлов корабля.

– А сотрудники безопасности? Неужели никого не было? Может в этом была проблема?

– Особой необходимости в этом не было. Порядок обеспечивался соблюдением правил и регламентов, а за этим следили командир смены и его помощники.

– Насколько я знаю, основную работу выполняли роботы, которыми руководили удалённо или искусственный интеллект Артифик, – заметила Ким.

– Изначально Артифик не руководил роботами, за их управление отвечали люди или специальная автоматизированная система. Доступ искусственного интеллекта к роботам был на уровне ниже нашего. И я думаю, это был правильный выбор.

– Понимаю. А что расскажите о техническом модуле?

– Хорошо, технический модуль. Он был самый большой и внимания требовал тоже немалого. В его состав входили все системы жизнеобеспечения, начиная с запасов продуктов, воды, кислорода и заканчивая системами рециркуляции, и полями гидропоники. Энергии у нас было с запасом, и тем не менее в рамках мегапроекта «Ковчег» также было отработано развёртывание, можно сказать, небольшого завода по сбору гелия-3 и других газов из атмосферы Урана для наших будущих полётов.

– Да, насколько я помню, проект «Ковчег» именно о путешествиях к Альфа Центавра.

– Точно так. И гелий-3 очень пригодится в таком дальнем полёте. Всё-таки лететь в одну сторону почти пятьдесят лет. Но до этого ещё далеко. Наш полёт только показал, что все критически важные технологии уже доступны, осталось лишь их усовершенствовать.

– И даже искусственный интеллект Артифик? Мы можем быть уверены в нём?

Александр, прежде чем ответить, отпил воды и сказал:

– Мне кажется, что проблема на самом деле была не в нём.

– А в чём? – осторожно спросила Ким

Он опять ненадолго задумался, после чего сказал:

– Не в чём, а в ком… в человеке.

– Вы считаете, что команда корабля не справилась?

Александр снова отпил воды и, посмотрев на журналистку, продолжил:

– Я не могу ответить на этот вопрос однозначно. Вообще, в этом полёте очень многое пришлось изменить и усовершенствовать силами всего экипажа без исключения. Почти во все основные технологии были внесены изменения, дополнения, сделаны предложения по улучшению. Это кропотливый, напряжённый и непростой труд, требующий подчас предельной концентрации большого коллектива. Ответственность за каждый шаг была очень высока. Наши технические специалисты – молодцы, и ещё многое из придуманного ими в этом полёте будет реализовано в будущем. И однозначно могу заявить, что основные задачи миссии были успешно решены: мы протестировали в этом полёте большое количество уникальных технологий, выполнили гигантскую научную программу и развернули на Уране завод по сбору гелия-3 и других газов. И только проведя на орбите Урана нескольких месяцев, полетели обратно.

– Вот мы и подошли к главному вопросу интервью. Так что же случилось на обратном пути, Александр?

– В обратный путь мы стартовали пятнадцатого марта. И когда мы полетели домой, то опять совершили гравитационный манёвр у Юпитера. Так же, как и в предыдущий раз, мы все находились в анабиозе, так как находиться в жилом модуле было небезопасно из-за высокой радиации Юпитера. После того как третья дежурная смена вышла из анабиоза, они получили сообщение, что была пробита защита корабля небольшим метеоритом. Роботы отремонтировали внешнюю защиту и саму оболочку корабля, но внутри только заблокировали несколько отсеков. Дежурная смена осмотрела всё и действительно обнаружила повреждения. Осмотр показал, что что-то пробило внешнюю обшивку и ещё четыре из шести переборок между уровнями, но, как ни странно, ничего серьёзного.

– Метеорит нашли?

– Да, его осколки. Некоторые его части буквально вплавились в переборки корабля.

– И, вероятно, это событие послужило катализатором тех событий.

– Думаю, что оно не было причиной, но возможно, ускорило кульминацию. Понимаете, даже тщательно отобранные профессионалы высокого уровня – всего лишь люди. И поэтому просто невозможно избежать появления недопонимания, ссор, конфликтов. Всё это подспудно копилось, и за многие годы полёта набралась некая критическая масса. Я считаю, что просто случилась некоторая совокупность негативных обстоятельств. К тому же связь с Землёй была какое-то время невозможна, и это тоже отрицательно повлияло на развитие ситуации.

– Как же получилось, что из анабиоза вывели ещё одну дежурную смену?

– Это было безусловно грубейшим нарушением инструкций. Это можно было сделать только в самом крайнем случае или должно было быть специально запланировано и подготовлено ещё на Земле. Как это было на орбите Урана, где для выполнения всех запланированных работ, единовременно были активны сорок пять человек. Но это было недолго и, повторюсь, запланировано. Ресурсы жизнеобеспечения экипажа в полёте крайне ограничены.

– А пример такого крайнего случая можете привести?

– Например, гибель нескольких членов экипажа. Но и в этом случае выводить всю дежурную смену было бы нельзя. Допускалось только восстановление численности дежурной смены до необходимой и единственное исключение – это пробуждение всех командиров смен и моё в критической ситуации.

– Но разбудили всю вашу смену.

– Вместо того чтобы разбудить только меня, разбудили всех…

– И что вы увидели?

– Обычно первые сутки после анабиоза человек дезориентирован и требуется время, и специальная терапия для его восстановления. Но так как моя группа ушла в анабиоз сравнительно недавно, мы довольно быстро восстановились. И то, что я увидел, немного потрясло меня. Оказалось, что на корабле царил полнейший беспорядок. Один человек был мёртв, и мы были не единственной дежурной сменой, разбуженной не вовремя. Только вторая смена всё ещё находилась в анабиозе. И такое положение дел было очень критичным, так как системы жизнеобеспечения не были рассчитаны на такое количество одновременно бодрствующих людей.

Александр сделал глоток воды, и Ким спросила:

– Вы сказали, что был убит человек.

– Не совсем так, он не был убит, но именно недопонимание в этом вопросе и привело к тем негативным событиям. Но мы не сразу узнали все подробности об этом происшествии. Когда мы только вышли из анабиоза, то были полностью изолированы от других, что было довольно странно, и всю информацию мы получали только от Артифик. И несмотря на то, что он старался подать информацию как можно мягче, мы всё равно были потрясены.

– Вы говорите о смерти члена экипажа?

– Поначалу рассказ Артифик о произошедшем и творящемся беспорядке вызывал просто недоумение, затем удивление и, когда он рассказал о смерти одного из нас, многие в моей смене просто отказались ему верить.

– Что же Артифик вам рассказал?