Голос эха

– Лучше вечером, после четырёх, у него завтра много процедур. Приходи к нему после четырёх, посидите в саду. Я хочу, чтобы вы завтра многое обсудили, – сказал доктор, попрощался с ней и вышел.

– Милый, я пошла. Обещаю, завтра приду в четыре, принесу твоё любимое варенье, и мы с тобой попьём чаю и всё обсудим.

– Я буду ждать.

Она поцеловала меня в щёку, погладила по плечу и направилась к выходу из палаты, повернувшись у самой двери, послала воздушный поцелуй и вышла, осторожно прикрыв дверь.

День действительно выдался насыщенным и, вспоминая события прошедшего дня, я ловил себя на ощущении некоторого смешанного чувства удивления и радости, а ещё небольшой тревоги за будущее. Но стоило опустить голову на подушку, как всё быстро растворилось в наступившем и таком желанном сне.

Я опять проснулся посреди ночи в каком-то непонятном тревожном состоянии и поначалу никак не мог понять, где я нахожусь, чем был немного обеспокоен, но вскоре вспомнил, что нахожусь в клинике нашей корпорации и стал постепенно успокаиваться. Едва слышно зашумел кондиционер и меня, словно яркая вспышка, пронзило воспоминание, которое, похоже, и не давало мне спокойно спать, и так беспокоило меня эти дни, и просилось наружу из глубины памяти.

Оно буквально прорвалось откуда-то, и я очень чётко вспомнил, как встретился с Йеном на крыше недостроенного третьего корпуса. Мы пришли туда специально, чтобы без лишних ушей обсудить очень важный вопрос.

– Олег, происходит что-то совсем непонятное, – сразу сказал Йен, едва мы остановились у ограждающих конструкций внешней части системы кондиционирования. – Я начинаю своё небольшое частное расследование. И поэтому хочу, как своему другу, рассказать об этом и попросить помощи.

– Что случилось? Проблемы со строительством, хищения? Если это так, это может стать для нас реальной проблемой. Мы только утрясли все процессы.

– Нет, конечно, иначе я уже обратился бы в службу безопасности. Понимаешь, мне не нравится та повышенная секретность, которая у нас присутствует. Я многое повидал, но с таким сталкиваюсь впервые, так работать просто невозможно, но это ещё пол беды, привыкли. Знаешь, что меня тревожит больше всего?

– И что же? – спросил я его настороженно, так как ещё никогда не видел Йена таким неуверенным и взволнованным.

– Меня очень беспокоит то, что кто?то вмешивается в наше строительство.

– Я не заметил. Неужели пытаются сорвать поставки?

– Нет, я не об этом. В общем… только это всё, между нами, Олег, хорошо?

– Само собой.

– В общем, я обнаружил, что кто?то исправляет мои промашки в руководстве этим проектом, в экономических вопросах и планировании этапов строительства. И этот кто?то делает всё скрытно!

Йен замолчал и смотрел на меня растерянным взглядом.

– Как такое возможно? – недоумённо спросил я.

– Я не имею ни малейшего понятия. Это почти уровень совета директоров… Я узнал об этом случайно. Месяц назад я понял, что ошибся, не критично, но могли быть отдалённые последствия, и я решил всё исправить. Сам знаешь, люблю, когда за работу не стыдно. И знаешь, что? Когда я стал разбираться в документах, оказалось, что мою ошибку поправили. Причём так, будто я её и не совершал. Тогда я запросил ещё некоторые документы и опять всё идеально. После этого я намеренно сделал серьёзную ошибку. Я рисковал, но этот тайный контроль не просто беспокоил, а уже буквально выводил меня из себя. И ты представляешь!? Ничего, абсолютно, всё исправили так быстро, что об этой ошибке никто не узнал. И если бы я не держал в своих руках распечатанные копии документов, то подумал бы, что сошёл с ума.

Йен замолчал и мне показалось, с какой-то надеждой смотрел на меня, и я отлично понимал его. Он, как генеральный директор проекта “Октагон”, несёт колоссальный груз ответственности, впрочем, как и я, и каждая, даже небольшая наша ошибка может стоить корпорации огромных денег. Мы к этому привыкли, это часть нашей профессии. И тут выясняется, что от него не так много зависит, а его должность директора превращается в формальность. Есть от чего расстроиться.

– Понимаю твоё беспокойство, Йен. Ты выяснил кто это?

– Нет, – уже спокойнее ответил он, – даже служба безопасности мной заинтересовалась, так высоко я забрался в своих поисках. Но главное, что меня беспокоит во всей этой истории, это то, что по какой-то причине всё делается скрытно, незаметно, очень быстро и без последствий для нас. Я не могу этого объяснить, но, честно говоря, меня это немного пугает.

– Йен, теперь и я разделяю твои опасения. Что планируешь делать?

– Я хочу провести небольшое частное расследование, но мне нужна твоя поддержка.

– Да, Йен, конечно, можешь на меня рассчитывать. Я помогу, чем смогу.

– Что же, рад это слышать. Но пока можешь забыть об этом разговоре, твоя помощь потребуется позже, – Йен осмотрелся по сторонам и добавил: – Тогда расходимся. Я пойду, а ты немного подожди и тоже спускайся, не нравятся мне эти тучи, как бы не было ливня, синоптики прогнозировали осадки только через час, но как-то слишком близко подошла облачность.

– Хорошо. Пойду заодно взгляну на внешнюю часть системы кондиционирования, раз уж поднялся.

Йен ушёл, и едва я поднялся по ступенькам наверх, как начался дождь. Редкие крупные капли глухими ударами застучали по железным конструкциям. Я сразу решил вернуться внутрь здания, повернулся к лестнице, чтобы спуститься и…

Всё, больше я ничего не помню, разве что какое-то чувство перехватывающего дыхание страха.

Это воспоминание отняло последние силы, и я даже не мог не то что пошевелить рукой, но даже приоткрыть потяжелевшие веки. Воспоминания, страхи, переживания уже не беспокоили меня, и я вновь заснул.

Новый день обошёлся без сдачи анализов, но был насыщен тестами и разными методиками стимуляции работы моего мозга. Психолог и невролог будто соревновались и, наблюдая их рвение, я с каждым часом укреплялся в уверенности, что вскоре смогу полностью восстановить свою память.

Вечер, согласно составленному для меня плану лечения, был выделен для встречи с женой. Мы мило сидели в зимнем саду, пили чай с моим любимым грушевым вареньем, болтали на разные темы и обсуждали план, возможно, скорого отпуска. Я с удивлением отмечал всплывающие в памяти факты, и чем больше мы говорили, тем яснее ощущал, что лечение работает, и я скоро смогу вполне уверенно покинуть клинику и вернуться к работе. Всё это настроило меня на ощущение счастья, с которым я не хотел расставаться, но Настя ушла, а ей на смену пришёл мой доктор.

– Как чувствуешь себя, Олег? Отчёты коллег меня радуют: хорошая положительная динамика и хороший прогноз.

– Ладно, док, к чему все эти слова? Сергей, скажи лучше, что со мной произошло? Что вообще происходит?

– Я не знаю, что с тобой произошло. У меня есть только короткое сообщение от службы безопасности, удивлён, что они вообще мне что-то рассказали, с их-то манией всё засекречивать. Это они доставили тебя в больницу. А ещё есть анализы и тесты, вот на основе этого я и лечу тебя. И должен заметить, довольно успешно. На сегодня с тебя хватит переживаний, рекомендую не засиживаться, завтра не менее насыщенный день. Я связался с Институтом мозга человека в России они прислали новую перспективную методику лечения амнезии и, если ты не против, опробуем её на тебе.

– Чем мне это грозит? – спросил я настороженно.

– Мы будем точно знать, где в твоём мозге произошел сбой и сможем более избирательно его простимулировать. Ну и появишься в статье в одном из медицинских журналов под именем пациента Б.

На этом мы попрощались. Я ещё немного посидел, пытаясь хоть немного рассортировать казавшиеся новыми воспоминания и отправился в палату, где и уснул с нетерпеливым ожиданием завтрашнего дня.

Я проснулся довольно рано. С удовольствием принял душ и побрился. Эти нехитрые процедуры вернули меня в настоящее не менее качественно, чем усилия докторов. Мне казалось, что воспоминания быстро возвращаются, и я вспомнил, пусть и не всё, но уже близок к этому. Однако, я так же понимал, что не всё так просто и, возможно, есть нечто, что мне ещё предстоит узнать.

После завтрака началось обещанное Сергеем лечение. Ничего нового я не отметил: тот же звукоизолированный кабинет без окон, то же мягкое и удобное кресло, и те же электроды для энцефалограммы, Единственное отличие – экран с мелькающими картинками и надписями, перед которым я, по настоянию доктора, сидел расслабленный и спокойно созерцал их мелькание. Это заняло не более часа, но я всё равно немного устал. Голова слегка гудела, и это сразу отметил Сергей.

– Как себя чувствуешь? Вижу, уже не так весел, как утром. Но ничего, ещё немного осталось, – сказал он, – наберись сил, начинается самое интересное.

Заметив моё удивление, пожимая плечами, он ответил:

– А ты что хотел? Это была только калибровка и тестирование. Отправим данные учёным в Институт мозга, они их расшифруют и после обеда проведём второй сеанс, уже по стимуляции.

Я громко вздохнул и прикрыл глаза.

– И не вздыхай так, пожалуйста. Недостаток времени вынуждает нас немного форсировать проведение процедур, но отзыв на лечение хороший. Естественно, ты быстро устал, но тут и здоровая голова кругом пойдёт. Сейчас у тебя три часа на отдых, пока делают анализ данных, рекомендую обед и хороший сон. Я пообедать уже не успеваю. Увидимся на втором сеансе, – сказал он, похлопал меня по плечу и быстро вышел, оставив меня на попечение невролога.

Обед в палате с видом на зимний сад и последующий непродолжительный сон сделали своё: я словно заново родился и полный сил, уже с нетерпением, ждал результатов утреннего теста и продолжения лечения.

В том же самом кабинете, где проводилась первая процедура, я удобно устроился в кресле. С минуты на минуту ждали прихода моего лечащего врача, Сергея Ариса. Я немного нервничал, но считал это хорошим знаком, поэтому старался расслабиться и максимально успокоиться.

Вскоре доктор вошёл в кабинет и энергичным голосом сказал:

– Предварительные результаты расшифровки первого сеанса показали несколько областей памяти которые пока заблокированы. Большая часть не относится к профессиональной сфере и её мы трогать не будем, дабы избежать излишнего вмешательства. А вот то, что связано с работой мы и хотим простимулировать.

Я полулежал в кресле, немного нервничал и, несмотря на спокойный голос доктора и убедительность его доводов, никак не мог успокоиться.