Канцер – не приговор. Победа над смертельной болезнью

– Учись, но что делаешь самостоятельно?

– Аппендектомию, грыжесечение, а также кое-что из гнойной хирургии.

– Понятно, иди на собеседование к заведующему отделением.

Через час собеседования Константин Емельянович, так звали ведущего хирурга, вынес вердикт: Завтра пойдешь со мной на операцию, а там посмотрим.

– А что оперируем? – нагло поинтересовался я.

– Завтра и увидишь.

Утро началось с «экстренки». «Экстренка» – это операции по экстренным показаниям. С района привезли два острых аппендицита трехдневной давности, ущемленную грыжу и флегмону стопы. Меня поставили ассистировать на остром аппендиците, который оказался гангренозным, осложненным перитонитом. Затем еще на одном, потом была грыжа, и на «закуску» – флегмона стопы. На следующий день мне разрешили оперировать с ассистентом из местных хирургов, через две недели я оперировал вдвоем с операционной сестрой. Уже через три месяца меня ввели в график дежурств по больнице. Домой я не приходил, а приползал. Но это была такая практика…

Но при этом, онкологии практически не было. Были запущенные аппендициты, прободные язвы желудка, непроходимости кишечника. Я не мог понять, в чем дело. Оказалось, все очень просто. Онкологические больные выявлялись на амбулаторном этапе и тут же отправлялись в область.

Рассказывать о моем становлении в медицине – не тема этого повествования. Поэтому дальнейшее повествование вкратце. Закончив интернатуру по хирургии, я неожиданно для себя стал морским офицером. 1972 год, нехватка кадров, и не только в медицине. Министр обороны маршал Гречко просто решил эту проблему. Нас, офицеров запаса, призвали на два-три года. Так я попал в морскую авиацию, через два года, поверив перспективным обещаниям, остался в кадрах. Возглавил базовый лазарет в Быховском авиационном гарнизоне. Обещанным перспективам поступить на командный факультет помешала пресловутая «пятая графа». А через 8 лет я сумел прорваться в маленький военно-морской госпиталь в г. Палдиски, предварительно окончив очередные академические курсы по абдоминальной хирургии. И опять онкология обходила меня стороной. В основном, ургентная хирургия. В 1982 году окончил академические курсы по урологии. И тут поступило предложение отправиться в дальний поход в составе военной гидрографической экспедиции. И не куда-нибудь, а в Мозамбик. Начальник госпиталя ехидно заметил, что туда, заграницу, меня, как и на факультет, не пропустят. Каково же было удивление, когда всех, и меня в том числе, пропустили. Об этих моих африканских приключениях мною было написано много рассказов. Африканская эпопея заняла полтора года. В результате я был назначен командиром Корабельной группы специализированной медицинской помощи. И началась пятнадцатилетняя боевая морская служба. В общей сложности я провел 9 лет чистого времени в походах. За спиной остались десятки операций в сложных штормовых условиях. Ангола с ночными обстрелами, борьбой с малярией и тропической лихорадкой. Без меня, там, на родной Земле, росли мои дети, две любимые дочери. Моя жена, вышедшая замуж за студента медика, совершенно неожиданно превратилась в жену профессионального моряка. Судьба была ко мне благосклонна, за все эти походы я не привез домой ни одного «двухсотого». Так на военном диалекте называют покойников.

В 1997 году президент ЮАР Нельсон Мандела пригласил Российских моряков участвовать в морском параде, посвященном 75-летию Флота страны. Честь представлять нашу страну выпала флагману Балтийского Флота эсминцу «Настойчивый». Это был уникальный поход, тем более что военные моряки России не были в этой стране 100 лет. И тут раздался первый удар по моей онкологической независимости. Вместе с нами в этом походе присутствовал академический духовой оркестр, в составе которого был воспитанник, семнадцатилетний юноша. Где-то во второй половине похода у него развился острый гнойный правосторонний паранефрит. Чтобы читателю было понятно – это заболевание сопровождается воспалением околопочечной клетчатки. В составе моей группы был врач-стоматолог, он же подготовленный анестезиолог. Мы уже к этому времени прооперировали гангренозный аппендицит, осложненный перитонитом. Пациент поправился, и мы уже мечтали, что наконец-то сможем со всеми вместе посещать прелести страны. Но не тут-то было. Операция прошла спокойно, но рана никак не хотела заживать, и по возвращении в Балтийск я узнал, что у нашего пациента развилась саркома этой области. Что явилось толчком, можно только предполагать. Я думаю, что причиной была резкая смена климата, и юный организм так среагировал. За несколько дней перед заходом в родную гавань ко мне обратился один из старших офицеров с жалобой на появление в правой надключичной области опухолевидного образования. После осмотра я с ужасом для себя понял, что это «Вирховский» метастаз, который сообщает, что рак, поселившийся в организме, захватил его полностью. К сожалению, я оказался прав, и через четыре месяца мы похоронили нашего боевого товарища.

Срочная медицинская помощь в дальнем походе.

Часть вторая. У меня тоже?

У меня тоже – рак!? Эта мысль раскаленной стрелой вонзилась в мою голову, ядовитой змеей проползла по извилинам и, забравшись в душу, угнездилась там на долгие месяцы, не давая покоя ни днем, ни ночью. А все началось с простого анализа на онкомаркер, который сделал так, на всякий случай.

Нет, все было не так. Я срочно вылетел в Израиль, где у меня на последней ступени жизни, от «рассеянного склероза», медленно умирала сестренка. Она была младше на семь лет. Этот страшный диагноз ей выставили в Могилеве и, пытаясь лечить, довели до крайней степени истощения. В конце концов, на пороге отчаяния, ее муж вывез Розочку, так звали мою сестренку, на ПМЖ на «Землю обетованную», где местные светила сказали: Уже поздно, где вы были раньше? Так всегда говорят и у нас тоже, когда не знают, что сказать, или не знают, чем лечить и что делать, дабы родственники отстали. Розочка, прикованная к инвалидной коляске, выглядела глубоко истощенной старушкой. Я перенес эмоциональный шок и вечером просто напился. На следующий день, проснувшись после тяжелого сна, я не смог сходить в туалет. Моча выделялась с трудом и мелкими каплями. Выпив четыре таблетки но-шпы, я почувствовал облегчение, и проблема на время отступила. Через два дня у себя паху я нащупал увеличенные до размера крупной фасоли каменистой плотности лимфоузлы. Моя родственница, работающая врачом-лаборантом в одной израильской клинике, по моей просьбе сделала анализ на ПСА: Простата Специфический Антиген. И он показал: 40 единиц, при норме 4.

Вот тогда мысль о раке впервые посетила мою голову. Я, чтобы не расстраивать своих детей, у которых остановился, никому ничего не сказал. И племянницу предупредил о молчании. Уважаемый читатель, я не ставлю перед собой задачу рассказывать об этой удивительной стране, о жизнестойкости ее народа и, хотя имею такие же национальные корни, никогда не оставлю мою Родину – Россию. А дети, они взрослые, и это их выбор.

Итак, в подавленном настроении я вернулся в Россию, домой. Поделился своей бедой с женой, мы всю ночь не спали и решали, что делать дальше, а к утру было принято решение: необходимо точно установить диагноз, а для этого нужно было провести биопсию предполагаемой опухоли. Первая биопсия была не совсем профессиональной, так как во взятом материале раковые клетки не были обнаружены. Тогда я взял «стекла» гистологического исследования и отвез их в лабораторию областного онкодиспансера. К сожалению, там тоже ничего не нашли. И я успокоился…

В 2000 году от инсульта скоропостижно умирает моя жена, с которой мы прожили 32 года, родили двух дочерей, подняли их на ноги, и вдруг такое несчастье. Я впал в глухую депрессию. Дети живут заграницей, чувство одиночества грызло мою душу. Не хотелось жить, совсем перестал спать. Спасали моря, где после увольнения в запас я работал на танкере судовым врачом, а когда возвращался и видел пустые черные окна своей квартиры, тоска с новой силой набрасывалась на меня. В 2003 году, не выдержав одиночества, я опять женился гражданским браком. Моя жена работала вместе со мной в поликлинике врачом-стоматологом. И стала на долгие годы моей надеждой и опорой. И тут мы вспомнили про знахарку Бабу Алю, так ее звали в округе. Я хорошо знал ее маму Бабу Шуру, которая гадала на воде и ставила диагнозы, которые мог знать только человек с хорошим медицинским образованием. Может быть, так оно и было, но тайну этой великой целительницы мы так и не узнаем. Баба Аля – Алевтина Александровна, к которой привезли меня коллеги после смерти моей первой супруги, что-то пошептала над головой, «заговорила» воду и рассказала, как ее пить. Одурманенный, я сел в машину и через минуту уснул. Приехав домой, проспал сутки, и после этого сон восстановился. И теперь я опять вспомнил о целительнице. Она долго что-то шептала над стаканом воды, затем глянула мне в глаза и сказала:

– Я вижу твою болезнь, но ничего говорить о диагнозе не буду. Вот тебе водочный настой гриба «Веселка», пей его по схеме. Если станет хуже, видимо придется оперировать, но ты выздоровеешь и жить будешь долго. На том мы и расстались.

Прошел страх неизбежного. Наступило какое-то запредельное торможение, даже какая-то эйфория. Вроде бы, несмотря на такие высокие показатели ПСА, у меня ничего нет. Да еще в лаборатории сказали, что ПСА – это не показатель, и на конференции в Москве, откуда они только что вернулись, им об этом рассказывали. И это мнимое благополучие длилось год. А процесс болезни не собирался ждать. Меня начали мучить тянущие боли внизу живота. Паховые лимфоузлы увеличились. И тут пришло, хотя и довольно поздно, прозрение, хватит дурку валять, необходимо принимать решение. Я узнал, что в главном госпитале в Калининграде в урологическом отделении есть врач, которая производит биопсию предстательной железы специальным аппаратом.