Под своим звездопадом. Стихи

ледяных сталактитов фигуры,
и искрящихся капель блеск.

Бьет фонтаном ручей бесшабашный,
вырвав струи из самой земли,
он бежит надо льдом бесстрашный,
и замрет ненадолго вдали…

Город

Зимний вечер огарком расплющился,
догорел фитилек до конца,
долгий день в подсознании разрушился
по небесной задумке Творца.

Я стою у окна в неподвижности,
засмотревшись на уличный зуд
наш район не замечен в престижности,
и окрестности, вроде, не врут.

Смог над нашим проспектом колышется,
разгулялся в колоннах машин,
хорошо, что хоть  звуки не слышатся
от шуршанья шипованных шин.

И куда же людей – то шарахает,
в столь почтенный, вечерний час
мегаполис трещит и ахает,
от наплыва постылых гримас.

Мне не хочется жить в этой странности,
растеряв даже веру в богов,
в этом мире расчета и жадности
среди тысяч слепых дураков…

Хляби

Расползлись суматошные хляби,
разломав весь настрой на куски
мне б понять, что случилось хотя бы,
да лекарство принять от тоски.

Растянулось пространство в изгибах,
и во тьме бродит свечки свет,
куча мыслей в мозгу сварливых,
то – ли голый я – то – ли нет.

Может, в сером мирке затаиться,
или сходу влететь в поворот,
слышу мрак за спиной глумится,
веселя подневольный народ.

Ведь тоска – это пришлое дело,
глянешь в душу – кругом воронье,
вот и сердце опять заболело,
всюду пьяный пиар и вранье.

Убежать от себя нету мочи,
словно путы сошлись на ногах,
как же каверзны зимние ночи,
одиночество, хляби и страх…

Разлука

Уже пространство след твой замело,
и, как ни странно, мир не обвалился,
меня несчастье в память привело,
и криз в мозгах, уж точно, не случился.

Ведь нас с тобой не баловал амур,
душевных струн не тронула разлука,
твой тонкий и изысканный гламур
со мной делил отчаянье и скуку.

Я в домик свой заснеженный зайду,
раздвину занавески у окошка,
порядок между делом наведу,
весь мусор за тобой сгребу немножко.

Помаду, пузырьки и прочий хлам,
я выброшу без жалости в помойку
и силы все до капельки отдам,
чтоб эту кутерьму осилить стойко.

А утром все следы былых обид
снежок припорошит, улыбку пряча
быть может, Бог за все меня простит,
и в жизни, наконец, сверкнет удача.

Года, умерив ход…

Зима – плутовка вновь набедокурила,
крутнулась вьюгой, чтобы поиграть,
идет со мной жена, гляжу, зажмурилась,
пытаясь снежный вал не замечать.

Душа её в моей душе покоится,
и нам не страшно стынуть на ветру
куда ни глянь – застыла гололедица,
покрыв дорогу рано поутру.