Статуэтка. Сокровища чжурчжэней

– А сегодня во сне ты со мной разговаривала?

– Ночью или днем? – почему-то уточняет.

– Днем.

– Да, – оправдывается: – Если не понравился сон, можно стереть.

– Не надо ничего стирать! – резко возражаю.

– Почему? – Аня не ожидает такой реакции.

– Потому что, – бормочу. Не хочу признаваться, что сон глубоко запал в душу. Особенно радостное, нежное состояние запомнилось. Девушка интуитивно понимает, что закрываюсь, переводит разговор на другую тему.

– Автомобиль показывать или нет? – улыбается.

– А я что, автомобилей не видел? – огрызаюсь.

– Ты не понял. Мы можем передвигаться без автомобилей и самолетов.

– Ага, пешком, – язвлю, почему-то злюсь.

– Деда, покажи, – просит Шамана.

– Исэми-дэ, эдзт хуэнэ, йэвэ-дэ исэи (Только не удивляйся, чтобы ты ни увидел).

– Чего это? Я что, испугаюсь? – спрашиваю, выслушав перевод.

– То, что увидишь, может изменить представление о мироустройстве, – серьезно отвечает таежница. – Может, не надо?

– За меня боишься? За себя бойся! – огрызаюсь. – Ничем вы не удивите!

Шаман смотрит внимательно, вздыхает и… исчезает.

– Ё…. – выдыхаю. Моргаю. Трясу головой. Шамана нет. Заглядываю под стул, на котором тот только что сидел. Девушка смеётся сначала тихонько, а когда видит мое изумленное лицо, громче. Поворачиваюсь к ней, трясу, спрашивая: «Как? Как он сделал? В чем фокус?». А она ещё пуще хохочет.

– Вы это называете волшебством, магией, – говорит Аня, и старик машет мне с крыльца, уходит в дом. – А мы называем практиками. Тренируемся годами.

– А. Э. У, – едва могу вымолвить. – Вы что – сверхлюди?

– Нет, – перестаёт смеяться.

Понимает, что нахожусь в ситуации полного паралича от осознания новой реальности.

– Ты не бойся. Ты тоже так можешь. Если откажешься от мирской жизни и уйдёшь жить в лес или в горы, как монахи. Тайга дает другое понимание жизни и своих способностей. Если прислушиваться к ней, разговаривать с ней, то поможет. Понимаешь меня?

– Понимаю, – выдыхаю. Не сажусь, а почти падаю на свое место у костра. Обхватываю голову руками, закрываю глаза. Все, что знаю, умею, горжусь, – не имеет значения здесь, в лесу, вдалеке от цивилизации. Чувствую себя маленьким и беззащитным, что хочу заплакать.

– Ты прости нас, родной, – шепчут губы рядом. – Не хотим обидеть или напугать силой своей и способностями. Могли соврать, да не хотим. Потом вдвойне больнее будет.

– Почему? – удивляюсь.

– Побоялись, что испугаешься, и ниточка событий прервется.

– Какая ниточка?

– Не обидишься, если правду скажу?

– А это важно для тебя?

– Да. Очень важно. Если обиду затаишь, то плохо будет всем: и тебе, и мне, и деткам нашим…

– Деткам? – переспрашиваю.

– Ой, – Аня осекается: – Не ругайся, пожалуйста. Просто я – Шаманка. Дед – Шаман. Родители – шаманы. Это наш дар и проклятие. Наше предназначение. Приходится жить не так, как все, и не там, где все. Понимать природу, помогать людям, сдерживать баланс сил в мире.

– Ага, борьба между Добром и Злом, – бурчу, сбитый с толку.

– Так ты знаешь?! – радуется.

– Что знаю? Кто ты и твой дед? Где я? Что со мной? Это сон или глюк? Может, с ума сошел? Может, белая горячка? Совсем запутался.

– Бедненький, – жалеет таёжница, гладит по голове. Почему-то это бесит.

– Не надо меня жалеть! – рявкаю, подскакиваю.

Аня, как послушная школьница, покорно опускает руки на коленки. С немой мольбой смотрит мне в лицо. Костер прогорел, угли костра отбрасывают необычные тени. Стоит глубокая ночь. Во дворе у костра я и девушка-загадка.

– Прости меня, родной, прости, – шепчет таежница и падает передо мной на колени, обхватывает, прижимается к моим ногам лицом: – Виновата я перед тобой! Виновата!

– Ань, ты чего? – удивляюсь и поднимаю её с земли.

– Помнишь, год назад нашу первую встречу? – тихо всхлипывает.

– Какую встречу? – изумляюсь. – Мы ведь раньше не ви…

* * *

В голове вспыхивает картинка. Торговая точка возле села Анучино, у тигриного водопада. Десяток людей, торгующих дарами тайги и огородной продукцией.

В тот день еду во Владивосток, в очередную бизнес-командировку. Останавливаюсь купить настойку из калины.

Прохаживаюсь вдоль рядов, ищу знакомую этикетку.

– Возьмите грибочков, медку, – предлагают продавщицы. Калины нигде нет.

– А ну пошла отсюда, голытьба, – слышу чей-то окрик, поворачиваюсь на звук. Здоровенный мужик машет кулаком мальчонке в оборванной одежде.

– Шляются тут, клиентов распугивают, – зычно говорит мужик, оглядываясь на женщин, как бы ища оправдания своим действиям.