Воспоминания о Верувине. Полное собрание
Нори почувствовал, как нечто сжимает его душу безжалостной хваткой. По щекам у него покатились слёзы, количество трупов вокруг только росло, а солдаты даже не могли понять, куда им стрелять, сколько врагов убито, сколько мельниц сломано и когда следующий залп осадных орудий Ренамира. Зловонный дым накрыл Тагервинд и теперь мешал не только видеть, но и дышать. Сотник Белиад, уже без шлема и с помятым, обугленным наплечником на левой руке, продолжал командовать лучниками и второй баллистой. Руарт спрятался в барбакане, а лорд Гилмор неподвижно лежал там же под досками обвалившейся крыши. Нори посмотрел на окружающий хаос и почувствовал, как что-то тёплое и влажное коснулось его руки. Он опустил глаза и увидел лучника, у которого была раздроблена вся нижняя половина тела, а изо рта бежал тонкий бордовый ручей, который между камней северной стены добрался до пальцев невинного сына гончара. С ужасом и отвращением Нори отпрыгнул назад и посмотрел на свою руку, измазанную в крови. Белиад заметил его, ползающего рядом по стене, и крикнул:
– Нори, ко второй баллисте, живо! Зажигай снаряды!
Нори не сразу осознал приказ, судорожно покивал, поднялся и побежал к баллисте, но ему было не суждено до неё добраться: очередной снаряд требушета упал прямо перед ним, придавив двух стрелков, развалился на части и оттолкнул в сторону одного из лучников, который наткнулся на Нори, испугался и с размаху ударил его по лицу. Возможно, он был таким же новобранцем и, взяв в руки оружие, понятия не имел, что его ждёт, или просто сошёл с ума, глядя на окружившее его побоище – о причинах удара Нори не мог знать, но эта внезапная атака швырнула его в сторону, где уже отсутствовали каменные зубцы и ограждения. Заскользив по камням и расплёскивая кровавую слюну, Нори полетел вниз и после двух секунд ужаса и свободного падения свалился в бурное течение Тага.
Когда побитый и мокрый Нори в следующий раз открыл глаза, был уже вечер. Он лежал на берегу реки недалеко от стены, дым немного рассеялся, но заполонил небо и снизу его освещало пламя, в котором горел Тагервинд. Нори прокашлялся, выплюнул грязную воду и перевернулся на живот. По виску у него стекала кровь, голова нестерпимо болела, а всё вокруг было усеяно оружием и мертвецами. Экиат всё ещё трепал одежды убитых, срывал знамёна и переворачивал лёгкие предметы. Между тел шагали лекари и мародёры, раненых забирали в шатры лагеря Ренамира, а мёртвых обыскивали. Мародёры складывали уцелевшее снаряжение в одни телеги, а трупы – в другие. Если же им попадалось что-то ценное, то это вызывало у них искренний восторг и радостные возгласы. Нори снова обернулся на Тагервинд и заметил, что стены частично разрушены и пустуют, цепи откидного моста обрублены и болтаются на ветру, а сам мост перекинут через Таг. Верхнее помещение барбакана было похоже на груду камня и сломанных досок, ворота открыты, будто приглашая в город новых владельцев, а единственный оставшийся на стене красно-чёрный клетчатый флаг с золотым грифоном по центру – изорван и обожжён. Город не выстоял.
Нори почувствовал такое жуткое опустошение и такую сильную боль, что ему захотелось убить самого себя прямо в эту секунду. Всё погибло, и гораздо проще было бы просто умереть, присоединившись на том свете к другим защитникам крепости. Нори пополз по земле, скрываясь за холмиком от мародёров, подобрал чей-то короткий меч, сел на колени и хотел вонзить его себе в живот, но вдруг остановился и замер с поднятым клинком. «Не этого хотел бы мой отец» – подумал Нори. – «Не таким мужем гордилась бы Мирта. Да и почему мужем? Я лишь раз поцеловал её, а смерть навсегда лишит меня шанса дожить до второго раза. И не таким другом, наверное, гордился бы Стафорт. Не такого напарника во мне видел Сабир». Нори опустил меч на землю и задумался. Его жизнь уже один раз перевернулась с ног на голову, и сейчас он увидел шанс поставить её обратно на ноги, пусть даже эти ноги будут в другой обуви.
Нори выглянул из-за холмика и увидел, что один из мародёров приближается к нему. Он сполз обратно, осмотрелся и заметил, что рядом с ним лежит труп солдата Ренамира с пробитой головой. На нём были кольчуга, крашенные в синий цвет пластинчатые наплечники и пробитый шлем с оторванным забралом. Нори вздохнул, помедлил секунду, рванулся к нему и стал стаскивать с него броню.
Когда мародёр был уже в десяти шагах от этого места, Нори вдруг со стоном выполз из-за холма в снаряжении ренского солдата, а Таг за его спиной уносил красно-чёрный потрёпанный сюрко.
– Живой! – вскрикнул мародёр и подбежал к Нори. – Вставай, брат!
Он подхватил Нори под плечо и повёл его куда-то вперёд. Нори бессильно плёлся с поддержкой незнакомца и не мог сказать ни слова от той бури эмоций, что переполняла его в этот момент. Он отказался ехать с Миртой и бежать со Стафортом, не желая быть предателем, но согласился на предательство ради того, чтобы выжить. «Хотя можно ли предать то, что было уничтожено?» – мысленно спросил себя Нори и обернулся через плечо на горящий город. Где-то там лежали все, кого он знал, и где-то там смотрел на небо так и не закопанный отец.
– Тагервиндцы бились, как звери, а? – спросил мародёр, с нездоровой ухмылкой оглядывая мертвецов. – А казалось: что должно было остаться от них после дымки и баллист?
– Да… – тихо согласился с ним Нори, перешагивая через убитых людей. – Хотя я почти ничего не помню. Ударился… и…
– Ух, не напрягайся, подлатают, а потом расскажешь! – прервал его мародёр и подвёл к телеге, где в разных позах расположились ещё несколько человек.
С его поддержкой Нори поднялся, сел рядом с ранеными и осмотрелся ещё раз: бывшие соседи, а возможно, друзья детства, заказчики посуды из мастерской отца, союзники или незнакомые лица из авангарда в латах теперь лежали одинаково мёртвые, безымянные – просто разлагающаяся плоть, на которую пока ещё были надеты доспехи. По левой щеке Нори скользнула очередная слеза, но он тут же утёр её чужой кожаной перчаткой, которую надел несколько минут назад.
Из ворот Тагервинда вышли несколько солдат с синими лентами на шлемах и вытолкнули на мост крепкого мужчину с короткими седыми волосами, побитого, грязного, оставленного в одних лишь штанах. Нори пригляделся и понял, что это лорд Гилмор. В меньшей степени «лорд», чем прежде, но определённо всё ещё Гилмор, потому как один из сопроводителей громко обратился к нему по имени. Нори хотел посмотреть, что с ним сделают, но телега тронулась в сторону лагеря.
Нори обернулся и посмотрел на шатры, откуда доносился шум праздника: хохот, звон, радостные возгласы и визг женщин. Один из раненых, что сидели рядом с ним, наклонился через борт телеги и сплюнул на чей-то труп.
– Гнить вам во тьме, Гилморские прихвостни… – прорычал он, обнажив окровавленные зубы.
Нори отвернулся и пытался продумать план дальнейших действий: восстановиться и сбежать? Восстановиться и остаться? А может, сбежать прямо сейчас?
– Эй! – крикнул кто-то сзади и слегка толкнул его в спину. – Ты из какого полка?
Нори задумался, почесал голову и заметно занервничал.
– Я… – он запинался, пытаясь придумать легенду, и случайно коснулся пальцами своего окровавленного виска, на котором была большая ссадина до уха. – Я не помню. Д-дрался с одним из Тагервиндцев, он загнал меня на стену, а потом мы оба упали в реку.
– В Таг?! – изумился его собеседник. – И как ты выжил-то? Серрен, вон, тоже в Таг упал, так ему об дно все ноги размолотило!
– Ага… – промычал один из лежащих раненых. – Эта река безжалостна.
– Таг вынес меня на берег, а потом… – Нори жестом изобразил удар по голове, не касаясь раны. – Теперь я помню только как дрался. Но не помню имени, семьи, полка…
– Сочувствую, приятель, – грустно покивал раненый и остальные поддержали его кивками.
– А вы-то из какого полка? – спросил их Нори. – Может, вас послушаю и свой вспомню.
Первый из говоривших усмехнулся и стал рассказывать:
– Я в полку не был, меня назначили помогать инженерам на мельницах. И с первого же залпа их баллист прилетело по той, для которой я всю ночь сколачивал опоры! И ладно бы труд впустую, меня ещё и стрелой задело – доспехи в хлам, на боку куска мяса нет, но ничего, отделался легко… А мельница моя там! – закончил он и указал на горящую кучу обломков. – Ну, была.
Лежавший рядом мужчина, который «упал в Таг», заговорил следующим:
– Я был из третьего полка, нас отправили после авангарда зачищать город. Но Гилморские рыцари сначала держали ворота – да держали так, что там полегла половина моих друзей – а потом, когда мы пробились внутрь, хрен знает откуда вылетела тяжёлая кавалерия и растоптала нас! Я сцепился с одним из всадников, хотел сбросить его, а он протащил меня до моста и столкнул в Таг! Ногам моим конец, но выбраться смог, дополз до лекарей и… вот.
Нори внимательно слушал их, а на телеге приподнялся ещё один раненый, который поначалу сидел боком и смотрел куда-то вдаль.
– Говорят, кости на ногах можно срастить, – грозным, хрипловатым голосом сказал он. – А вот это…
Он повернулся к остальным и указал на пустую кровоточащую глазницу. Кожа вокруг неё была изуродована хаотическим узором из порезов и ссадин. От этого зрелища Нори невольно отвернулся и почувствовал рвотный рефлекс, но сдержался.
– Поначалу… – захрипел одноглазый, и телега вдруг покачнулась, проехав по кочке. – Поначалу я подумал, что и с одним глазом отлично справлюсь. Но у меня земля уходит из-под ног, движения все мимо… я пытаюсь схватить рукоять меча и промахиваюсь рукой! Дерверт, вон, всю жизнь с одним глазом, и я не видел, чтобы с ним такое происходило!
– Наверное, к этому привыкаешь, – подавляя рвотный рефлекс, сказал Нори.
– Наверное, – кивнул одноглазый и снова отвернулся.
Телега ехала шатко, скрипела колёсами и покачивалась, проезжая по холмистой дороге перед Тагервиндом. Нори сидел на краю и смотрел, как его родной город становится всё дальше. Возможно, он туда никогда не вернётся, и он знал это – знал и боялся. Нори не мог предвидеть, куда его теперь приведёт судьба, а привела она его в лазарет.
Через десять минут телега остановилась на краю лагеря у двух больших шатров, Нори беспокойно осмотрелся и вдруг заметил, что солдат с размолотыми ногами потерял сознание и лежал неподвижно. К телеге подошёл человек в белом фартуке, забрызганном кровью, и осмотрел прибывших раненых:
– У кого руки-ноги целы?
Нори заметил, как два человека с телеги подняли руки. Одноглазый, несмотря на целостность своих конечностей, фыркнул, перемахнул через борт телеги, неуклюже упал на землю, но тут же выпрямился, отряхнулся и, кашлянув, исчез среди шатров. Помешкав секунду, Нори всё же поднял руку.
– Помогите занести «тяжёлых» в шатёр! – крикнул мужчина в фартуке и зашёл в шатёр.
Один из поднявших руки спустился на землю и недовольно пробурчал:
– «Помогите» и «занесите» – не одно и то же, лентяй сраный…
Нори встал рядом с ним, и вскоре они неожиданно слаженно и дружно стали заносить раненых в шатёр, где лежали люди, потерявшие конечности, части лица или торса. В некоторых из них ещё торчали осколки деревянных конструкций или обломки стрел, а двое, кажется, уже скончались. По шатру перемещались три человека в фартуках, поочерёдно помогая каждому из раненых, и когда телега была полностью разгружена, один из лекарей остановился перед Нори.
– Симптомы? – спросил он парня.
– А… ч-что это? – запнулся сын гончара.
– Что болит, где горит? – бегло пояснил лекарь.
– Голова трещит и… – Нори замешкался, проглатывая неуверенность и готовясь в очередной раз высказать свою легенду. – Я не помню ничего, кроме нескольких часов.
Лекарь прищурился и скрестил руки на груди:
– Но слова ты помнишь.
– Какие?
– Всякие. Мы же говорим сейчас. Слова помнишь, а события – нет?
Нори пожал плечами и кивнул.
– Имя? – спросил лекарь, оглядывая его.
– Не помню, – с сомнением ответил Нори. – Ни имени, ни подразделения.
– Подразделение как раз очевидно, на тебе доспехи второго полка авангарда, – спокойно сказал лекарь, обводя рукой кольчужную броню, надетую на собеседника. – Только сапоги не наши, странно…
Нори тут же спохватился и заговорил:
– Это и не мои, их Таг унёс. Я в реку упал со стены!
Лекарь приподнял брови и обернулся на того самого Серрена с перемолотыми ногами, который неподвижно лежал на койке и стонал.
– В Таг упал, говоришь? – удивлённо переспросил он. – Со стены! И цел остался?
– Повезло, – снова пожал плечами Нори.
– Даже слишком… – не умаляя своей подозрительности, говорил лекарь. – Ладно, беспамятный наш, у меня нет времени допрашивать тебя и лекарств, чтобы лечить твою память. Оботрись, приведи себя в порядок и приходи, если окажется, что нужно наложить швы. А я пока помогу тем, кто в этом нуждается больше.
Он взял из таза влажный кусок ветоши и протянул его Нори. Парень обтёрся и, коснувшись ссадины на виске, почувствовал жгучую боль. Он навис над тазом с водой и увидел тёмно-красное пятно на мерцающем отражении своего лица, но это не выглядело как рана, не совместимая с жизнью. Нори вздохнул, положил испачканную тряпку рядом с тазом и вышел в лагерь.
Неподалёку был один из костров, у которого собрались шестеро солдат и жарили кроликов, обсуждая прошедшую битву. С другой стороны, у крайних шатров, сидел одноглазый мужчина из телеги с ранеными и смотрел на дымящийся Тагервинд. Он прокашлялся, запрокинул голову и присосался к бочонку с элем, обхватывая его двумя руками. Нори двинулся к костру, но вдруг к нему подскочил незнакомый солдат и торопливо заговорил:
– Друг, друг, постой, ты занят сейчас?
Нори беспокойно осмотрелся и заикаясь ответил:
– Н-нет, кажется… а что?
– Подмени меня на пять минут у клеток, прошу! Мне срочно надо отойти! – продолжал солдат.
– Но я даже не знаю, где клетки!
– Да вон там! – незнакомец указал за свою спину.
– У меня меча нет! – отказывался Нори, но солдат был непреклонен.
– Да тебе просто надо постоять пять минут для вида, я скоро вернусь!
Нори всем своим нутром чувствовал, насколько это сомнительное задание, но согласился, потому что страх вызвать подозрения был сильнее:
– Ладно, только давай быстро.
Солдат кивнул ему и тут же убежал куда-то за лагерь. Нори же прошёл между нескольких шатров и оказался у наскоро сколоченных клеток с пленниками. Среди них оказалось и одно знакомое лицо, которое испуганный сын гончара меньше всего хотел увидеть сейчас: лорд Гилмор. Вспоминая, как лорд подал ему руку на лестнице, Нори испугался, что бывший правитель Тагервинда его узнает.
Перед клетками шагал статный длинноволосый блондин в шлеме с золотыми узорами. Он носил тёмно-синий бархатный плащ, взгляд его был горделивым и полным силы. Медленными тяжёлыми шагами этот человек ходил из стороны в сторону перед Гилмором и размышлял о чём-то, а рядом с ним стояли двое солдат – судя по виду и выправке, личная стража.
– Делиться ты, значит, не хочешь… – с наигранной досадой заключил блондин и снял шлем, распустив прямые волосы до плеч.
– А ты бы захотел? – прорычал Гилмор и сплюнул кровавой слюной на землю сквозь прутья клетки.
– Ты прав, не захотел бы, – кивнул его собеседник. – Хорошо. Сами найдём. Но скажи честно, Гилмор, ты ведь не ждал, что мы используем против тебя саму природу?
Блондин ухмыльнулся, довольствуясь результатами своей затеи.
– А ты, Ренамир, скажи мне… – заговорил Гилмор, парируя его высокомерие. – Не ждал, что моя кавалерия позабивает твою пехоту, как гвозди?
«Ренамир!» – промелькнуло в мыслях у Нори, стоявшего неподалёку, будто в оцепенении. Он встал у одной из клеток и продолжил слушать. Ренамир широко улыбнулся и после секунды молчания сказал:
– Да, неплохо вышло… жаль моих ребят, – он помрачнел после этих слов и на мгновение опустил взгляд. – Но теперь ряды солдат Ренской Империи пополнят мужи, когда-то жившие под твоими знамёнами.
– Совет тебе этого так не оставит… Они не дадут тебе стать единственным монархом всей Верувины!
– Совет! – фыркнул Ренамир. – Пятерых его членов я уже сломал. Осталось всего пятнадцать, половина из которых – жалкие безземельные импотенты.
Гилмор откинулся к задним прутьям своей клетки, опустил на них затылок и заговорил спокойно, с каким-то неестественным холодом и будто даже тоской по былым временам:
– Отец твой не был таким самоуверенным и безрассудным. Может, характером ты в мать? Хотя и она не одобрила бы такой дерзости. Совет объединится, остановит тебя и разделит земли так, как было раньше. Полвека мы спокойно жили и поддерживали друг друга, прокладывали дороги, торговали угодьями, скрепляли дружбу многолетними соглашениями… А ты думаешь, что можешь просто собрать армию и разрушить прежний мир? Думаешь, всё так легко?
– Разумеется, нет, – медленно кивнул Ренамир и опустил взгляд. – Но объединение континента сделает нас сильнее, чем когда-либо. Я назначу правителей в каждом регионе, но буду выше любого из них, потому что инициатива объединения была моей. Сначала будет смута, споры, угрозы, сражения… но люди примут новый порядок. И заживут лучше, чем прежде.
Нори заслушался и совсем забыл, где находится. Пленник, сидевший в ближайшей клетке, вдруг просунул руку сквозь прутья, схватил его за рукав и прохрипел:
– Убей меня… прошу!
Нори отшатнулся, но хватка пленника была мертвецки твёрдой и не разжималась.
– Убей! – повторил незнакомец, и привлёк тем самым внимание Ренамира.
Отражая огни костров поверхностью своей полированной кирасы, Ренамир зашагал в сторону этой клетки, а Нори принялся бить пленника по руке и сбрасывать его хватку. Через пять секунд упорной борьбы он всё же вырвался и повалился назад от недостатка сил и равновесия. Нори хотел тут же подняться обратно, но перед ним вдруг возник силуэт Ренамира.
Проницательный взгляд уверенного правителя вынудил пленника съёжиться в противоположной части клетки. Ренамир молча смотрел на заключённого, а затем обернулся на Нори, лежащего на земле.
– Ты в доспехах авангарда, но ты слишком молод и слаб для первых полков. И ты встал караулить клетки без оружия, подменив зачем-то того, кого я сюда целенаправленно назначил… – Ренамир говорил медленно и задумчиво, затем вздохнул, развёл руки, и в голосе его появилось раздражение, грозящееся перейти в ярость. – Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?! Где этот соблазнитель-неудачник Пилос? И кто это такой!? – спрашивал он, указав на Нори.
– Милорд, я… – начал говорить Нори, поднялся и встал на колени.
– Быстрее! – поторопил его Ренамир и впился гневным взглядом.
– Пилос попросил подменить его на пару минут. Может, пошёл справить нужду…
– Ровно тогда, когда я пришёл поговорить с пленником? В такое совпадение трудно поверить! А ты кто и почему на тебе броня авангарда?! Отвечай!
С каждой секундой Ренамир становился всё строже и всё злее, он нависал над Нори, будто гремящая грозовая туча, готовая разразиться молниями во все стороны.
– Милорд, простите, н-но я… не помню, – оправдывался Нори, склонившись перед Ренамиром. – Я упал со стены во время осады и помню лишь часть боя. Больше ничего.
Ренамир нахмурился и замолчал, глядя на подозрительного солдата, упавшего перед ним на колени. Нори отвёл взгляд в сторону и заметил, что Гилмор, обхватив прутья клетки, тоже внимательно смотрел на него. Охрана Ренамира приблизилась и стояла рядом, с аналогичным подозрением глядя на Нори, а сам правитель Империи присел на корточки, поднял лицо Нори пальцами и осматривал его, будто изучая анатомию.
Нори дрожал, и всё его нутро сжималось. Он подумал, что жить ему, возможно, осталось недолго, и вскоре он встанет на одном эшафоте с лордом Гилмором, но по взгляду Ренамира было невозможно разобрать его намерений. Это явно был крайне опытный в ведении разговоров и политических интриг человек, хотя его чистая бледная кожа и острое молодое лицо создавали иллюзию малого возраста. Он взял руку Нори, осмотрел её и сказал:
– Мой отец всегда говорил: «хочешь узнать человека, юный Рен, взгляни на его руки, они всё тебе скажут». И знаешь, что я вижу на твоих руках?
Нори помотал головой и глаза его заслезились от страха, а император продолжал осматривать его и слегка улыбнулся, будто видел в этом некую забаву.
– Я вижу… – продолжил Ренамир. – Что ты ремесленник, а не воин. Ты много работал, но кожа твоя не стёрта рукоятью меча или древком копья. Нет у тебя и стали в глазах, ты… ты не воин! – окончательно заключил он и поднял взгляд. – Хотя твои ссадины и запахи, которые от тебя исходят, говорят о том, что ты был в бою. Ты сражался или, по крайней мере, стоял рядом с теми, кто сражался, и потому провонял так же, как они. Эта мерзкая вонь войны… – Ренамир в очередной раз вздохнул, нахмурился и заговорил с неслыханной прежде суровостью. – Говори, кто ты и откуда. Тогда я пощажу тебя. Соврёшь ещё хоть слово про свою память или сморозишь какую-нибудь глупость – я отрежу тебе язык. Никто не врёт мне безнаказанно.
Нори закрыл глаза и зажмурился от страха. Он сидел на земле, впивался в неё пальцами от напряжения и не мог решить, что ему делать. Всё чаще в его голове мелькала мысль о том, что стоило умереть там, около реки. Сразиться с мародёрами и пасть от их рук вместо того, чтобы терпеть тот смертельный ужас, что сейчас наполнял всё его естество. Но выбор теперь был небольшой, и Нори решил рискнуть – воспользоваться предложением Ренамира.
– Я… – дрожащим голосом, слегка заикаясь и всхлипывая, заговорил он. – Я из Тагервинда. Защищал его на северной стене, был в ополчении. После залпа требушетов упал в Таг и… очнулся, когда город уже горел.
Ренамир слегка отстранился и внимательно его слушал с озадаченным взглядом. Нори продолжал:
– Вы правы, милорд, я… никакой не солдат. Я сын гончара. Просто горшечник с улицы, который пытался выжить. И форму эту я снял с павшего солдата, чтобы сойти за одного из них.
Ренамир приподнял брови и медленно выпрямился в полный рост. Один из его охранников вдруг злобно процедил сквозь зубы:
– Да как ты… – он схватился за рукоять меча в ножнах, но Ренамир остановил его жестом и хмыкнул.
– Сначала лживая маска, а теперь запредельная искренность и покорность дрессированной собаки, – удивлённо произнёс он и повернулся к Гилмору. – Видишь, что война с людьми делает? Парень цепляется за любую возможность выжить!
Ренамир смотрел на Нори сверху вниз: на его слёзы, дрожь и слабость. О чём он думал и что чувствовал – невозможно было понять, но после пары секунд молчания Ренамир стал задавать вопросы:
– Скажи, кому ты верен? За что ты сражался там, на стене? И почему так ценишь свою жизнь?
– Я просто хочу, чтобы было как раньше. Или… чтобы было хоть как-то, только не жить в страхе и отчаянии, милорд. Я сделаю всё, что скажете, и прошу лишь сохранить мне жизнь!
Нори поднял на него глаза и смотрел с надеждой, как животное, клянчащее кусок мяса у хозяина. Его пробирал стыд за то, насколько низко он пал, но других путей к выживанию ему не виделось. Сейчас несчастный сын гончара был готов отдать всё за возможность стать однажды достойным сыном своего отца, отвоевать честь всех павших в этой войне друзей, а затем найти Мирту и жить с ней счастливо до конца дней как воитель, прошедший через ад. И вот, ад уже начался, а до становления достойным было ещё очень далеко.
Ренамир молча смотрел на него, колеблясь между нескольких решений, и вскоре принял одно, по его мнению, являвшееся самым верным:
– Пусть жители искалеченного Тагервинда знают, что я могу быть не только расчётливым, честолюбивым и хладнокровным, но ещё и милосердным… Ты вступишь в ряды моей армии, в шестой пехотный полк. Как тебя зовут?
– Нори, милорд, – склонившись ещё ниже, ответил парень.
Личные стражи Ренамира переглянулись – они были в идентичном шоке от происходящего, а их правитель продолжал:
– Шестой пехотный, Нори, запомни. И раз ты говоришь, что сделаешь всё что угодно ради светлого будущего и своего благополучия… – Ренамир обернулся на клетку с пленником, который недавно схватил Нори за руку, кивнул на него и указал рукой. – Этот человек просил тебя убить его. Сделай это. От таких пленных одни проблемы, а всю пользу мой палач из него уже извлёк.
Ренамир вдруг вынул меч из ножен и покрутил его в руке. Нори невольно вздрогнул и отшатнулся, глядя на сверкающее лезвие на золотой гарде. Вокруг собрались несколько солдат и с интересом наблюдали за происходящим. Пленник метал взгляд между Ренамиром и Нори, пока не поднялся на ноги и не прильнул к задней стенке клетки. Он просил о смерти, но хотел ли он её на самом деле – о таких вещах всегда сложно судить. Будет ли это мгновенным облегчением и прекращением заточения души и тела? Или перед божественной свободой его ждут минуты ужасной агонии – настолько болезненной, разрывающей и уничтожающей человека изнутри, что начинаешь сожалеть о каждой новой секунде, которую остаёшься в живых? Нори задавался этими вопросами не меньше, чем пленник, которого ему было приказано убить. Казалось, один лишь Ренамир знал на всё ответы, и теперь, получив внимание уже двух дюжин оказавшихся неподалёку солдат, он занёс меч и срубил с клетки дряхлый замок. Дверь отворилась с тихим скрипом и лишила пленника маленького убежища, в котором никто не собирался отнять его жизнь.
