Воспоминания о Верувине. Полное собрание

Нори опустил треть лома в воду и почувствовал, как течение тянет инструмент в сторону. Белиад, стоявший недалеко позади, крикнул ему:

– Чего замер? Откалывай куски, ров сам себя не расширит!

Один из работников, приведённых сюда, вдруг обернулся и заговорил:

– Вообще-то, горные реки постоянно размывают почву и сами расширяют себя! Так появляются…

– Понырять хочешь, умник? – прервал его Белиад.

– Нет, командир!

– Ну так копай, чтоб тебя!

Нори увидел, что Сабир снял с себя кольчугу, шлем и рукавицы. Парень последовал примеру нового друга, крепко взялся за лом и принялся откалывать куски земли от края рва. С перерывами на завтрак и обед это длилось семь часов.

К середине дня Таг унёс на север огромное количество земли и заметно вырос в размерах. Нори устало сидел на его берегу с закрытыми глазами и уже не мог ни о чём думать. Ещё никогда в жизни он не чувствовал себя таким уставшим, как в этот момент, после дозора, а затем многочасовых работ. Его компаньоны и союзники в грядущей осаде уже расходились и возвращались по мосту в город, сотник Белиад пересчитывал людей и инструменты, а Сабир подошёл к Нори, сел рядом и опустил босые ноги с задранными штанами в реку.

– Да, парень, такова солдатская жизнь, – сказал он и в который раз похлопал напарника по плечу.

Уже едва не заснувший Нори, открыл глаза от этих слов и посмотрел на Сабира.

– Когда там… наша следующая смена? – бессильно промычал он.

– Ха, послезавтра ночью, малец! – Сабир смеялся и говорил так, будто в нём хватит сил расширить реку ещё в два раза.

Нори удивлённо смотрел на него, и в сравнении с этим крепким, бодрым мужчиной, осознавал свою слабость и недостаточную стойкость.

– Ты шёл бы в оружейную, снаряжение сдавать, – Сабир кивнул на меч в ножнах, лежащий на земле между ними.

Нори лишь бессильно покивал в ответ, взял оружие и поднялся. Шумный и тревожный город он пересёк, почти не глядя по сторонам, оружие и броню сдал так же бессильно и неосознанно – будто невесомый прошёл по каменному полу, а когда вышел за дверь казарм, вдруг почувствовал, что больше не испытывает к отцу той злобы, что была вчера. Нори даже захотел проведать его и рассказать о том, как, оказывается, тяжело служить в страже, и потому скорее отправился домой.

Отворив родную дверь, Нори сразу же слабым голосом заговорил:

– Отец, я… – и тут же прервался, потому что внутри никого не было.

Печь даже не мелькала тлеющими углями, лучины не были зажжены. «Сейчас день, он может быть в мастерской» – подумал Нори, про себя смеясь над одержимостью отца его работой. Он прошёл по улице и зашёл во вторую, не менее родную и знакомую дверь. Едва Нори пересёк порог мастерской, как тут же остолбенел.

Тело старшего Нори покачивалось на ветру в центре мастерской, повешенное на петле, привязанной к потолочным балкам.

– Отец! – вскрикнул Нори, подскочил к нему и принялся снимать, сдёргивать его вниз, но безуспешно.

Он схватил маленькую лопатку для глины, судорожно, неуклюже подставил рабочий стол к повешенному, встал на него и принялся рубить верёвку. Через несколько секунд окоченевшее тело старшего Нори рухнуло на пол, как мешок с дубовыми чурбанами.

– Отец! – дрожащим криком вопил Нори, разматывая петлю на вздувшейся сиреневой шее покойника.

Из последних сил он пытался привести родителя в чувства, не веря, что тот мог так внезапно его покинуть, но вскоре отчаялся, упал головой ему на грудь и просто зарыдал.

– Почему… – стонал Нори, сжимая в кулаках рубашку на мёртвом теле отца. – Неужели из-за меня? Из-за войны?

Нори вспомнил последние слова, сказанные отцу перед уходом в патруль, и от этого ему стало ещё больнее. Стыд, сожаление и горе наполнили его душу и сознание. Нори пробыл у тела отца около часа, и только потом, когда у него не осталось сил даже на скорбь, он поднялся и посмотрел в его стеклянные неподвижные глаза.

Нори вышел на задний двор, осмотрелся и приметил небольшое пустое место между мастерской и высокой стеной.

– Наверное, ты бы хотел остаться здесь… – тихим, слабым голосом сказал он сам себе и взял лопату у задней двери мастерской.

С каждым клочком вывернутой земли, с каждой пролитой слезой, Нори чувствовал всё большую тяжесть. Ему казалось, будто земля намеренно затвердела и не хотела принимать его отца, а руки всё ещё ужасно болели после расширения рва.

Сейчас, в условиях боевой готовности, никто не будет устраивать канонический похоронный ритуал, тем более для какого-то одинокого гончара. Обычно ближайшие члены семей сами выбирали места для захоронений, и выбор этих мест тоже был ограничен некоторыми законами, но, закопав отца за мастерской, Нори не нарушил бы ни один из них. Нужно было лишь закопать.

Сделав яму глубиной в полметра, Нори осел на землю, и единственным, что не давало ему упасть, был черенок лопаты, за который он держался обеими руками. Он повернул голову направо и посмотрел на тело отца у стены мастерской, которое ожидало погребения и уже начало издавать неприятный запах и привлекать мух. Нори закрыл глаза и начал истощённым шёпотом молиться, чтобы всё это оказалось плохим сном, и он снова, как раньше, спал девять часов, бездельничал или помогал отцу, гулял по вечерам со Стафортом и собирал цветы для Мирты. Какими бы усердными ни были его молитвы, реальность оставалась всё той же.

Солнце уже начинало понемногу садиться за горизонт, когда Нори всё же нашёл в себе силы выкопать яму и опустить туда тело отца. Он смотрел на него сверху, из мира живых, и больше не пускал слёз. Лицо Нори стало твёрдым и печальным, а в слегка прикрытых от сонливости глазах виднелась чёрная скорбь.

– Прости меня за всё, отец, – тихо сказал он, закрыл глаза и тяжело вздохнул. – Увидимся однажды.

Он вонзил лопату в кучу земли, чтобы закопать последнего своего родственника, но вдруг над городом разнёсся звон тревожного колокола. За ним последовал низкий гул рога. Долгий звук шёл будто с небес, но что он значил – Нори пока не знал. Он замер на секунду, отпустил лопату и прошёл через мастерскую на улицу. Со стороны дворца приближался всадник, который кричал во всё горло:

– Все в оружейную! Занять боевые посты! Всем занять боевые посты!

Нори смутился, помотал головой и закрыл за собой дверь мастерской. Он шёл по улице и видел столь же удивлённые, ничего не понимающие лица окружающих людей. Гонец на коне, уже почти сорвавший голос, увидел неспешность и непонимание людей – он остановился, выпученными глазами оглядел толпу и истошно заверещал:

– На нас напали, все к оружию, остолопы!

Толпа зашевелилась быстрее, Нори пробился к казармам, дождался своей очереди в оружейную и, войдя, увидел того самого стражника, выдававшего ему оружие и доспехи в первый раз.

– А, новенький! – обратился он. – Боевой пост?

– Что? – непонимающе переспросил Нори, окружённый гомоном.

– Боевой пост! – повторил стражник. – Что делаешь во время осады? Быстрее!

Нори помотал головой, замялся, но ответил:

– Э-э, котлы, северная стена, снаряды подавать, не знаю…

– Поддержка, понял! – крикнул оружейник, взял с вешалок два ремня, меч и геральдический сюрко, один из толстой стопки таких же.

Он выдал всё это Нори и сказал:

– Броня только лучникам, кавалерии и авангарду, прости. А теперь отойди в сторону, переодевайся там!

В нетерпении кто-то оттолкнул Нори в сторону и оставил его стоять с оружием и сюрко на руках. Люди кричали друг на друга, спорили, толкались, некоторые скептически оглядывались, не веря, что осада уже началась, а другие были настолько напуганы, что приставали ко всем с расспросами и стонали: «Гилмор сказал, что через неделю! Как же так?!». Нори накинул сюрко, затянул одежду ремнями и поправил ножны с мечом. Он медленно прошёл по коридору, протискиваясь через очередь в оружейную, и заглянул в кабинет командира Аргуса – там никого не было. «Наверное, теперь надо идти на северную стену» – с беспокойством подумал Нори, вышел из казарм и отправился туда.

Один из домов на центральной улице горел, но пожар был вызван внутри, а не горящими снарядами осадных орудий. Тагервинд паниковал. Всюду было какое-то движение, всюду чувствовались тревога, возмущение или медленно закипающий гнев по отношению к врагу. Нори ускорился, быстро дошёл до стены и поднялся ровно туда, где должно было быть его место. Здесь уже стоял строй лучников, замерших в ожидании приказа, а подразделение поддержки подносило бочки с новыми стрелами и готовило в барбакане жаровню под котлом с маслом.

– Нори! – послышалось вдруг где-то рядом.

Нори обернулся и увидел сотника Белиада, который тут же продолжил:

– Хорошо, что ты пришёл. Стой здесь и жди команды, скоро понадобишься!

Нори кивнул и посмотрел между тесно стоящими лучниками вперёд. Перед замком, почти в километре от стены, стояло войско из нескольких раздельно расположенных подразделений. Они не двигались и чего-то ждали. Со стены Тагервинда солдаты Ренамира казались маленькими чёрными силуэтами, как муравьи, и за горизонт, со стороны которого прибыли эти муравьи, уже садилось солнце, отчего с каждой минутой их было видно всё хуже.

– Да не так уж их и много! – сказал один из лучников на стене. – Пока до нас дойдут, перестреляем!

– И всё же Гилмор обещал их через неделю, – возмутился второй.

– Видать, быстро бегают! – подхватил третий, и все они посмеялись.

Нори воодушевило настроение этих стрелков. Он подумал, раз они не волнуются, то, наверное, у Тагервинда все шансы устоять. Чья-то тяжёлая рука вдруг схватила плечо Нори сзади, и он обернулся – это был Сабир, тоже одетый в свою обычную одежду, прикрытую сюрко.

– Не дали нам поспать, да, малец? – усмехнулся он.

Нори слегка улыбнулся и кивнул ему. Сотник Белиад в этот момент подбежал к ним и крикнул:

– Нори, Сабир, бегите к воротам! Авангард ещё снаряжается, нужно срочно закрепить балки, сделать подпорки!

– Понял! – крикнул Сабир, подтолкнул напарника, и вместе они побежали вниз.

Нори, чуть не спотыкаясь, бежал по каменным ступеням, пропускал наверх лучников, а уже в нескольких шагах от земли оступился от усталости и упал, но тут же поднялся. У стены, рядом с лестницей, были сложены несколько деревянных балок разной длины. Пройдя за Сабиром, Нори обхватил одну из них и потащил её по земле к воротам. Сабир взял две сразу, по одной в каждую руку, и тащил их заметно быстрее.

На воротах уже были стальные крюки для этих самых балок, и через десять минут все они были заняты и укреплены диагональными опорами. Нори, ещё до осады оставшийся без сил, теперь просто прильнул к стене у ворот и тяжело дышал. Рядом собирался авангард в тяжёлых доспехах, который должен был встречать врагов, если они прорвутся через ворота. Сабир утёр пот со лба, в характерной для него манере похлопал Нори по плечу и сказал:

– Там тысячи две народу. Если наши будут хорошо стрелять, до стены дойдёт человек семьсот, ещё сотню смоет Таг. Думаю, выстоим, жаль только… – он восстановил дыхание и упёр руки в пояс. – Жаль только, баллисты построить не успели. Ну, пойдём!

Сабир позвал Нори жестом и завернул за угол, к лестнице на северную стену. На улицах людей становилось всё меньше, а на барбакане, на стене и под стеной – всё больше. Нори бессильно подошёл к лестнице и стал подниматься по ступеням, как вдруг кто-то быстро прошагал мимо него, задев чёрно-красным плащом. Нори поднял глаза и увидел лорда Гилмора: в шлеме, с блестящими наплечниками, с полуторным мечом и в латных сапогах, клацающих при каждом шаге. Гилмор остановился, медленно обернулся и увидел почти лежащего на лестнице Нори.

– Ну же, солдат, такими темпами Ренамиру даже не придётся осаждать нас! – ободряюще воскликнул он и протянул руку помощи.

Нори всполошился, стал нервно оглядываться, принял помощь Гилмора и встал на ноги. Лорд довольно кивнул и продолжил восхождение на стену, а Нори, боясь пропустить судьбоносные приказы, тоже собрал всю волю в кулак и последовал за ним. «Сам Гилмор подал мне руку!» – про себя удивлялся Нори, поднимаясь по ступеням. Правителя Тагервинда все знали как честного, близкого к народу человека, и теперь Нори лично почувствовал это и сразу невольно зауважал его, хотя прежде не имел никакого отношения к лордам и их слугам.

На стене было тихо. В армии Ренамира загорелись огни, но они оставались на том же расстоянии от стен Тагервинда, и в наступающей темноте их становилось видно всё лучше. Лорд Гилмор вышел из барбакана и крикнул:

– Хорас, Белиад, Тивин, сколько нас на северной стене?

– Примерно три сотни! – крикнул кто-то в ответ.

– Итого около семисот человек… – уже тише сказал лорд.

Нори стоял неподалёку, поглядывал на него и вспоминал слова Сабира о численности врагов. Сотник Белиад прошёл рядом и приблизился к лорду с непоколебимым выражением лица:

– Аргус должен привести ещё пятьдесят на южную стену после разведки на скалах, господин. Кавалерия Грастера тоже всё ещё снаряжается, они продумывают «клин» на случай, если ворота прорвут.

– Хорошо, – кивнул лорд. – И всё-таки, почему так быстро? Разведчики говорили о неделе, а до их прихода даже двух дней не минуло. Не могли же наши наблюдатели так ошибиться?

– Ошибиться – вряд ли, а вот солгать… – с опаской ответил Белиад.

Гилмор покивал, глядя во тьму, и вернулся в барбакан. Нори медленно протискивался между лучников к своему месту в центре северной стены и в страхе ждал, когда начнётся бой. Ждали и все остальные, начиная с лорда и заканчивая спрятавшимися в домах женщинами и детьми, но бой так и не начался – тьма окутала окрестности Тагервинда и продержала в немом напряжении всю обороняющуюся армию ещё три часа. Многие стрелки уже разминали затёкшие ноги или расслабленно сидели у каменных зубцов стены, когда из барбакана вдруг послышался крик лорда Гилмора:

– Проклятье, почему они не нападают?! Решили брать нас измором?

Этот вопрос мучил каждого человека на стене и под стеной. Когда солнце уже стало подниматься из-за гор, перед защитниками Тагервинда предстало неутешительное зрелище: половина прежней армии Ренамира разошлась рубить деревья ближайших лесов и строить осадные машины, а другая половина встречала подкрепление, вдвое превышавшее всю прежнюю армию по численности.

Нори спал, съёжившись среди остальных людей на стене, когда защитники Тагервинда зашевелились и забеспокоились. Сабир слегка толкнул его ногой и разбудил со словами:

– Малец, помнишь, что я говорил про семьсот человек, которые дойдут до стены? Забудь. Мы в полной заднице.

Нори спохватился, поднялся на ноги и выглянул за стену: там уже был разбит лагерь из десятков белых шатров, перед которым строились каркасы для больших баллист. Сердца тагервиндцев пронзил страх, но несмотря на все тревоги и предчувствия, бой не начался и в этот день.

Кормление обороняющейся армии было организовано в несколько смен, спали солдаты тоже посменно, а две платформы с баллистами всё же успели построить, в чём Нори принял непосредственное участие. Рядом с сотником Белиадом постоянно крутился горбатый низкорослый мужчина по имени Руарт, он был старшим инженером лорда и курировал сборку баллист, прикрикивая неприятным скрипучим голосом на строителей и помощников. К вечеру первого дня осады, когда вторая баллиста была закончена, Нори услышал, как Руарта по имени вызвал лорд Гилмор. Не имея конкретных приказов, он решил тоже подойти к барбакану и послушать, что сейчас происходит на будущем поле боя.

Руарт неуклюже проскакал по каменным ступеням, не заметив за собой хвоста, и забежал в барбакан. Нори остановился неподалёку и прислушался:

– Я здесь, господин! – проскрипел инженер.

– Руарт, объясни мне, что строят эти подонки?! – с беспокойством, громко и чётко спрашивал Гилмор.

– О ком вы, господин? О наших инженерах? Но я…

– Я о врагах, дурень, смотри!

Нори не видел, куда указывал лорд, но решил глянуть за стену. На поле, перед шатрами армии Ренамира, расположились два ряда деревянных каркасов: задний ряд полностью состоял из дальнобойных баллист, а в переднем разместились двенадцать установок, похожих на мельницы с большими крыльями, – их солдаты Ренамира собрали чуть ближе к Тагервинду, в четырёхсот метрах.

– Похоже на мельницы, господин! – заметил Руарт.

– И зачем им мельницы для осады, объясни мне?!

– Пока… не понимаю, господин.

Гилмор топнул латным сапогом по каменному полу барбакана и недовольно вскрикнул:

– Что ты за инженер тогда, раз не знаешь, зачем наши враги что-то строят! Позовите мне Белиада!

Нори увидел, как сотник Белиад, не дожидаясь личного оклика, сорвался с места и побежал по стене прямиком к лорду.

– Я здесь, господин! – доложился он, войдя внутрь барбакана.

Нори подошёл чуть ближе, присоединяясь к зазевавшимся лучникам, и внимательно слушал.

– Белиад, наши враги строят двенадцать мельниц перед Тагервиндом. Ты ведь был раньше осадным инженером, так, может, скажешь мне, что это значит?

Повисла временная тишина, сотник сделал несколько медленных шагов и сказал:

– Полагаю, они хотят использовать их крылья как источник ветра и… например, задымить нас, господин. Но силы одних лишь этих мельниц не будет достаточно для такой затеи, Руарт подтвердит.

– Это точно, господин! – высказался инженер.

– Ты сказал, что «одних лишь мельниц» не хватит, – размышлял вслух Гилмор. – А если поднимется Экиат?

– Тогда нам конец, господин, – твёрдо заключил Белиад.

Нори отошёл, схватился за каменные зубцы около барбакана и ещё раз посмотрел на мельницы. «Экиат» – крутилось в мыслях у парня, и теперь услышанное не давало ему покоя. Этим словом называли аномальный западный ветер, который в тёплые сезоны приходил из горных долин и накрывал Тагервинд на день или два, замыкаясь в этом горном тупике. Экиат появлялся раз в две-три недели в июне и июле. Он был способен разворошить соломенные крыши, свалить детей с ног, сорвать шатры и тенты, иногда даже унести небольших собак или кошек на другую улицу, если те решат высунуться – говоря кратко, этот ветер приносил разрушения, которые потом приходилось восстанавливать не один день. Именно животные обычно и были сигналом к ухудшению погоды, они всегда предчувствовали приближение Экиата и начинали осторожничать, прятаться и скулить, если их пытаются вытащить на улицу. Большинство собак Тагервинда считало, что лучше пару дней поголодать в будке за домом или в подвале, чем попасть под этот ветер, а кошки, как и птицы в ближайших лесах, вовсе исчезали из виду и прятались в места, о которых никто даже не знал. Со временем в Тагервинде появилось религиозное сообщество, считавшее, что Экиат – это один из древних богов, сотворивших мир, и он навещает город только летом, а зимой засыпает. Они поклонялись ему, выходили на улицу в ужасную погоду и приносили дары, оставляя их перед городскими стенами; если ветер сносил дары в реку Таг – значит, бог услышал их и благоволит им, а если дары оставались на месте, рассыпались и разваливались на земле – Экиат недоволен. Нори знал всё это и, сложив в уме полную картину, пришёл в ужас. Даже неопытный сын гончара понимал, что если осада начнётся во время Экиата, то она будет выглядеть, как конец света.

Четыре дня поле боя оставалось неподвижным. Разведчики в страхе изучали знаки природы, следили за животными и ждали, когда поднимется ветер, и вот, на пятый день, ранним пасмурным утром, защитники Тагервинда заметили, что тучи двигались по небу необычайно быстро и уплывали на восток, за горы, а солдаты Ренамира сложили перед мельницами кучи хвороста, поваленных деревьев и мёртвых тел. Стены Тагервинда были укреплены, пехотинцы вооружены до зубов, а под руководством Руарта и Белиада были построены ещё две платформы с баллистами, но было принято решение не начинать обстрел раньше времени, потому как до Экиата мельницы успеют восстановить. Лорд Гилмор смирился с тем, что ему в любом случае придётся оборонять город во время безжалостного ветра, поэтому сфокусировался на укреплении оборонительных рубежей и подготовке солдат.

Когда наступил злополучный час осады и приближение Экиата стало очевидным, лорд Гилмор отдал приказ занять боевые посты, лично проверил построения и вернулся к барбакану. Многие настаивали на том, чтобы он вернулся в центральную цитадель ради собственной безопасности, но лорд наотрез отказался и твёрдо решил остаться со своими людьми, здесь, на стене, расставив людей, передающих по стене людей для передачи его команд из барбакана.

– Баллисты, внимание! – крикнул он, и командиры подразделений продублировали его команду. – Поддержка, подать масло к баллистам, зажечь снаряды!

Сабир ткнул Нори в плечо, привлекая его внимание, затем они спустились со стены за бочкой с маслом и отнесли её к баллисте, за которую отвечали. Сабир первым взял кусок ветоши, промаслил его и обмазал наконечник снаряда баллисты. Нори последовал его примеру и подготовил второй, ещё не заряженный снаряд. Кто-то из их отряда поднёс факел к наконечнику, от чего тот мгновенно запылал. Снаряды трёх других баллист тоже по очереди загорелись. Воспылали и кучи топлива перед мельницами Ренамира. Инженеры вражеской армии бросали туда факелы и суетились вокруг мельниц в готовности привести их в действие. Не заставил себя ждать и Экиат.

Выпрямившись в полный рост, Нори почувствовал, как невидимая сила слегка подталкивает его назад, с платформы у стены. Стоя на деревянной пристройке с баллистой, он посмотрел вниз и понял, что падать будет очень больно, поэтому тут же присел, взялся за один из тяжёлых снарядов и ждал команд. Лорда Гилмор вышел на стену, и его красно-чёрный плащ тут же затрепало и потянуло в сторону.

– Начинается… – прорычал он и набрал полные лёгкие воздуха для следующей команды. – Баллисты, огонь по мельницам! Жги их!

Первые четыре тяжёлых стрелы отправились вперёд, а мельницы закрутились и вместе с Экиатом направляли дым в горный тупик под названием Тагервинд. Один из снарядов разнёс половину корпуса четвёртой мельницы, а остальные, к большому сожалению обороняющихся, пролетели мимо.

– Заряжай! – скомандовал Белиад, твёрдо шагая по северной стене между двумя баллистами.

Нори и Сабир подняли следующий промасленный снаряд, положили его на баллисту, старший стрелок закрепил его, а его помощник поджёг наконечник. В этой слаженной работе у Нори возникло сильное чувство единства с командой, будто сам он был частью баллисты, баллиста – частью подразделения, а подразделение – частью армии, и всё это на секунду показалось ему безупречной системой, которая не могла проиграть.

Серое облако густого дыма подбиралось к Тагервинду и уже портило вид на вражескую армию. Всюду слышались неразборчивые крики, команды, кашель и попытки понять – началось наступление пехоты или нет. Через две минуты паники и после ещё одного залпа баллист в небе замелькали огни. В наступившей внезапно тишине заревел голос лорда Гилмора:

– В укр-рытия-я!

С неба на стену обрушились огненные снаряды требушетов и двухметровые железные стрелы осадных баллист, снося людей прочь, давя их и оставляя от каменных зубцов и укреплений лишь щебень и неузнаваемые останки защитников города. Один из снарядов сорвал часть крыши барбакана и вместе с ней упал вниз на рыцарей авангарда, защищающих ворота. Нори в ужасе прижался к платформе, на которой находился, но первый залп не попал по его команде.

– Заряжай третий, баллисты, быстрее! – кричал лорд Гилмор, размахивая руками. – Лучники, огонь по готовности!

Командиры продублировали слова лорда, и баллисты вместе с подразделениями стрелков обрушили на армию Ренамира настоящий шторм, но никто не мог сказать, попала ли хоть одна стрела – всё скрылось в дыму. Нори и Сабир подготовили третий снаряд к выстрелу, когда на небе замелькали новые огни.

– Укрытия-я! – снова заревел Гилмор и сел у дверного проёма, ведущего в барбакан.

Снаряды вражеских требушетов сносили части стены одну за другой, где-то отрывая заметные груды камня, а где-то, наоборот, почти не нанося ущерба и прокатываясь лишь по несчастным людям. Нори прижался к платформе и молился, чтобы боги позволили ему пережить этот обстрел, как вдруг один из снарядов рухнул прямо на баллисту рядом с ним и снёс её вместе с большей частью платформы. Нори отшатнулся, перевернулся и соскользнул вниз, но в последний момент схватился рукой за край платформы. Он был недалеко от стены и на мгновение посмотрел на стрелков и командиров, которые там находились, в надежде на помощь. Но у осаждённых хватало забот: они стреляли и кричали друг на друга и на врагов в отчаянной попытке разглядеть, что происходит. Поняв, что надеяться не на кого, Нори качнулся, закинул вторую руку на платформу, упёрся ногами в деревянные подпорки и забрался наверх. Баллиста и вся его команда, включая Сабира, исчезли – вместо них остались сломанные, обугленные доски и кровавые следы. Нори пополз к стене по остаткам платформы и почувствовал, что она начинает трещать прямо под ним. Спотыкаясь, он побежал, перепрыгнул на стену и обернулся. Платформа отвалилась и упала вниз, похоронив под собой большую часть людей, которые её построили.