Нори

– Рехнулся?! Двадцать лет, а мозгов – как у цыплёнка!

Младший Нори с вытаращенным глазами посмотрел на отца и понял: тот ещё ничего не знает.

– Война, отец, – тихо сказал парень, пребывая в шоке.

– Ты что городишь?! Наслушался опять баек в трактире, болван?

– Война! – повторил младший Нори. – Настоящая война, отец! С Рен… С Ренской Империей!

– Какой Империей, хватит летать в облаках, бери заготовку и делай вазу!

Младший Нори голой рукой взял кусок глины из таза и бросил его в отца с криком:

– Да послушай ты! Опять просидел всю жизнь в погребе, ты так и останешься там копаться в своих запасах и вытаскивать глину из жилы! Лорд Гилмор собирал всех на площади, через неделю на нас нападут!

Старший Нори замер на секунду, а затем непонимающе помотал головой:

– Через… Гилмор… Погоди, бессмыслица какая-то. Ты точно не перепил? Зачем кому-то нападать на Тагервинд?

– А я откуда знаю?! – заревел младший Нори. – Если сомневаешься, можешь съездить к Ренамиру с ближайшим караваном, жду тебя обратно с топором в башке! Старый дурак, кто ещё в облаках летает! Сидишь тут со своими горшками, топишься в глине, и меня с собой затягиваешь в это серое болото… – он чувствовал такой напор эмоций, спровоцированный грядущей осадой, что больше не мог себя контролировать. – День за днём одно и тоже: глина, глина, глина, гончарные круги, печи, ножи, краска… Да пошло оно всё, теперь в этом нет никакого смысла! И ты пошёл! Сегодня я записываюсь в патруль. Может, хоть эта война что-то изменит и я, наконец, добьюсь… хоть чего-то.

Старший Нори ошеломлённо смотрел на сына, его руки поджались к груди, а челюсть дрожала. Он не знал, что сказать в ответ на срыв ближайшего и единственного родственника, а изобличённая бессмысленность всей работы во время грядущей осады парализовала мужчину, посвятившего всю жизнь одному лишь гончарному делу. Он не был готов к тому, что этот месяц ему преподнёс, и скованный своей беспомощностью остался стоять на месте, пока сын не махнул на него рукой и не ушёл прочь.

Младший Нори зашёл домой, переоделся, поправил поясной ремень и умылся в бадье. Он вышел на улицу и, не тратя ни секунды, пошёл к казармам. Люди вокруг носились из стороны в сторону, женщины рыдали и перебирали вещи, а мужчины заколачивали окна и вытаскивали из тайников давно запылившееся оружие. Дети же, не осознавая происходящего, наблюдали за ними со стороны, некоторые просто играли во дворах, будто ничего в их жизни не изменилось. На улице Нори встретил маленькую девочку по имени Галла – для её семьи они с отцом когда-то делали набор столовой посуды. Галла встала прямо перед Нори и с дрожащими поджатыми губами задала вопрос:

– Нори, почему все кричат? Почему бегают туда-сюда?

Парень присел перед ней на колено и негромко ответил:

– Галла, тебе нужно держаться рядом с мамой и папой. Скоро в этот город придут злые люди, и если они тебя увидят, то сильно обидят. Поняла? Беги скорее.

Девочка несколько раз кивнула, а на её нижних веках заблестели скапливающиеся слёзы. Дослушав слова Нори, она тут же пустилась бежать в сторону своего дома.

Дальнейший путь по каменистой дороге был недолгим, и через несколько минут Нори оказался перед одноэтажным каменным зданием с деревянной крышей, заваленной соломой. У окованной дубовой двери казарм стоял алебардщик, который отстегнул переднюю часть кирасы и поправлял под ней обмундирование. Он заметил приблизившегося к нему Нори, поднял взгляд и сказал:

– Я тебя знаю! Сын гончара. Зачем пришёл?

– Хочу записаться в стражу, нести дозоры и патрулировать, пока не придёт время защищать город, – решительно произнёс Нори, хотя какая-то его часть боялась об этом говорить.

Между героем и трусом порой очень тонкая грань, и Нори сейчас балансировал на ней, опасаясь принять неверное решение. Алебардщик пожал плечами и кивнул на дверь:

– После коридора налево, там сидит командир стражи. Тебе к нему.

Нори кивнул, помедлил секунду и открыл тяжёлую дверь. Он зашёл в прохладный каменный коридор, бесшумно прошагал по нему несколько метров и свернул налево, где была комната с письменным столом и угрюмым мужчиной, который что-то медленно выводил пером на бумаге. Дневной свет из окна отражался в его покрасневшей лысине, а с седоватых усов свисала капля пота – казалось, он тратил немало сил на документ, которым был занят.

– Командир? – неловко спросил Нори, поёжившись у двери.

Мужчина поднял голову и осмотрел его.

– Гонец? – сухо спросил он.

– Нет, господин.

– Уборщик?

– Нет, – снова ответил Нори.

– Новый писарь, что ли? Наконец-то. Перо держать ты уже обучен, надеюсь? – с облегчением спрашивал командир стражи, отложив документ в сторону.

– Не обучен, господин, – смущённо ответил Нори.

– А читать-то умеешь? – нахмурился командир.

– Нет.

– Что же ты за писарь такой, раз не можешь читать и писать?! – возмутился мужчина и покраснел ещё больше.

– Так я не писарь, господин! Я пришёл записаться в стражу, я Нори, сын гончара.

Командир поднял указательный палец, собираясь что-то высказать, но подумал и опустил его обратно, а вместо задуманного произнёс:

– Сразу бы и сказал, а то стоишь тут, изображаешь из себя писаря. Короче! – вдруг рявкнул он. – В патруль или на стену? На стене смены дольше, но плачу лучше.

Нори почесал голову и неуверенно ответил:

– На стену, наверное.

– Наве-ерное, – передразнил его командир и пригрозил пальцем. – В тебе не должно быть сомнений, солдат, враг у наших ворот!

– Да, господин, – кивнул Нори и выпрямился.

Командир поднялся из-за стола и с прежней резкостью продолжил говорить громко и чётко:

– И я тебе не господин, юнец, я старший сержант стражи Аргус Малиарт. Для тебя – командир Аргус и больше никак, уяснил?

– Уяснил, командир, – с лёгким испугом ответил Нори и тут же спохватился. – Аргус! Командир Аргус.

– Другое дело, – скривив усы довольной улыбкой, сказал командир и упёр руки в пояс. – Отвечай честно: сколько спал в последние дни?

– Что вы имеете в виду? – смущённо переспросил парень.

– Часов! Сколько ты спишь за ночь, юнец?

– Часов девять, – Нори пожал плечами и отвёл взгляд, чувствуя, что мог даже преуменьшить.

– Девять?! – изумился Аргус и вытаращил глаза. – Да я столько в неделю сплю! Ты что, изгнанный сын Гилмора?! Будешь спать четыре, в лёгкие деньки, может, шесть, привыкай. Впрочем, о шести можешь только мечтать, лёгких деньков больше не будет!

Каждую свою фразу Аргус будто не говорил, а лаял или выплёвывал, и вся эта резкость уже слегка отбила у Нори желание идти в стражу, но он решил не судить дело по одному лишь его исполнителю и ждал, когда его направят куда-нибудь, кроме этой сырой комнаты командира. Тем временем Аргус продолжал выплёвывать слова из-под усов: