Палач в белом

В последнее время это сильно портило ему настроение. Вот и сегодня, едва Алексей проснулся, как действительность напомнила ему, что у него остались две последние упаковки любимого апельсинового сока, а денег на приобретение новых нет, поскольку тогда ему попросту придется отказаться от еды.

Вздохнув, Алексей пробежал пять кругов по парку и не спеша направился к дому. Но даже пробежка и принятый сразу после нее холодный душ – тоже многолетняя привычка – не смогли сегодня взбодрить Алексея и привести в нормальное русло его мысли.

Позавтракав, Алексей стал собираться на дежурство. Выйдя из дома, он отправился к ближайшей станции метро.

«Черт, даже машину не могу себе купить! – сокрушенно качал он головой, не задумываясь над тем, что если подсчитать сумму его затрат на многочисленные тусовки, то ее как раз бы хватило на какой-нибудь недорогой автомобиль. – Ради чего было учиться столько лет?»

Хорошо еще, что у Алексея была своя квартира, доставшаяся ему от бабушки. Жизни с родителями в тридцать два года он себе не представлял.

Трясясь в переполненном вагоне метро, Алексей с тоской смотрел в окно и мучительно размышлял, где ему раздобыть денег...

* * *

В машине дежурный врач молчал. У него не было никаких знакомых на улице Добролюбова. Тем более он не знал Смирнову Любовь Николаевну, семидесяти семи лет, которая жаловалась на затрудненное дыхание. И Смирнова Наталья Дмитриевна, которая, собственно, и звонила в «Скорую», была ему неизвестна. Никак не мог он и тешить себя мыслью, что имя его известно всей Москве и все больные желают лечиться только у него, – это была полная чушь. Но тем не менее имя его было названо, и он, как всякий интроверт, то есть человек замкнутый, испытывал неприятный дискомфорт, попав в зону чьего-то пристального внимания.

Перед его внутренним взором упорно и назойливо вставали два отвратительных видения, которые он безуспешно пытался гнать от себя, – распахнутый последним судорожным движением рот Зелепукина и черные скользкие сороконожки, разбегающиеся из-под отваленного в сторону камня. Чувства, которые он испытывал сейчас, были очень похожи на панику застигнутых врасплох насекомых.

Однако по лицу его ничего понять было невозможно. Оно оставалось, если можно так выразиться, постоянно в одном градусе, и ни водитель, ни санитары не заметили в своем враче никакого беспокойства. Санитары даже испытали некоторое удовлетворение, когда, добравшись до места, он сухо распорядился:

– Можете оставаться в машине! Вы мне пока не нужны!

Что-то подсказывало ему необходимость появиться у больной без свидетелей. Он вылез из машины, взял укладку и направился к подъезду большого семиэтажного дома, построенного, вероятно, еще в довоенные или послевоенные времена, на что указывала солидная основательная архитектура здания с высокими окнами и маленькими балкончиками.

Возле дверей подъезда его ждали. Из полутьмы вдруг выступила стройная соблазнительная фигурка, обтянутая черными, поблескивающими, точно вороненый металл, брючками и кисейной кофточкой такого же аспидного цвета. Волосы у девушки также были темные – и вся она казалась поэтому какой-то тенью, призраком жаркой июньской ночи. В первый момент доктор даже вздрогнул.

– Вы, наверное, к нам? – защебетала девушка, заглядывая ему в глаза. – Идемте, я вас провожу, а то вы будете плутать. На лестнице темно, и лифт не работает.

Его обдало облаком какого-то невероятно сладкого и дурманящего аромата – таких духов он никогда еще не встречал, и они подействовали на него самым тревожным и возбуждающим образом. Он пошел вслед за девушкой, пьянея от томительного запаха и от гибких кошачьих движений своей юной спутницы.

В подъезде было действительно темновато, но не настолько, чтобы нельзя было найти дорогу. Врачу даже удалось довольно хорошо рассмотреть девушку, когда она, легко взбежав по ступенькам, остановилась и оглянулась, поджидая его.

У нее было гладкое и безмятежное личико с резко подведенными глазами и большим накрашенным ртом. Когда она говорила, на щеках появлялись соблазнительные ямочки. И еще доктор заметил сдвинутые на лоб, запутавшиеся в густых волосах узкие солнцезащитные очки.

– Третий этаж! – как бы извиняясь, сообщила девушка и без особых усилий начала подниматься по высокой лестнице, треща подкованными каблучками.

Он поднимался не спеша, угрюмый и покорный, точно навьюченный мул. Наконец он добрался до третьего этажа. Девушка, пританцовывая от нетерпения, ждала его у дверей. Врач все так же молча последовал за ней в квартиру и, войдя в прихожую, едва не задохнулся от обрушившегося на него смрада.

Девушка виновато посмотрела на его изменившееся лицо и развела руками.

– Она сама давно не встает, – объяснила она, имея в виду больную. – А хорошую няню найти сейчас так трудно! Ни одна не задерживается! А Саша все время занят... Он ужасно занят! Вы же знаете, как сейчас заниматься бизнесом, – нужно все время быть начеку! Конечно, он старается что-то сделать, но ведь у него не сто рук...

– Чем больна Любовь Николаевна? – неприязненно спросил он, оглядывая помещение.

Квартира была хорошая – с высокими потолками, с просторными комнатами. Но на всем лежала печать запустения и распада – разбросанная повсюду ветхая одежда, забитые пылью ковровые дорожки, грязные пятна на обоях... И запах! Запах нечистот, гниения, спертого воздуха и лекарств.

– Чем больна? – повторил врач. – Кто вы ей будете?

– Я? – удивленно сказала девушка, словно проснувшись. – Да вроде снохи... Вам Саша все объяснит. Пойдемте, он на кухне. Там все же не так пахнет...

Крайне недовольный, он пошел за девушкой на кухню. Под ногами ощущалось что-то, похожее на слизь, видимо, полы здесь не мылись уже много месяцев. «Ну и загадили квартиру, – подумал с отвращением. – Бизнесмены! Наверное, не живут здесь. Ну да, она же говорила что-то про нянек, которые не задерживаются...»

Он вошел на кухню, жмурясь от яркого света – двухсотпятидесятиваттная лампочка безо всякого абажура свешивалась с потолка на непомерно длинном шнуре и била прямо в глаза. За деревянным столом, покрытым газетой, сидел молодой человек с мощными плечами и толстой шеей тяжеловеса. С шеи свешивалась массивная золотая цепь. Молодой человек поднялся навстречу и протянул ему квадратную ладонь.

– Александр! – сказал он солидно и рукопожатием едва не раздавил доктору пальцы. – Присаживайтесь. Вот этот стул вроде почище...

Морщась от боли и шевеля кистью, врач опустился на стул и исподлобья посмотрел на молодого человека. Александр, казалось, был живым воплощением образа «нового русского», растиражированного в тысячах анекдотов и карикатур. Кроме медвежьей фигуры, облаченной в малиновый пиджак, он обладал еще круглой, коротко стриженной головой и маленькими дотошными глазками, в которых навсегда застыло выражение озабоченности.

– Вы тот самый дежурный врач? – деловито поинтересовался Александр.

– Я не понимаю...

– Я сейчас все растолкую, – пообещал молодой человек. – Может, сначала это... По рюмочке... – Он кивнул на стол и выжидательно уставился на врача.

Доктор заметил, что на столе красуется бутылка виски, стаканы и тарелка с нарезанными апельсинами.

– Не пью, – категорически сказал он. – Тем более на работе...

– А я выпью, – столь же категорически заявил Александр и, не откладывая дела в долгий ящик, исполнил свое намерение, занюхав порцию виски малиновым рукавом.

Врач настороженно выжидал. Происходящее совершенно не нравилось ему. Александр покрутил головой и жарко выдохнул. Потом многообещающе посмотрел на человека в белом халате, сидящего напротив него, и почесал затылок, будто не знал, как начать разговор.

– Врачуете, значит? – неуверенно сказал он наконец.

– Нельзя ли ближе к делу? – вежливо, но холодно спросил врач.

– Да нет, чего... Можно... – пробормотал Александр, как-то беспомощно оглядываясь на девушку, которая стояла возле окна, ладонями опираясь о широкий подоконник. – Чего сказать-то, а, Наталка?

– Что ты мне сам сто раз говорил? – с досадой ответила девушка. – Сам знаешь лучше меня!

– Да я, на фиг, не знаю, с чего начать, понимаешь? – смущенно проговорил молодой человек. – Вроде, блин, неудобно как-то!

– С денег начни! – убежденно сказала девушка. – Чтобы человеку голову не морочить. Ему будет все ясно и понятно.

– Точно! Золотая у тебя голова, – с облегчением сказал Александр и с кривоватой ухмылкой обернулся к доктору: – Наташка правильно сообразила, чего там говорить... В общем, я вам плачу пять штук, а вы сделаете свое дело, и мы разбежались! Пойдет так?..

Выпалив это, он уставился на него в нетерпеливом ожидании.

У врача к горлу подкатил неприятный комок, и тревожный холодок пробежал по спине. Он, несомненно, понял суть невнятного предложения, но в первую минуту даже себе побоялся в этом признаться.

– Что такое? Какие пять штук? – сказал он надменно, вскидывая подбородок. – Выражайтесь яснее, что вы от меня хотите?

Александр насупился и опять оглянулся на свою жену.

– Может, все-таки выпьешь? – с надеждой спросил, незаметно переходя на «ты». – Нет? Ну ладно! В общем, суть такова... Мамаша у меня плохая... Доходит совсем. Заживо, можно сказать, гниет. Смотреть больно. Мне за ней присматривать некогда. А чужим она, сам понимаешь, тоже на хрен не нужна... Чуешь, какой запашок в доме? А бог никак ее прибрать не хочет... Так и мучается старуха. И других мучает... Помочь бы ей надо...

Он замолчал и с надеждой посмотрел на врача.

На того словно напал столбняк. Он сидел и молчал, беспомощно глядя на стриженого детину, который в своих рассуждениях был прост, как ребенок, и, как ребенок, жесток. Но он застал его врасплох.