Бесы в погонах

В руках у Романа сверкнул откидной нож моментом, в долю секунды, а еще через долю секунды отец Василий перехватил выброшенную вперед руку, провел ее на излом и саданул авторитета лбом о стену. Стена загудела. Но уже в следующий миг Роман ударил его ногой по голени, и священник, съехав по сверкающему лаком полу скользкими пластиковыми подошвами новеньких туфель, всей массой ухнул вниз.

Они сцепились, как два бультерьера. Роман все норовил заехать священнику большим пальцем в глаз, и отец Василий, собрав свои силы в один комок, сдернул авторитета пониже и насадил его лицом на свой крепкий широкий лоб. Роман охнул и на миг ослабил хватку. И в следующий момент оказался внизу, под противником.

– Гнида! – рычал он. – Ур-рою! Живьем закопаю! – Но поделать ничего не мог: боевой опыт бывшего спецназовца Михаила Шатунова, а ныне православного усть-кудеярского священника отца Василия был куда как больше. Отец Василий просто удерживал его под собой, не позволяя ни вывернуться, ни нанести удар.

– Я тебе, с-сука, покажу монастыр-рь! – бессильно рычал Роман. – Я тебя до ср-рока наверх отпр-равлю!

– Не понял? – удивился священник. – Какой монастырь? Сережа что, в монастырь собрался?

Этой его секундной заминки хватило, чтобы Роман сбросил священника с себя, и они разлетелись в разные стороны и почти одновременно вскочили на ноги.

– При чем здесь Сережа?! – нанес Роман зубодробительный удар.

Священник уклонился.

– А при чем здесь монастырь? – И провел ответный удар – в корпус.

Роман прикрылся, сменил позицию, снова поднял руку для удара и остановился. Он видел, что поп недоумевает совершенно искренне.

– А кто рассказал про правила приема в монастырь?! Не ты?! – заорал он.

Священник опешил. Ни сном ни духом он не подозревал, что сын Романа Григорьевича собрался в монастырь. Неужто раскаялся?!

– Я вашему Сереже ни слова про монастырь не говорил, – покачал он головой.

– Да при чем здесь Сережа?! – еще громче заорал Роман. – Я про Катерину говорю!

– Уф-ф! – выдохнул священник. – Так бы и сказали… Это что же получается, Катенька ваша дочка?

– А чья же еще? – оторопело хмыкнул медленно выпадающий в осадок отец двоих детей.

– Так вы ошибаетесь, Роман Григорьевич, – помассировал ушибленный лоб священник. – Я, напротив, Катеньку отговаривал, затем и про правила приема рассказал, чтобы реальней относилась девочка… Это ведь не в техникум поступить! – покачал он головой.

– Вот и я ей про то же! – расстроенно поддакнул Роман Григорьевич. – Вот чего ей взбрендило?!

Это был вопрос. Пожалуй, главный вопрос.

* * *

Когда пару месяцев назад в храм зачастила эта темноволосая, живая девушка, отец Василий этому значения не придал. Но на первой же исповеди вскрылось очень и очень даже многое. Здесь было все: жестокий, властный отец, забитая, бессловесная мать, непутевый брат и, конечно же, несчастная любовь. Как говорится, полный комплект.

Катенька была девушка с характером, но даже ей приходилось туго в таком переплетении личных проблем. Она до смерти боялась отца и небезосновательно полагала, что состоятельное семейство просто не позволит ей связать свою судьбу с человеком, что называется, «из низов». Нормальная семейная трагедия эпохи начального накопления капитала. Отсюда и эта идея о монастыре.

Отец Василий не был настолько глуп, чтобы не видеть: энергия и жизнелюбие этой девушки настолько велики, что удержаться в строгих рамках монастырского устава ей будет сверхсложно. Да и не было в ней настоящей, глубоко внутренней тяги стать «невестой Христовой». Протеста – выше крыши, отчаяния – хоть отбавляй, желания сбежать от проблем – полно, а вот веры маловато. Потому и объяснял ей все, как мог: и уставные положения цитировал, и основы христианской науки пытался донести… Без толку. Катерину как заклинило.

Она начала готовиться к своей новой судьбе со всем пылом молодой нерастраченной женской энергии. Наизусть учила псалмы, вставала с постели и заканчивала день с Новым Заветом в руках, купила словарь христианских терминов… Но каждый новый день в ее глазах появлялось все больше отчаяния и протеста, уже и не поймешь, отчего. И вот на тебе! Открылся «ларчик».

* * *

– Уважаемый Роман Григорьевич, – покачал травмированной о бандитское лицо головой отец Василий. – Если вы хотите взаимопонимания с дочерью, то вам с этого и надо начинать, а не бросаться с кулаками на ее духовника.

– Брось, поп! – нетерпеливо отмахнулся Роман. – Буду я с ней разговоры разговаривать! У меня дел невпроворот, а тут еще она со своими бабскими закидонами! Ты лучше скажи, чего ей не хватает!

– Это она должна вам сказать сама.

– Но ты же знаешь?! – то ли спросил, то ли возразил Роман. – Ты скажи, внакладе не будешь!

– Вы хотите, чтобы я нарушил великое таинство православной церкви? – усмехнулся отец Василий. – Таинство покаяния человека перед богом?

– Только не надо мне мораль разводить! – разозлился Роман. – А то я не знаю, что все вы, суки, на ментов да на чекистов работаете!

Он тут же спохватился, но слово вылетело. Теперь священник имел полное моральное право встать в позу.

– Я не работаю, – покачал он головой, – ни на ментов, ни на чекистов, ни на вас, Роман Григорьевич. Но дело даже не в этом. Просто пока вы не поймете, что дело не в других, а в вас самих, не желающих услышать своих детей, вы не поймете ничего. Умейте выслушать своих детей и по-христиански простить их, что бы они вам ни поведали… И все будет иначе.

Это был красивый финал. Священник многозначительно кивнул головой и тронулся к двери мимо оцепеневшего авторитета.

Но выйти он не успел. По коридору, прямо по направлению к нему двигался молодой курчавый парень, которого только вчера повязали во дворе священника. Священник непроизвольно напрягся и отошел в сторонку, пропуская парня в гостиную. Но Сережа застрял в дверях, прямо напротив отца.

Они стояли и смотрели один другому в глаза, не отрывая и не опуская взгляда, долго, очень долго.

– Ты что делаешь, щенок? – сглотнул отец.

– А что? Все нормально, – пожал плечами сын.

– Ты знаешь, сколько бабок я мусорам отстегнул, чтоб они, суки, про килограмм героина забыли? – спросил отец.

– Я бы и сам вышел, – тряхнул головой сын.

– Лет через шесть вышел бы, – согласился отец. – У кого товар брал, у Козыря?

Сережа молчал.

– Ладно, я с ним отдельно поговорю, – откашлялся Роман. – Только объясни мне, а то я что-то не въезжаю, тебе что, бабок не хватает? Сколько тебе надо?

– Не надо мне твоих денег, – выдавил Сережа.

– Ах, ну да! – язвительно засмеялся Роман. – Как это я забыл?! Тебе же свое дело надо… Так бери! Хочешь бригаду? Базара нет, отдам; лишь бы кишка не лопнула! Что молчишь? Не хочешь с братвой вязаться?! Боишься, что пацаны тебе на твое место сразу покажут?! Так заткни язык в ж… и делай, что тебе говорят! Щенок!

– А ты меня своей братвой не пугай… – тихо проронил Сережа. – Мне вообще ничего твоего не надо.

– Ты видел, батюшка? – призывая попа в свидетели, нервно вздохнул Роман. – Ему ничего отцовского не надо! А то, что я, блин, день и ночь для него горблюсь, чтоб грязной работой сынок не занимался, это, значит, ничего?! Это можно?! И штаны за сто баксов носить можно, и курточку за полторы штуки!

Глаза Романа побелели, он подлетел к сыну и схватил его за ворот.

– Ты почему допустил, чтоб тебя повязали?! Сколько тебя учить можно?!

– Поп меня сдал! – заверещал Сережа. – У него во дворе повязали!