Пастырь из спецназа

– Прекратите! – заорал священник. – Именем господа нашего Иисуса Христа призываю вас!

Но его не слышали. Полные сорокалетние домохозяйки и черные от мазута и загара мотористы и экскаваторщики, тощие бледные работницы контор и ухоженные служащие офисов были заняты только собой и тем «господом», что прямо сейчас снисходил до них, прямо в это кишащее, дышащее смрадом, стонущее и потеющее варево человеческой плоти.

И тогда священник вздрогнул и, трижды осенив себя крестным знамением, обвел руками вокруг себя, четко заключив пространство актового зала в воображаемый круг, и страстно, со всей мощью своей души произнес:

– Силой господа Иисуса Христа внутри меня,

…которому я служу всем сердцем, всей душой и всеми силами,

…я окружаю этих людей кругом его божественной защиты,

…который не смеет переступить ни один грех.

Он еще раз обвел руками вокруг себя, заключив пространство зала в воображаемый круг, и еще раз трижды перекрестился.

Применение этой молитвы, услышанной им под страшным секретом от одного семинариста, было против всяких правил. Но он знал: сейчас действует лишь одно правило: сила его обращения к нему.

Все так же призывно стонали скрипки и все так же навязчиво задавали ритм барабаны, но что-то изменилось. Кишение внизу словно замедлило свой темп, и растерянные, обнаженные люди почти разом посмотрели наверх, туда, где стоял, разведя руки в стороны, простой провинциальный священник отец Василий. На какой-то миг они снова стали сами собой.

– Братье и сестры! – громыхнули динамики. – Я, апостол божий Борис, призываю вас!

Отец Василий впился взглядом в костолицего и в тот же момент понял, что совершил роковую ошибку, позволив ему завладеть своим вниманием, потому что уже в следующий миг – он это чувствовал – люди внизу, проследив за его взглядом, точно так, как и он, оборотились к проповеднику.

– Братья и сестры! Слава божия с вами! – воздел руки вверх костолицый. – С нами бог! – и рывком бросил свои длинные руки вниз, к широко распахнутым глазам и разинутым ртам.

– С нами бог! – послушно вторили человеческие голоса.

– С нами бог! – уже громче повторил костолицый, совершив руками в точности такой же жест.

– С нами бог! – уже увереннее всколыхнулась масса.

Это было похоже на ключевую фразу, которую используют иные эстрадные гипнотизеры, но в отличие от них у костолицего все было доведено до совершенства.

– Дайте мне его! – решительно ткнул костолицый пальцем в священника, и масса взбухла, забурлила, подалась к проходам и послушно потекла туда, куда ей указали.

«Господи, помилуй!» – охнул отец Василий и метнулся к выходу. Но там, в коридоре, уже кипела рвущаяся к нему бессмысленная человеческая плоть.

Он подался назад, оценил конструкцию актового зала, решительно перешагнул за перила и, ухватившись за них руками, быстро пошел над партером в сторону окна. Другого пути здесь нет – это он видел. И когда преследователи начали протягивать к нему свои руки, отец Василий уже выбил стекло локтем и, уцепившись за металлическую раму, подтянулся и выбросил свое большое тело на покатую кровлю.

Он поехал вниз, как на салазках, – все быстрее и быстрее. А потом в глазах мелькнуло черное ночное небо, цветные новогодние гирлянды и – лишь на долю секунды – огромный белый сугроб свежеубранного снега. На него навалилась темнота, беспомощность и ощущение полного провала – в прямом и переносном смысле. И еще очень не хватало воздуха…

Его потянули, а потом и сильно рванули за полу дубленки, и отец Василий с облегчением вынырнул наружу и вдохнул сладчайшего кислорода.

– Ты чего здесь делаешь, мужик? – склонился над священником здоровенный парень в камуфляже.

Отец Василий хотел ответить, но язык не слушался, а в глазах все еще плавали разноцветные искры.

– Язык проглотил? – сурово переспросил охранник и, поставив отца Василия на ноги, несильно его встряхнул. – Это ты, что ли, стекло разбил?

Он определенно слышал звон разбитого стекла, но самого падения в сугроб так же определенно не видел, и предположить, что странный небритый мужик свалился сюда с крыши, с высоты третьего этажа, еще не успел.

Двери Дома рыбака распахнулись, и на улицу вывалилась толпа голых, обезумевших людей. Парень оглянулся на шум, да так и застыл, выпучив глаза и широко открыв рот. Это явно был тот самый «новенький Сашка», о котором говорили охранники с полчаса назад.

– Мать честная! – только и произнес он. – Это как же называется?! Ни хрена себе, работенку я нашел!

– Пусти, друг, – дернулся отец Василий, но охранник его не слышал и продолжал держать воротник дубленочки своей огромной ручищей.

Бить его не хотелось, и отец Василий, вздохнув, быстро расстегнул пуговицы, выдернулся из рукавов дубленочки и уже через миг бежал прочь от этого страшного места. «Дайте мне его! – звенело в ушах приказание костолицего. – Дайте…»

* * *

Он не пробежал и сотни шагов, когда понял, что происходит нечто странное: сзади упорно раздавались странные звуки, словно здесь, посреди зимы, шумел приморский прибой. Отец Василий обернулся и ощутил, как поднимаются мелкие волоски у него на руках и затылке. Метрах в тридцати, прямо на него надвигалась белеющая в лунном свете громада обнаженных тел.

Они мчались на него молча и сосредоточенно, так, словно бежать по снегу за одиноким священником и была главная задача их жизни. Услышав команду костолицего, они словно забыли о том, что они еще и матери и отцы, бульдозеристы и официантки. Теперь для них не существовало иной цели, кроме как догнать и доставить своему «апостолу» этого чужака.

– Стойте! – крикнул священник. – Остановитесь! Что вы делаете?!

Но толпа не слышала его. Люди так и бежали к нему, к своей единственной цели, тряся обвисшими гениталиями и толстыми складками жира на животах и сосредоточенно вдыхая и выдыхая воздух. В лунном свете пар от их напряженного дыхания и разгоряченных тел выглядел сюрреалистической дымкой на картине романтически настроенного художника. Вот только не был этот «художник» ни добр, ни светел духом. Отец Василий еще раз панически оглядел преследователей и понял, что за звук заставил его насторожиться и оглянуться с минуту назад. Это был шум работы сотен легких и скрип сотен босых ног по свежевыпавшему пушистому снегу.

– Стойте, люди! – уже менее уверенно попросил он. – Опомнитесь! Придите в себя!.. – И тут же осознал: они не остановятся. Потому что на самом деле их самих здесь просто нет. А на него движется заключенная в чужие тела железная воля костолицего.

* * *

Он резко изменил направление – на льду его могли запросто загнать числом, как зайца, – и рванул в камыши, надеясь потеряться среди жестких, двухметровой высоты зарослей. Но это, как оказалось, и стало его ошибкой. Звук шагов сотен босых ног и дыхания сотен человек позади него так и не прекращался, но теперь к ним добавился и хруст ломающегося камыша, и через несколько минут священнику чудилось, что этот жуткий хруст идет отовсюду, и он осознал, что просто не понимает, куда надо бежать, чтобы спастись.

Он затравленно огляделся по сторонам и увидел, как из зарослей справа прямо на него вывалилась огромная, дородная женщина с выпученными, потерянными глазами.

– Святый боже! Святый крепкий! Святый бессмертный! Помилуй нас! – скороговоркой пробормотал священник и осенил даму крестным знамением.

Женщина шагнула вперед, тряхнув огромной грудью, и замерла. Что-то внутри ее определенно происходило.

– Опомнись, дщерь! – воззвал священник, и в пустых глазах дамы на миг промелькнуло что-то осмысленное.

Снова хрустнули камыши, и из-за спины женщины появился и застыл второй персонаж – тощий мужичок с пышными черными усами. Он стоял за спиной дамы и бессмысленно смотрел прямо перед собой – то ли на священника, то ли сквозь него. Затем из камышей возникла еще одна фигура, за ней – еще одна… Отец Василий закричал и, не помня себя, бросился прочь.

* * *

Он вышел к Усть-Кудеяру только часа через три. Крюк, который он сделал, чтобы уйти от погони, оказался непомерно велик. Так что, когда прямо перед ним возникла городская свалка, священник был настолько обессилен, что вполне серьезно начал подумывать, не прикорнуть ли ему прямо здесь, у дымящейся и пронзительно воняющей чем-то химическим кучи. Но бог миловал: он нашел в себе силы и еще через сорок минут ввалился в ГУВД.

– Где Скобцов?! – выдохнул он.

– Дома, где же еще? – вопросом на вопрос ответил дежурный.

– А сколько времени? – догадался спросить отец Василий.

– Три ночи, – пожал плечами дежурный. – А что случилось? Э-э! Да вы ранены!

Священник проследил его взгляд и понял, что у него снова лопнули швы на плече.