Лицо мое заметно вытянулось, и Ефим сказал:
– Может, тебя устроит в другом формате? Тогда можно и сегодня сделать...
– Это как – в другом формате?
– Ну, я тебе пересниму это дело на обычную пленку – выйдет две-три кассеты... Или тебе обязательно, чтобы можно было в задницу спрятать?
– А можно, значит, на обычную? – обрадовался я. – Да ради бога! Мне главное, чтобы дубликат был. Только честно признаюсь – денег у меня с собой нет...
– Потом сочтемся! – махнул рукой Ефим. – Я же вижу, что у тебя горит. Только, – предупредил он, – часа четыре придется ждать. Имей в виду! Так что насчет яичницы хорошенько подумай! А хочешь – можешь один выпить, я на это не реагирую.
– Пить не буду, – заявил я. – А яичницей займусь. Где у тебя?
– В холодильнике, – сказал Ефим. – Пока я там возиться буду – не отвлекай. Звонить будут – не открывай. В общем, развлекайся от души!
И он удалился к себе в комнату, которая одновременно являлась у него и студией, и лабораторией. Оставшись один, я занялся яичницей – сначала приготовлением, а потом уничтожением. Потом вымыл посуду. Потом просто скучал.
Время тянулось невыносимо медленно. Из комнаты Ефима не доносилось ни звука, и у меня возникало ощущение, что я брошен в одиночестве. Наконец часа через полтора раздался шум, хлопанье дверей, и появился Ефим с фотобачками в руках. Он подмигнул мне и пристроил бачки в раковину под струю воды.
– Ванная у меня не функционирует! – с досадой сказал он. – Полный зарез! Приходится на кухне... – И деловито пояснил: – На двух пленках уместилось. Что-то около семидесяти кадров. Но... качество, брат, аховое! – Он с любопытством посмотрел на меня. – Сам снимал?
– А что? – невинно спросил я.
– Да, по-моему, фотограф – очень нервный человек, – объяснил Ефим.
– Нет, он сейчас очень спокойный, – ответил я. – А что, все уже готово?
– Ну! Еще закрепление, окончательная промывка, сушка, – ответил Ефим. – Часа полтора еще... Сейчас с растворами закончу, и мы с тобой чаю выпьем. С вареньем!
Чай у Ефима оказался таким крепким, что во рту долго сохранялся терпкий вяжущий вкус, не перешибавшийся даже ароматным абрикосовым вареньем. Ефим заметил, как осторожно я колдую над своим стаканом, и усмехнулся:
– Извини! Переборщил с заваркой. Это по привычке. Я теперь для утешения на чифирь налегаю. Природа, брат, не терпит пустоты!
– А ты как же... – осторожно начал я.
– Хочешь сказать, как завязал? – подсказал Ефим. – Да много чего тут было! Всего и не расскажешь... В тупик зашел, старик, капитально! Но пока держусь. «Капуста» появилась. Теперь на квартиру коплю. Сижу один, как бирюк. Старых прихлебателей всех разогнал. У меня давно уж никто не бывает... За этот месяц, считай, ты первый гость. Ну а у тебя как дела? Где теперь? – Да все там же, – пожал я плечами. – В обители скорби.
– А-а... – деликатно протянул Ефим. – А я уж было решил, что ты профессию сменил...
– Ты насчет пленки? – засмеялся я. – Нет, это просто хобби такое...
Ефим покивал головой
– Хобби всякие бывают, – спокойно произнес он. – Чего только люди не придумают. Недавно по телевизору видел – со скалы вниз головой прыгают. С парашютом. Тоже хобби... – Глаза его невинно уставились на меня.
– Это не по мне! – уверенно заявил я. – Мой потолок – седьмой этаж, на лифте, со страховкой...
– А то я уж было подумал – ты тоже из этих, из парашютистов! – сказал Ефим, вставая.
Внимательно осмотрев пленки, он, кажется, остался доволен результатами. Скатав пленки в два маленьких рулончика, он вложил их в пластмассовые футляры и протянул мне.
– Держи! Без нужды не вытаскивай – поцарапаешь! А это вот твоя фитюлька. – Он вернул мне оригинал в стеклянной трубочке.
Я рассовал все по карманам и пожал Ефиму руку.
– На днях забегу, – пообещал я. – Расплачусь. Сколько я тебе должен?
– Да ладно! – отмахнулся Ефим. – Литра хватит. Мне все равно трубу менять.
– Ну, спасибо тогда! – сказал я и предупредил: – Только ты все-таки, знаешь... Если что, не видел меня и не слышал, ладно?
Ефим серьезно посмотрел мне в глаза и покачал головой.
– Значит, все-таки с парашютом? – сказал он. – Ну, это не мое дело. Насчет всего прочего можешь не беспокоиться. Сам знаешь, я и в пьяном виде разговорчивостью не отмечался... Ну, прощевай! Забегай, если время будет!
– Обязательно зайду! – пообещал я.
Когда я вышел со двора в переулок, было уже половина седьмого. Город окрасился в особенный золотисто-румяный цвет, который предшествует закату и навевает расслабленное мечтательное настроение, располагающее к самым мирным и романтическим занятиям. В такой час хорошо спешить на свидание, на футбол или просто слоняться по шумному городу, глазея на хорошеньких девушек. Ни одно из этих занятий мне сейчас не подходило. Я ограничился довольно торопливым маршем до станции метро «Маяковская» и поехал домой.
По правде сказать, компромат, увеличившийся в размерах, начинал жечь мне карман. Воображение рисовало самые отчаянные и туманные картины с участием каких-то зловещих типов в черных очках, крадущихся по моим следам. Разозлившись на самого себя, я поклялся завтра же передать микрофильм первому же, кто его потребует. Взяв с него непременно расписку.
Это решение неожиданно успокоило меня, и домой я добрался в довольно благодушном настроении, которое не ухудшилось, даже когда я вспомнил, что так и не сделал никаких продовольственных запасов. Придется обойтись консервами, подумал я, а хлеба одолжу у Ксении Георгиевны. Она наверняка ходила сегодня в магазин, потому что накануне так и не дождалась обещанного мной кефира. Состроив покаянную мину на лице, я позвонил в соседскую дверь.
Едва увидев лицо Ксении Георгиевны, я сразу понял, что ее распирает от желания побеседовать. Поскольку ее благообразные черты несли на себе печать торжественности и тревоги, я решил, что разговор на сей раз пойдет о болезнях.
– Ксения Георгиевна! Дорогая! – торопливо заговорил я, пытаясь предупредить нежелательное развитие событий. – Тысячу раз извиняюсь, но не дадите ли мне немного хлеба? Так спешил, что совсем забыл забежать в магазин!
Разумеется, надежды мои были напрасны. Ксения Георгиевна поджала губы, подозрительно покосилась куда-то мне за спину и вдруг, цепко ухватив за рукав, поманила за собой в квартиру. Выглядела она при этом крайне загадочно. Недоумевая, я шагнул за ней в прихожую и прикрыл дверь.
Убедившись, что дверь заперта, Ксения Георгиевна приблизилась ко мне и, понизив голос, произнесла:
– Володечка, мы должны что-то наконец делать!
– Мы с вами? – удивился я. – А что такое случилось?
– Мы все – жильцы! – отрубила Ксения Георгиевна. – Слава богу, ничего еще не случилось, но, вот увидите, случится непременно, если мы не поставим на двери кодовые замки. У нас сегодня тут шлялись весьма подозрительные личности!
Я нахмурился и попросил объяснить подробнее. Оказалось, что сегодня днем Ксения Георгиевна, совершенно случайно выглянув в дверной глазок, обнаружила толкущихся на лестничной клетке двух подозрительных типов. Причем появлялись они дважды и ушли только после того, как Ксения Георгиевна, приоткрыв дверь на цепочке, пригрозила вызвать милицию.
– Они и к вашей двери подходили, Володечка! – трагическим шепотом сообщила она. – И присматривались к замку, честное слово! – Она саркастически засмеялась. – Они заявили мне, что пришли от домоуправления! Будто я не знаю, кто работает в нашем домоуправлении!
– А как они выглядели, Ксения Георгиевна? – полюбопытствовал я. – Был среди них такой высокий, серьезный, в хорошем костюме, похожий на офицера?
– Что вы, Володечка! – замахала руками соседка. – Какой там офицер. Самые настоящие бандиты! Один невысокий, в кепочке – глаза наглые, бесстыжие, и губы навыворот. А второй – нерусский, черный весь, а глаза так и сверкают!
– Ну, ничего, Ксения Георгиевна, – задумчиво проговорил я. – Может быть, они действительно из домоуправления... Хлебца-то дадите?
– Разумеется, Володечка, – кивнула старушка. – Но вы напрасно мне не верите. Жулики это были. А у нас с вами даже телефона нет!