Был прегружен пароход,
Нужны рабы лесоповалу,
А всех одно лишь волновало —
Год сорок первый – первый год.
В суровой нищей суете
Страдала очень добродетель —
Не посторонний, не свидетель,
Я чудом выжил в годы те.
Не сныти и не лебеде,
Не дерзкой молодой крапиве…
Нам память время окропило,
Не посвятив её беде.
Вставали в десять лет к станку,
А дома утварь мастерили,
И матерились, и курили —
Всё нам досталось на веку.
Но вспоминаю каждый раз
Не то, что ел, а то, что снилось, —
Четыре года уместилось
Всего в один Победы час!
Мне этот день – как эталон,
Когда тарелку наполняю…
Я сорок первый вспоминаю,
Крапивою заросший склон,
Желанный наш деликатес,
Жмых и осколок чёрный вара,
И после гулкого удара
Катящийся с обрыва лес.
«Есть в море суеты…»
Есть в море суеты
Укромный островок,
Где только я и ты
Укрылись от тревог.
Где нет сравнений зла.
И совершенства нет,
Где жизнь глаза в глаза,
Совсем не нужен свет.
Где можно в год любой
Вернуться, чтоб опять
Негаданно с тобой
Друг друга повстречать.
И не пенять теперь
Забывчивой судьбе —
Хоть в это и не верь —
Подумать о себе.
«Незримый дятел в тишине…»
Незримый дятел в тишине
Дробит весеннюю морзянку —
Сейчас он сообщает мне
Природы тайную изнанку.
Он знает день и знает час
Необходимого полёта,
Когда на родине как раз
Его манит незримый кто-то.
Понятен мне его намёк,
Я собираюсь в путь далёкий,
Судьбу читаю между строк
И даже добавляю строки!
Мы ничего не повторим,
И в мире, преданном злословью,
Невольно вместе мы творим,
Что называется любовью.
«Слов-то много, а ласковых мало…»
Слов-то много, а ласковых мало…
Может, что-то подскажет Париж,
Чтобы их ты одна повторяла
Мне, когда о любви говоришь.
Я-то что?! Мне в новинку любое!
И без слов обходиться готов!
Все заменит в общенье с тобою
Их двусложное слово любовь!
Ну, а лучше всего, дорогая,
И, наверное, слаще – как знать —
Я отныне тебе предлагаю
Междометьями все заменять!
«Мы с тобой, мы с тобой…»
Мы с тобой, мы с тобой