Цигун: покой в движении и движение в покое. Том 4: Несказочная сказка

– Вы не знаете ответа на простейший вопрос! – с явным удовольствием констатировал председательствующий.

– Не совсем так. Я знаю много ответов на этот вопрос и не знаю, как вам отвечать на него. То ли то, что я думаю, то ли то, что написано в книгах, то ли то, что вам больше всего понравится.

Председательствующий побагровел:

– Как можете вы знать, что мне нравится?! – он уже почти кричал.

Мое «не-стремление» к этой должности давало мне заметное преимущество: я мог говорить, что хочу. Максимум, что могли мне сделать, – это обозвать невеждой и прогнать с позором. Хотя, какой позор в том, чтобы говорить, что думаю.

– Я в течение нескольких часов имел честь наблюдать, как уважаемая комиссия проводит экзамен. И точно могу сказать, к какой философской школе вы себя причисляете. Также могу сказать, что ваш способ приема экзамена напоминает мне неправильную игру в мяч.

– Вон! – заорал председательствующий. – Стража, вышвырните его прочь, да не из зала, а прямо за ворота дворца. Сначала его, а вслед за ним все его пожитки. И пусть будет счастлив, что я не приказал избить его бамбуковыми палками.

Я огляделся: прочие претенденты выглядели очень довольными. Еще бы, молодой выскочка, никто по имени «сын известного отца», получил по заслугам. Стража же не шелохнулась, похоже было, что распоряжался ею кто-то другой. Впрочем, это неважно. Сейчас этот другой отдаст приказ, и меня все равно выбросят за ворота. Минутой раньше, минутой позже…

И тут я услышал тот же приятный голос, который слышал, когда рассматривал Танцующую красотку:

– Зачем так торопиться? Как только становится интересно, так тут же «вышвырните его прочь». А вот я бы с удовольствием послушал мнение господина Вейжа по поводу приема экзамена и игры в мяч.

После встречи с незнакомцем в саду я уже догадывался, кто он. И поведение всех окружающих подтвердило это. Впрочем, в этот раз я бы тоже понял все сразу. Тяжеленный головной убор, халат с девятью золотыми драконами, пять из которых должны быть видны спереди, а пять сзади. Еще на халате были вышиты облака, солнце, луна, звезды, горы, птицы, речной тростник и огонь. В общем «полный императорский набор», не оставляющий сомнений в положении того, кто предстал передо мной в окружении многочисленной стражи в шитых золотом одеяниях. Надо отдать ему должное, в этом одеянии и в окружении свиты император выглядел так же естественно, как в одиночестве и в простой одежде, в которой он прогуливался в саду.

Перед моим отъездом отец кое-что рассказал мне про императора:

– Это чрезвычайно хитрый человек. Он настолько хитер, что иногда его хитрость переходит в мудрость. Кроме того, он прекрасно разбирается в людях и причинах, которые стоят за их словами и действиями. Так что лучшая политика в отношениях с ним – это честность. Были люди, которые пытались быть неискренними с ним. Ничем хорошим это для них не заканчивалось. Если вдруг (это не слишком вероятно, но всякое случается) он назначит тебя наставником своего сына, тебе придется достаточно часто иметь с ним дело, так что помни: людей, которые говорят ему правду, он обычно не наказывает. Иногда он даже начинает их уважать. Ну, настолько, насколько император может уважать подданного.

– Император не относится к подданному как к подданному лишь в двух случаях… – начал я.

– Да, – продолжил отец, – когда тот изображает его предка в процессии или является его наставником. Так что тебя он уважать никак не обязан. Хотя должность наставника наследного принца считается одной из самых почетных и… Одной из самых мерзопакостных. Почетная она понятно почему: наставник самого принца. А вот почему она мерзопакостная становится понятно далеко не сразу. Пока принц – это всего лишь принц, его отец требует от наставника строгости (иногда даже телесных наказаний) по отношению к ученику, а иначе как же тот сможет хорошо учиться. Но когда император умирает и бывший принц занимает его место, то он вполне может напомнить своему наставнику, что тот был слишком суров с ним. И его не будет интересовать, что наставник был строг лишь по указанию его папаши. И это одна из причин, по которой я не желаю собственному сыну занять если не одну из самых важных, то одну из самых почетных должностей в империи.

Помня, что отец говорил мне про проницательность императора, я понимал, что говорить мне придется то, что думаю. Так я и сделал.

– Любое действие, в котором принимает участие благородный муж, должно быть выгодным не только для него, но для всех, кто в нем участвует. Это важнейший секрет честного успеха. Можно сказать и иначе: всякое действие должно вести к гармонии. Что такое гармония никто не знает, но в философии есть принципы, следование которым позволяет если не достичь гармонии, то хотя бы двигаться в направлении к ней.

– Забавно, – улыбнулся император, который явно получал удовольствие от происходящего, – но я человек практики и мне хотелось бы услышать, как все это работает. Ну, хотя бы на уровне экзамена.

– Экзамен не является исключением: пользу от него должны получать как тот, кто задает вопросы, так и тот, кто на них отвечает. То есть он должен быть подобен игре в мяч, когда каждый игрок не только бросает, но и ловит мяч. Если же экзаменатор только говорит, но не слышит… Если он лишь поучает, но не учится сам…

Подумав, император сказал:

– Пожалуй. Только мне это напоминает не столько игру в мяч, сколько игру в Сянци, когда один игрок переставляет фигуры, не слишком интересуясь ходами своего противника. Но я бы хотел знать, что думает уважаемая комиссия по этому поводу? – перевел император взгляд на сидевших с кислыми лицами старцев.

Председательствующий, разгладив ухоженную седую бороду, с издевкой спросил меня:

– Ну, допустим, я поймал «мяч» вашего ответа, юноша. И какая же польза мне от ваших ответов? Ведь они вполне могут быть неправильными. Я бы даже сказал, что они почти наверняка не будут правильными.

– Ну, хотя бы тем, что они позволят вам взглянуть на проблему с другой, пусть неправильной, но зато неожиданной стороны. Хотя бы тем, что окажется, что ваша точка зрения не единственная и что она не всем кажется истинной. – Тут меня совсем понесло и я добавил: – И что ни возраст, ни многолетние занятия, ни высокая должность не дают гарантии правильности вашего понимания. Ведь таких пониманий может быть множество, причем ваше не обязательно будет единственно верным.

Старец побагровел. Он буквально булькал от негодования и это внутреннее бульканье мешало ему говорить.

– Не круто ли вы берете, господин Вейж? – спросил император с интересом и явно без всякой злобы. – Ведь все эти господа, – он показал на комиссию, – гораздо старше вас. И, несомненно, гораздо опытнее.

– Это философия, – ответил я, – и тут не имеет значения возраст. Если бы молодые всегда следовали указаниям старших, то человечество вообще бы не развивалось.

– А если бы они никогда не следовали им, то человечество давно бы истребило друг друга, – усмехнулся император и вышел из зала.

Решение должно было быть объявлено завтра, но уже сейчас было понятно, что мне можно собираться в дорогу. Вещей у меня почти не было, времени на сборы почти не требовалось, так что я отправился в отведенные мне покои, намереваясь наконец-то уделить внимание присланной мне девушке. Экзамен окончен, а девушка была очень красивая… Но когда я пришел, девушки уже не было. Видимо, тот, кто прислал ее, тоже понимал, что мне завтра в дорогу. В общем, провинциал приехал, провинциал уехал. Это нормально, провинциал этому даже рад.

Но все сложилось с точностью до наоборот. И почему все всегда складывается не так, как я предполагаю?! Впрочем, это хорошо, это полезный опыт. И теперь я, начиная любое дело, точно знаю, что все выйдет не так, как мне хочется. Так что я ни на что особенно не рассчитываю и потому не огорчаюсь. Кстати, часто при таком подходе результат достигается легче и бывает даже лучше предполагаемого.

Так сложилось и в этот раз. Я не стремился получить должность при дворе, но получил ее. Об этом я узнал назавтра, когда, проснувшись рано утром, обнаружил у себя под боком «подарочную» девушку. Видимо, тот, кто ее прислал вновь, уже знал, кто будет учить наследного принца. Хотя я не был в этом уверен, ибо помнил, что у императора есть обычай собственным кулаком определять «профессиональную пригодность» тех, с кем он намеревается иметь дело в дальнейшем.

Император славился тем, что умел блестяще подбирать людей на высшие должности. Некоторые даже считали, что империя процветала именно потому, что на каждом месте сидел подходящий человек.

Способ, которым император проверял высших чиновников, мог показаться несколько нестандартным, хотя сам император говорил, что в древние времена это было общепринятой практикой. Изучая историю, я никогда не встречал упоминаний об этом, но кто я такой, чтобы подвергать сомнению слова императора! Я всего лишь книжник, и источником моих знаний являются книги. А император – сын Неба и источник его знаний – небесный.

Император считал, что должен лично познакомиться с каждым кандидатом на высшую должность. Для этого кандидат должен был сойтись в рукопашной схватке с Сыном Неба, который считал, что в поединке человек раскрывается очень ярко и сразу, нужно лишь уметь «прочитать» его. Сам император считал себя большим докой как в рукопашном бое, так и в «чтении» противника. Еще бы, при такой-то любви к этому делу! Да и его наставник, господин Ксан, считался одним из лучших мастеров империи. А какой же еще может быть наставник у императора?!

При этом в поединке с «претендентом на должность» император никоим образом не пытался одержать победу или унизить испытуемого. Он говорил, что нельзя унижать человека, который должен занять высокий пост. И тем более того, кому собираешься доверять. Поэтому поединок превращался, скорее, в игру ума и эмоций. В общем, как говорил император: «Рукопашный бой ничем не отличается от игры Сянци. Только вместо генерала – голова; вместо советника – поясница; вместо слонов – ноги, вместо пушек – руки; вместо колесниц – локти, вместо коней – колени. А восемь воинов – это опора на восемь сторон света, без которой телесная структура становится неустойчивой». Кстати, и в Сянци император играл блестяще. Только тогда он «переворачивал» собственное правило и говорил: «Стратегия Сянци ничем принципиальным не отличается от войны и рукопашного боя».

Ближе к обеду за мной пришли. На этот раз все было совершенно иначе. Небольшая комната, никакой комиссии, никакой свиты, только император и какой-то толстенький человечек в шелковом, богато расшитом золотой нитью халате. Выглядел он намного более важным, чем император, одетый в грубого сукна широкие штаны и свободный балахон невразумительного серого цвета. Увидев меня, император широко улыбнулся, показал на меня, а потом на себя. Когда до меня дошло, я тоже не смог сдержать улыбки: я был одет в одежду примерно такого же кроя и почти такого же цвета, что и он.

– Вижу, господин Вейж, вам долго объяснять не нужно. Это хорошо. Вы готовы?

Спасибо отцу, который рассказал об императорских способах проверки. Конечно, я был готов. Правда, отец рассказывал мне еще о мастере Ксане, который обучает императора воинским искусствам и которого император очень уважает. Но этот «шитый золотом» толстячок точно не учитель Ксан, которого я ожидал сейчас увидеть. Кто он, я мог лишь догадываться. Скорее всего, личный врач императора. Что ж, это почетно. Если император меня повредит, то меня будет лечить не кто попало, а его личный врач. Это мне польстило. Хотя… Вряд ли император собирался причинить мне вред. Какой ему смысл? Он человек суровый, при необходимости очень жестокий, но он точно не садист. А зачем тогда врач? Ведь никому не может в голову прийти, что кто-то может попытаться причинить вред императору. Да и не управится с ним никто, даже если очень захочет. Ну, разве что наставник Ксан, да его учитель, знаменитый мастер Бао (если он, конечно, еще жив). Кому тогда здесь может потребоваться лекарь? Впрочем, вполне понятно: чтобы претендент не забывал, что все будет всерьез и никто ни от чего не застрахован.

Искусство императора было потрясающим. Он не пытался сильно меня ударить, он явно хотел «раздергать» меня и вывести из душевного равновесия. Это был прекрасное испытание: если даже я и не сдам экзамен, то многому точно научусь. Ведь кто, как не я, вчера вещал ученым старцам, что любое действие благородного мужа должно приносить пользу всем окружающим. А кто есть самый благородный из всех благородных мужей, как не император?!

В общем, игра мне нравилась. А нравилась она мне тем, что это была игра не силы, а ума. Вполне философский подход к рукопашному бою. Похоже было, что императору тоже было интересно, время от времени он останавливался, давал мне перевести дух и даже соизволял объяснять свои действия и свою технику. А я старательнейшим образом выслушивал каждое его слово и ловил ритм его «хитрозадуманных» и хитросплетенных движений.

– Выходит, что философия, позволяющая оттачивать свой ум, не такая уж непрактичная штука, – подумал я, когда почувствовал, что быстро приспосабливаюсь и действия императора постепенно становятся для меня не такими неожиданными и непредсказуемыми, как в самом начале.

– Если он так же хорошо будет учить, как сейчас учится сам, то, пожалуй, лучшего наставника для наследного принца вам не найти, ваше величество, – раздался спокойный голос у меня за спиной. – Кстати, думаю, мы еще будем иметь возможность выяснить, так ли быстро он умеет понимать, как мне сейчас показалось.

Меня учили, что настоящий философ видит не только то, что видится, но и то, что за этим стоит. Иначе говоря, есть следствие, ищи причину. Есть явный Ян, не забудь о том, что где-то спрятан Инь. Если перед тобой стоит человек, освещенный солнцем, то сзади тебя может быть такой же человек, спрятанный в тени. Но поединок с императором был такой «плотный», что я просто не успевал смотреть по сторонам. Вот и проглядел, как кто-то вошел в комнату и оказался у меня за спиной.

Император остановился:

– Мне тоже так кажется, мастер Ксан. Господин Вейж действительно весьма неплох. Он умеет так быстро изменяться, что мне кажется, что его учили почти так же хорошо, как меня. Ведь вы сами, уважаемый наставник, говорили, что изменения – это суть нашего мира и боец хорош ровно настолько, насколько умеет изменяться сам и приспосабливаться к изменениям мира, в том числе к изменениям своего противника. А господин Вейж явно умеет изменяться с изменениями. Думаю, он останется с нами надолго.

Помнится, я тогда пришел в восторг. Какой красивый урок и какая красивая формулировка: «изменяться с изменениями». Или правильнее будет сказать: изменяться самому, следуя изменениям внешних обстоятельств?

Как и говорил мне отец, наставник Ксан оказался человеком слова. Вскоре он действительно проверил, насколько быстро я соображаю. Причем сделал это в философском контексте, в котором я, по его мнению, должен был прекрасно разбираться.

Однажды он зашел ко мне и чрезвычайно вежливо (до того момента, как он начал обучать меня Тай-Цзи-Цюань, он был исключительно аккуратен со мной и обращался исключительно на «вы») спросил, не могу ли я уделить ему несколько минут для беседы.

– Я думаю, что через несколько дней вы приступите к совместным с императором занятиям. Так что я хотел бы …

– Определить мой уровень, чтобы понять с кем имеете дело? – не слишком вежливо прервал его я.