В тени больших вишневых деревьев
Вечерело. Перед тем как тронуться колонне, к ПАК-200 под-бежал Гера и весело сказал:
– Вот только услышал, братан, как тебя за малым чуть не накрыло, что на КП возле вертушки ты тоже был.
Но внимательно взглянув в безумные глаза Пожидаева и его улыбку, он добавил:
– Да тебя малеха прихватила контузия? Не парься, через 3–4 дня все пройдет. А… Да ты все равно ни фига не слышишь.
Сергей продолжал улыбаться, совершенно не понимая, что происходит и что от него хочет Героин. Разведчик полез во внутренний карман гимнастерки, пошарил там и достал из пачки «Охотничьих» аккуратно затушенный косяк.
– На, держи! Не каждому фраерку «пяточка» достается, – и, развернувшись, побежал к своим, растаяв в начавших сгущать-ся сумерках…
80
Глава Vll
По быльцам шконаря ползла обыкновенная комнатная муха
и
тупо шарила своим хоботком по поверхности, тщетно пытаясь найти хоть что-нибудь съестное. Если бы она знала, что она не просто комнатная муха, а принадлежит к группе копрофаги факультативные, то, может быть, судьба сложилась у нее иначе, хотя не факт. Так что в результате отсутствия ее знаний о своей привилегированной группе или просто вследствие коварной судьбы-злодейки она была вынуждена шариться по солдатской палатке 3-го ПТВ
1
в поисках пропитания.
Шансы что-нибудь поесть сегодня были ничтожно малы. Дело в том, что стояла страшная жара, градусов 45–50 по Цель-сию. А сколько по Кельвину или Фаренгейту, муха не знала, т.к. была не сильна в физике. И не то чтобы температура ее сильно напрягала. Нет, до нее ей было фиолетово, кроме отрицатель-ных показателей. Просто принесенную пищу из столовки либо сразу съедали, либо выкидывали, залив котелки водой с хлор-кой. Это делали солдаты не для того, чтобы жрачка в котелках не квасилась. Им, как и мухе до жары, было фиолетово до про-цессов распада белковых, жировых и углеводных соединений. Да и эстетикой они не сильно были озабочены. Как говаривал прапорщик Гуляев: «Мы университетов не заканчивали, нам это ни к чему. Градусы в стакане и котлета в желудке – вот что главное в жизни, а остальное все фикция». Боязнь подцепить дизентерию, гепатит или тиф являлась определяющей в жела-нии бойцов следить за чистотой посуды. Также в борьбе про-тив инфекций в полку пили только кипяченую воду. Для этого возле столовой специально стояли несколько котлов, в которых кипятили воду, слегка окрашивая ее чаем, и каждый солдат на ремне носил фляжку, в которой был «тот самый чай». Конечно, были и загнанные чижи или чмошники, которые специально хотели заболеть. И иногда можно было видеть некоторых из них возле санчасти, просящих у пожелтевших2 их мочу, чтобы выпив ее, тоже пожелтеть и угодить в госпиталь, тем самым взять тайм-аут от побоев и унижений.
1
3-й ПТВ
– 3-й противотанковый взвод.
2
Пожелтеть
–
заболеть гепатитом А
(болезнь Боткина,
желтуха).
81
Но, несмотря на все эти меры и регулярные прививки, ближе
к осени стабильно «желтела» треть личного состава, а осенью 1985 года 12-й Гвардейский был признан небоеспособным, т.к. гепатитом А заболело три четверти полка, и он не участвовал в общевойсковых операциях, а нес только караульную службу.
Кстати, только в 1985 году 12-й Гвардейский особым прика-зом был переброшен с территории Прибалтики в Афганистан, т.к. 101-й полк, находящийся возле города Герата, не справлялся с активизирующейся деятельностью бандформирований. Но в первые месяцы пребывания на афганской земле полк не мог оказывать существенной помощи 101-му, т.к. занимался обу-стройством места постоянной дислокации, а осенью его скосила желтуха. В итоге после ввода 12-го Гвардейского в Афганистан он еще полгода ничем не мог помочь 101-му полку, да и 5-й дивизии тоже. Потом полк принял активное участие по защите завоеваний апрельской революции. И уже было «не до жиру». В результате чего до самого вывода, начавшегося в 1988 году, личный состав 12-го так и прожил во временных палатках, лишь успев построить модули для офицерского состава.
Дизентерия тоже зверствовала будь здоров, и в туалете всегда сидела в «задумчивости» пара-тройка бойцов. Потом, закончив «мыслительный процесс», они выходили на улицу с какими-то грустными лицами и, отойдя пару шагов от сортира, тут же лихо разворачивались и бежали обратно на насиженное место, очевидно, что-то вспомнив. Тиф, конечно, меньше косил, но, естественно, и жестче…
«Вариант такой – что вариантов нет пожрать остатки со столовой», – в стиле сочинских армян подумала муха, хотя не была жительницей города-курорта, и даже к Краснодарскому краю она имела весьма отдалённое отношение. С большой на-тяжкой можно было говорить о причастности ее к житнице страны – это то, что муха принадлежала к отряду двукрылых, коих во времена юности Пожидаева в его родной станице было предостаточно.
Дело в том, что во времена Советского Союза в сельской местности Краснодарского края почти все жители держали живность, вследствие чего Сергей был знаком не понаслышке с корпофагами факультативными. Жизнедеятельность домашних
82
животных была благоприятной средой для их размножения. И, когда Сергей превращал мух в замысловатые маленькие лепешки, орудуя мухобойкой, он понятия не имел, до каких грандиозных масштабов могут размножаться эти насекомые.
Тут же, поменяв профиль, двукрылая бестия сделала ставку на солдатские фляжки. Часто вместо чая во фляжках у дембелей бултыхалась бражка. И в этом случае можно было поживиться, облизывая сладкие подтеки на ней. Но сделанные несколько кругов почета со включенным на полную мощность фасеточ-ным зрением результатов не дали – во всех емкостях был чай.
И тщетно ее маленькие усики судорожно дрожали, пытаясь уловить присутствие волшебного напитка – ни одной молекулы бражки в воздухе не было. Тогда она, подгоняемая ложечкой, которая сосет в боку, продолжила перебирать варианты в своем крохотном мозге, зажатом между двух огромных глаз…
Жара имела еще один отрицательный эффект: все деды и дембеля, что сейчас дрыхли среди белого дня, спасаясь от нее, были с головой закутаны в мокрые простыни, и никакой воз-можности до их рож добраться не было. А ведь там можно было поклевать возле глаз слизистые выделения, или в уголках рта тоже бывали неслабые выбросы. Хоть, конечно, это не челове-ческие экскременты, но все же, как говорят, на безрыбье и рак рыба, так хотя бы оскомину можно сбить. Еще вариант – воды с простыни насосаться, но вода – она и в Африке вода, и сколько ни хлещи ее, сытней не будет. И с такими грустными мыслями комнатная муха перелетела на другую кровать, потревоженная дневальным, который заскочил в палатку и выплеснул ведро все той же воды на пол. Всплеск ее разбудил дремавшего дедушку, и тот проворчал:
– Боец, залить все, чтоб под кроватями был океан. Кондицио-неры тоже заправь. Не дай бог я проснусь, а полы или колючка будут сухими, – и, перевернувшись на другой бок, захрапел.
«Кондиционер» на самом деле был не совсем кондиционер в современном понимании. Это была рама кубической формы, обтянутая масксетью, внутри набитая верблюжьей колючкой и вставленная в окно палатки. Когда раскаленный афганец под-нимался, то он, проходя сквозь мокрую верблюжью колючку, охлаждался, снижая температуру в палатке. И «заправить
83
кондиционер» означало хорошо залить его водой. Испаряясь
с пола, вода тоже охлаждала помещение и одновременно увлажняла его, в результате чего разница температур снаружи и внутри могла быть 10–15 градусов. Только таким способом можно было спастись от безумной жары. И когда боец входил
с улицы в палатку, то у него было ощущение, что он из рас-калённой сухой финской сауны попал во влажную, горячую помывочную в русской бане.
На другой кровати муха продолжила уже, наверное, чисто механически прочесывать своим хоботком поверхность, одно-временно мучаясь классическим вопросом: «Что делать?». Со-средоточиться ей сильно мешали собратья по крови, которые тоже, скорее всего, не догадывались, что они относятся к группе копрофаги факультативные, и поэтому полностью разделяли ее долю: были голодны и, как следствие, в активном поиске хлеба насущного. Хуже всего то, что собратьев было как собак нере-заных, и они роями носились по палатке, залезая во все дыры и шлифуя до блеска все поверхности, делая шанс, «близкий к нулю», абсолютным нулем.
Комнатная муха окинула своими ячеистыми глазами во-круг и, видя всю эту вакханалию, все же решилась лететь в столовую. Она уже больше не могла побираться в этой палатке, жить в этой жесткой конкуренции, в этой гонке на выживание, кормиться этими жалкими крохами. Ее сердце хотело «большой и чистой любви», что в переводе с мушиного, или муховского, языка означало – нажраться от пуза.
Запах из туалета, который, пройдя сквозь «кондиционер», застрял в ее усиках, вызвал ужасные воспоминания. Хотя, казалось бы, у нее должны были слюнки бежать. Ведь она пришла в себя только в палатке 3-го ПТВ, даже не помня, как в нее попала, после того как поддалась на искушение этого запаха, оказавшись в сортире. Тогда муха увидела в туалете поистине эпическую картину: мириады ее собратьев, жужжа, клубясь черными роями в воздухе, покрывая всю поверхность своими телами, пожирали конечный продукт человеческой жизнедеятельности. В тот же миг она присоединилась к этому пиршеству, не обращая внимание на трех серунов1, пыживших-
1
Серун
–
солдат,
болеющий дизентерией.
84
ся совсем рядом. И даже, когда им кто-то сказал, чтобы они убирались, муха и усиком не повела. Видно, взводу химзащиты было тоже параллельно, что комнатная муха принадлежит к элитной группе копрофаги факультативные. И они, подогнав ГАЗ-66 с бочкой, в которой была какая-то гадость, начали из нее под давлением заливать весь сортир…
Она очнулась заваленной грудами тел своих сородичей. Из последних сил, разгребая трупы еще минуту назад радующих-ся празднику живота своих товарищей, муха еле-еле вылезла на поверхность. Леденящее душу зрелище предстало перед
ее фасеточным зрением. Пол окрасился в черно-серый цвет, всюду были просто горы мертвых братьев и сестер. Некоторые из них еще махали своими лапками и жужжали, но судьба их была предрешена. Муха через «не могу» расправила свои пере-пончатые крылышки и… полетела…
Вот так она оказалась в палатке 3-го ПТВ, в которой пару дней влачила жалкое существование. И теперь, проанализи-ровав все «за» и все «против», обыкновенная комнатная муха, но с необыкновенной судьбой газанула в сторону столовой, навстречу новым испытаниям и перипетиям, выпавшим на ее нелегкую долю…
***
Пожидаев сидел у себя в каморке на одной булке и сильно нервничал. Но переживал он не из-за того, что мог сидеть только на одной половинке мягкого места. Недавно, буквально три дня назад, он был переведен в черпаки и получил сполна – двенадцать раз по левой ягодице дюралевой солдатской пова-рёшкой, о чем свидетельствовало иссиня-черное пятно на всю эту ягодицу. Почему нужно было бить солдатским черпаком, как-то было еще понятно. Но почему именно по левой булке, осталось тайной, наверное, которой не знал уже никто из про-ходивших службу в то время в 12-м Гвардейском.
Нервничал Серега потому, что ждал своего друга-связиста Мультика, который должен был вот-вот подъехать на БТРе и забрать два ящика сухого молока.
Было три часа дня. И именно это временное окно, с трех до четырех, было самое безопасное для выноса из столовой про-
85
дуктов, или, называя вещи своими именами, воровства. Сухое молоко почему-то пользовалось спросом у духов. И поездка в Герат связистов сулила неплохие барышни. Да и чарс закон-чился, а вечером должны были прийти в гости разведчики, которые тоже были на мели в этом смысле, т.к. давно уже не были в засаде.
Но, прождав до половины пятого и мысленно высказав все, что он думает о Мультике и его БТРе, Пожидаев полез наверх по стеллажам с ящиками молока и после нехитрых манипуляций спрятал его под потолком. Выйдя из подсобки, он направился
в
варочный цех. Теперь Серега был уже старшим смены, и под его руководством было два новых повара-чижика и еще те двое лабусов
1
, которых с барского плеча ему выделил зампо-тыл, когда он обварился гороховым супом. Повара по своему обыкновению суетились с ужином. Пожидаев присоединился к процессу открывания рыбных консервов. Это то немногое, что можно было кушать на ужине.
Если полк был на месте постоянной дислокации, то на довольствии стояло примерно 1200 человек, а это 600 банок консервов – одна банка на два человека. Довольно длительная, монотонная, требующая соответствующей сноровки работа, задействующая обе руки. И вот когда Сергей вскрывал эти консервы в настроении намного ниже нуля, то перед его лицом замаячила наша героиня – обыкновенная комнатная муха.
Покинув палатку и сделав на прощание мертвую петлю, муха взяла курс на столовку. Пролетая над плацем, она не-сколько задержалась, зависнув в воздухе. В область фасеточ-ного кругового зрения неожиданно попала ее родина – арык, в который свозились отходы из кухни. Ностальгия защемила ее сердце, нахлынули воспоминания детства, как она вылезла из куколки и начала делать первые шаги по сгнившей каше. Тогда окружающий ее мир виделся ей прекрасным и светлым. Каза-лось, что всегда будет жратва под ее лапками… Но на поверку жизнь оказалась голодной и беспощадной. Арык засыпали танком. И теперь миллионы личинок, миллионы неродившихся братьев и сестер, были погребены под тоннами терракотовой
1
Лабус
–
литовец,
латвиец или эстонец.
86
земли вместе с гниющей кирзухой1. За все те дни, с тех пор как она покинула родные места, ей ни разу не удалось похавать от пуза, и острое чувство голода не покидало ее ни на секунду.
Тряхнув головой, вернее, огромными глазами, и отбросив грустные мысли, комнатная муха опять надавила на газ и по-неслась к двери столовой. Снова повисев немного в воздухе и выждав, когда откроется дверь, она прошмыгнула в зал приема пищи и тут же сделала крутой вираж, чуть-чуть не врезавшись
в знакомую физиономию. Далее, подобно ракете, строго пер-пендикулярно относительно пола она начала набирать высоту. В ячейках ее глаз выстроилась страшная мозаика, которую она видела там, в сортире, перед тем как потерять сознание: как два солдата в респираторах и со шлангами в руках поливали стены, пол и потолок какой-то гадостью, от которой у нее закружилась голова, а потом она вырубилась. Правда здесь на плечах у них висели какие-то бачки и в руках были не шланги, а странные палки, но из них лилась все та же гадость. Да и их рожи она уже никогда не забудет.
Комнатная муха, набрав максимальную высоту, под самый потолок ангара, полетела в противоположный конец зала, мыс-ленно себя проклиная за свою жадность: «Летала бы сейчас по тихой грусти, ползала б таким же тихим сапом по шконарям
в 3-м ПТВ, собирая крохи, и горя бы не знала. Так нет же, по-несла меня нелегкая…»
Пролетев под потолком весь зал, она камнем бросилась вниз и, как только оказалась на уровне какого-то дверного проема, моментально влетела в него, попав в святая святых столовой – варочный цех. Тут-то она и застала бригаду поваров, вскрывающих консервы, оказавшись перед грустным лицом Пожидаева. Конечно же, она не одна была такая шустрая и над поварами кружил целый рой ее собратьев. Да и куда ни глянь, копрофаги факультативные везде летали, ползали, жужжали, спаривались, дрались. В общем, жизнь насекомых из отряда двукрылых тут била ключом.
Столовая и туалет были для этой братии квинтэссенцией, где их численность достигала невообразимых показателей,
1
Кирзуха
–
перловая каша.
87
несмотря на усиленную борьбу с ними взвода химзащиты.
К примеру, когда личный состав принимал пищу в столовой, то вынужден был делать это одной рукой, потому как другой нужно было отгонять их от пищи и своих лиц. И все равно, как правило, штук пять-шесть сварившихся мух плавало в тарелке с борщом.
Там, на гражданке, Сергей, отдыхая на своей любимой лавоч-ке под сенью вишен, после того как размазал пару десятков дву-крылых бестий по столу мухобойкой, мог спокойно наблюдать за проезжающими мимо автомобилями – пары десятков жертв ему хватало, чтобы восстановить мир в душе. Но здесь после года службы Пожидаев искренне мечтал собрать всех копро-фагов с факультативами и без оных в огромную кучу и сжечь огнеметом на фиг. И теперь, когда план под названием «Сухое молоко» сорвался и настроение было запредельно не очень, они испытывали его ангельское терпение, жужжа перед лицом и по очереди пытаясь залезть в глаза и рот, пользуясь тем, что у него заняты руки. Все же он какое-то время отфыркивался, кивал, крутил головой в разные стороны, иногда работая локтями, но стоически продолжал открывать консервы, пока его ангельское терпение, лопнув, не превратилось в приступ гнева…
Он прекратил вспарывать луженые брюхи банок, положил нож на стол, распорядился собрать все консервы опять в ящи-ки и занести в подсобку. Потом пошел в зал приема пищи и, перекинувшись двумя словами с бойцом из химзащиты, взял у него бачок и респиратор. Через десять секунд он ворвался в варочных цех и с остервенением принялся заливать все вокруг ядовитой жидкостью… В его глазах светилась радость….
Залив весь цех отравой, с чувством глубокого удовлетворе-ния, как тогда говорили на съездах КПСС, он не спеша пошел к себе в каморку, вот только не заметил, как сзади на плечо к нему села обыкновенная комнатная муха. Наученная горьким опытом, она эту химическую атаку пережидала под потолком и, поняв, что самое безопасное место – логово врага, незаметно приземлилась на Пожидаева.
Очутившись в подсобке, муха поняла, что попала в рай, что все ее мытарства не напрасны, что отвага и настойчивость все же рано или поздно увенчиваются успехом и славой. И, на-
88
жравшись от пуза бычков в томате, как она всегда и мечтала,
и почувствовав себя наконец-то корпофагом факультативным, муха еле-еле проползла по стеллажу и, найдя укромное ме-стечко, задрыхла…
***
Через полчаса после первого косяка, пуская по кругу второй, Гера поинтересовался у Сергея:
– Ни фига себе… А что за банда бахает?
Пожидаев специально выдержал паузу и, дождавшись, когда хорошо зацепит, поставил на магнитофоне новую, в то время революционную группу «Черный кофе», которую ему прислал из Союза его друг. В Афгане, конечно, с музыкой было тяжко,
и поэтому записи присылали из дома, но не кассеты, а пленку, аккуратно намотанную на открытку. Получив такое «письмо», его вскрывали и так же скрупулезно разматывали эту пленку с открытки на заготовленную кассету.
Доселе неслыханный стиль и исполнение рок-группы «Чер-ный кофе», которая в Союзе была под запретом, когда они ухо-дили в армию, просто ошеломили разведчиков, и они вместе с Пожидаевым, опьянённые гашишем, оторвались от бренной земли и полетели в тартарары под звуки новых мелодий, од-нако ж их тела продолжали лежать на стеллажах в подсобке. С каждой новой песней разведчики все больше и больше на-кручивали громкость на кассетнике «Sharp» и, увлекшись, совсем потеряли осторожность…
В
три часа ночи, не доходя до грибка метров пятнадцать, под которым стоял караульный, капитан Парачиди, как голодный волк, видящий овцу, начал клацать челюстями, понимая си-туацию, которую он не первый раз видел. С каждым шагом он старался идти тише, все более и более приближаясь к часовому, абсолютно не реагирующему на его приближение. Подойдя вплотную, начкар
1
всмотрелся в лицо солдата. Оно было со-вершенно спокойным – боец мирно спал, стоя на посту, слегка прислонившись к грибку, прям как лошадь, разрушая каноны биологов, которые утверждают, что человек не может спать
1
Начкар
–
начальник караула.
89
стоя. Просто они не были в армии. «Жаль, автомат висит у него на плече, а не где -нибудь рядом лежит, а то бы я ему устроил сладкую жизнь», – подумал капитан и набрал полную грудь воздуха.
– Тревога! Рота, подъем! – проорал прямо в лицо солдату Парачиди.
Боец, думая, что спит на кровати, сделал какое-то странное движение: мотнул корпусом, едва не боднув начкара, и тут же еще в состоянии сна побежал… Пробежав шагов семь-восемь, он начал просыпаться на ходу, приходя в себя, и, отбежав от грибка метров на десять, остановился. Постояв немного в ступоре, он, обернувшись, увидел капитана, на лице которого играла ехидная улыбка. Парачиди подошел к бойцу, еще раз всмотрелся в лицо, чтобы убедиться в правильности своего диагноза, и, удостоверившись, что перед ним чижара, сквозь зубы процедил:
– Три наряда вне очереди, – и заодно пнул ногой его в живот. Часовой сложился пополам, судорожно пытаясь ухватить
воздух ртом, потом сел на колени, продолжая открывать без-звучно рот, как рыба, выброшенная на берег, вопросительно смотря на капитана . Было понятно, что он толком еще не проснулся и вообще не вкурил, что происходит. Равнодушно посмотрев еще немного на ловящего воздух бойца, Парачиди развернулся на сто восемьдесят градусов и не спеша пошел в сторону расположения полка…
Начкар не знал, на ком сорвать свою злость и поэтому сделал проверку караула без разводящего1 неожиданно, чтоб найти козла отпущения. Немного, конечно, он слил свою злость на спящего часового, но легче на душе не стало.
Его возмущению и одновременно унижению не было предела. Муза, эта старая кошёлка, которая была поварихой
в офицерской столовой, отказала ему. Те 25 чеков, которые он предлагал, никак ее не устраивали. Она подняла таксу до 40. Ладно бы там Вика или Лена. С учетом полного отсутствия женского пола хоть как-то авансом им можно было тройку с
1
Разводящий
–
военнослужащий из числа личного состава караула,
на-значенный для выставления часовых на посты, а также для их смены и про-верки выполнения ими обязанностей во время несения караульной службы.
90
минусом поставить. Но тут… Без слез не глянешь – и 40 чеков. Мужское самолюбие капитана было ущемлено: всегда, в любое время дня и ночи – с пол-оборота. Он даже стал подумывать об их альтруистских отношениях, а тут – нате-здрасьте.
