В тени больших вишневых деревьев

Эту сцену, которая была далеко не нова, наблюдали не только узбеки, но и славяне вместе с другими представителями на-родов Северного Кавказа. Никакую реакцию они не выказали, кроме неподдельного интереса: кто же одержит верх? Но, разо-чаровавшись ничьей, вяло разбрелись по своим делам, лишь изредка переговариваясь друг с другом. Азиаты, наоборот, как мухи слетаются на дерьмо, облепили кровать Бикмаева и оживленно начали гырчать о чем-то, изредка кивая в сторону кровати, на которой лежал Пожидаев.

«Первый раунд, – про себя отметил Сергей, прикладывая прохладную фляжку к шишке над бровью. – Сколько их еще будет, интересно?» – ложась на шконарь, подумал он, но то, что они будут, он опять нисколько не сомневался.

***

Вечером перед ужином пришли водилы БТРов. Их было чет-веро. Среди них был Алик Адуашвили, который впоследствии станет другом Сергею, два хохла и узбек Шерзод Махкамов по кличке Шерхан. Хотя он мало напоминал того тигра Шерхана

102

из знаменитого мультфильма, но зато был вылитый Кинг-Конг, только в уменьшенном варианте и абсолютно без волосяного покрова.

Почти все узбеки – смуглые, за редким исключением бывают со светлой кожей, но Шерзод был буквально черный. Даже не все афроамериканцы бывают так черны. При этом он был почти квадратный: при росте примерно метр восемьдесят, казалось, он в плечах был не меньше полутора метров. С этих плеч сви-сали длинные руки почти до колен с кулаками-кувалдами, а между ними на короткой шее громоздилась несуразно огромная голова. Она была вообще шедевр в своем роде. Смотря на нее, складывалось такое впечатление, что пьяный скульптор взял дорожную кирку и вырубил из черной скалы нечто, похожее на человеческое лицо, а утром, проснувшись и взглянув на свое творение, поняв, что ничего теперь не исправить, плюнул и ушел. Особенно у него хорошо получилась нижняя челюсть: она была шире самой головы, абсолютно квадратная и очень сильно выпирала вперед. В общем, им смело можно было пу-гать детей и даже подростков чуть ли не до шестнадцати лет без всякого грима.

Когда Шерхан вошел, то Бурхон что-то гыркнул ему не-громко. Наверное, он сказал какое-то волшебное слово, потому как сразу после этого весь грозный и ужасный вид Шерзода куда-то испарился. Горилла тут же преобразилась в мягкого

и пушистого зайчика, который, держа передние лапки согну-тыми возле грудки, легкими и мягкими прыжками припрыгал к Бикматову. Тот еще прогырчал ему что-то, периодически стреляя глазами в сторону Пожидаева, после чего Махкамов лег на свою кровать, а минут через пятнадцать, даже не смотря в сторону Сергея, громко прорычал. Именно прорычал, потому как те звуки, которые вылетали из его глотки, кроме как рыком, иначе не назовешь.

– Поварь!.. Мне тожь!.. В ужинь!.. Пайка!

Было видно, что Махкамов совсем плохо говорит по-русски

и выискивает в своей огромной голове подходящие слова, которым, по большому счету-то, и зацепиться было не за что в связи с полным вакуумом в этом черепном пространстве. Порою все же бывает очень странно и удивительно видеть,

103

как Бог некоторых людей уподобляет каким-либо животным

и даже голос делает у них похожим на звериный, как правило, наделяя их огромной физической силой, прямо пропорциональ-но снижает их IQ.

Сергей уже хорошо успел рассмотреть эту гориллу, и, ког-да она прорычала, он понимал, что шансов у него – ноль. Эта обезьяна, очевидно, не знакома с чувством жалости, и, судя по ее габаритам, она просто размажет Сергея по зеленому дере-вянному полу, он даже и вякнуть не успеет. Мозг Пожидаева в экстренном порядке врубился на полную, ища варианты выхода из положения, а глаза начали сканировать окружающее про-странство. Через несколько секунд они наткнулись на чей-то «калаш», лежащий на кровати метрах в пяти от него, но опять слова земляка всплыли в его голове: «За оружие не хватайся – могут забить до смерти, ну а если уж взялся, то делай красиво».

«Да гори оно все пропадом!» – смешав две присказки в одну, в отчаянии подумал Сергей и нацелился на автомат, намере-ваясь в три прыжка добраться до него. Как вдруг, разверзая пространство и время, теплый весенний ветер, наполненный благоуханием фруктовых деревьев, ворвался в его сознание. Вместе с ним шум молодых вишневых листочков цвета салата, которые еще не успели огрубеть и окраситься в темно-зеленый, завладел его слухом, и лавочка, осыпаемая белыми лепестками цветов, скрыла вороненое железо АКСа, одиноко лежащего на кровати. Нет, не в этот раз. Он не сядет из-за какой-то обе-зьяны. Ему в эту секунду страсть как захотелось домой, на эту лавочку, под большие вишневые деревья. И глаза Сергея продолжили изучение внутреннего содержимого помещения… Пауза затянулась…

– Э-э… Ты… Оглохль? – опять раздался рык.

Но Сергей продолжал молчать, судорожно ища выход из ситуации. И вдруг он вспомнил, что в предбаннике видел штук пять-шесть боковых стоек для палатки, которые представляли из себя деревянные колья диаметром раза в два больше черенка от лопаты и длиннее раза в полтора.

– Сам сходишь, – наконец, ответил Пожидаев, прикинув, что при любом раскладе он успеет схватить стойку от палатки.

Горилла грязно выругалась на тюркском наречии, поднялась

104

с кровати и направилась в сторону Сергея. Пожидаев тут же вскочил со своего шконаря и побежал в предбанник. Шерхан подумал, что повар убегает от него, и рванул за ним, но не успел он добежать двух метров до предбанника, как внезап-но навстречу ему выскочил Сергей и наотмашь нанес удар стойкой. Махкамов все же успел подставить левую руку под деревянный кол…

Душераздирающий крик сотряс палатку, и горилла согну-лась, обхватив предплечье левой руки правой. Сергей стоял на-против него, держа стойку наизготове, наблюдая, как корчится от боли Махкамов, и одновременно контролируя передвижения узбеков, насколько мог. Для этого он дополнительно подключил периферическое зрение и все же сделал ошибку – совершенно забыл про тыл. Прошло всего несколько секунд, как сзади кто-то, вероятно, с разгона нанес удар ногой в область поясницы…

Не выпуская кол из рук, Пожидаев пролетел пару метров, чуть-чуть не налетев на Шерхана, и рухнул ничком на зеленый деревянный пол. Жуткая боль пронзила все его тело. Она была какая-то электрическая, очень острая, незнакомая. Все его мышцы напряглись до предела, а ноги вытянулись в струну…

Сергей лежал с открытым ртом, но звуков не было, лишь по побелевшим пальцам можно было понять, что он намерт-во вцепился в стойку от палатки. Горилла продолжала выть, крутясь на одном месте. Пронизывающая боль как появилась в одно мгновение, так и моментально исчезла, отпустив все члены Сергея, оставшись только в пояснице. Пожидаев издал какой-то непонятный звук, с которым вернулась его способ-ность мыслить, и первая из них прокричала в его разуме: «Срочно вставай!» Тут же он предпринял попытку подняться на ноги. И, как только встал на четвереньки, Махкамов со всего маху ударил ногой Сергею в лицо… Тысячи сварочных огней вспыхнули у него в глазах, а потом – мрак…

Когда Сергей пришел в себя, то он сразу почему-то закаш-лялся, и первое ощущение из мира реальности было то, что его щека лежит на чем-то липком и в то же время скользком. Пожидаев также продолжал лежать ничком, повернув голову направо. Возвращающееся сознание на автомате открыло глаза, но вместо зеленого деревянного пола они увидели багряную

105

лужу. Темно -красный цвет был словно сигнал для боли, и она обрушилась на мозг Сергея. Следуя за ней, он разжал правую руку, отпустив стойку и дотронулся до своего носа, тотчас по-няв, что это он ее источник и что багряная лужа – это кровь, которая до сих пор бежит из него. Одновременно включивший-ся слух донес до него, что в палатке идет какая-то словесная перепалка на повышенных тонах, но осмыслить ее разуму не позволяло все еще « плавающее» сознание. «Нужно поднять-ся», – снова пришла та же мысль в голову Сергею. Пожидаев медленно, опираясь на руки, стал подниматься. Ему показалось, что его тело налилось свинцом. Как только он оторвал грудь от пола, руки соскользнули, поехав по доскам, ставшим скольз-кими от пролитой на них крови. И он опять рухнул, широко раскинув их в стороны. В эту же секунду его разум пронзила еще одна острая боль – в пояснице…

– Ты что не сказал, что ты из Краснодара? – услышал Сергей чей-то голос, и чьи-то руки начали отрывать его от пола.

– А у меня никто и не спрашивал, – ответил он, и в этот миг его сознание улетело куда-то в небытие…

Пролежав в санчасти неделю с ушибом позвоночника, сотрясением мозга и сломанным во второй раз носом, быв-ший повар, а ныне огнеметчик Сергей Пожидаев вернулся в 3-й ПТВ. Причиной его травм послужило падение с верхнего яруса пальмы. По крайней мере так было записано в его ме-дицинской карточке. Но возвращение Сергея уже разительно отличалось от первого его появления во взводе. Теперь у него были новые товарищи, которые даже дважды проведывали Пожидаева в санчасти.

Любопытным солдатом, интересующимся, из каких мест необъятного Советского Союза родом Сергей, оказался заме-ститель командира взвода, сержант Иса Хубиев, карачаевец из Черкесска. Кроме него, в круг его новых товарищей входили: Алик Адуашвили из Ставрополя, осетины Руслан Кочиев и Цола Тигиев, один – из Пятигорска, другой – из Владикавказа,

а также чеченец Коловка Галаев, в простонародье Кол. Конечно же, все они знали, что Сергей из Краснодара,

просто хотели посмотреть, как будет вести себя бывший по-вар, и, решив, что типа «достоин», приняли в «Клуб жителей

106

Северного Кавказа ». Именно они остановили узбеков, когда Пожидаев стойкой сломал руку Махкамову, иначе для него все могло закончиться намного печальнее. Хотя и это нельзя назвать, что он отделался «легким испугом »: по возвращении из армии Пожидаев был вынужден сделать операцию на носе, т.к. тот совершенно отказывался дышать, а потом в тридцать лет дала о себе знать и травма позвоночника, которая мучает его и по сей день…

С тех пор огнеметчик 3-го ПТВ Сергей Пожидаев получил кличку Кавказ и стал держаться своих новых знакомых, а один из них станет ему другом. Братья-славяне, которые и пальцем не пошевелили во время того инцидента, останутся за кругом его интересов. И не то чтобы Серый не мог их простить, просто…

107

Глава IX

«Наверное, боги, сошли с ума», – эта мысль преследовала Пожидаева последние три дня. Она возникла независимо от известного фильма с одноименным названием, снятого режис-сёром из ЮАР в 1980 году. В то время Сергей мало что знал

о зарубежном капиталистическом кинематографе и, следова-тельно, не подозревал о существовании этой картины, и уж тем более, что побудило режиссера так назвать свой фильм. Но Сергей прекрасно знал, почему эта мысль преследовала его. Он буквально чувствовал ее всем телом, всей своей кожей, каждой клеточкой своего организма….

Дело в том, что в 1987 году в августе в провинции Гельменд между городами Кандагар и Лашкаргах в долине реки Аргандаб установилась аномальная жара. 40, 45 и даже 50 градусов – это были обычные показатели шкалы Цельсия во время летнего периода на юге Афганистана, но 55–60 – это уже был явный перебор. В этом варианте даже зеленка1 не спасала. Казалось, афганское солнце прожигало, как лазером, сквозь листву де-ревьев, масксети, брезент и хэбэ, а находиться днем в броне2 вообще было опасно для жизни в прямом смысле этого слова.

К

примеру, брошенный по каким-то причинам БТР на солн-це, а не в тени деревьев представлял потенциальную опасность для невнимательного или ошарашенного жарой бойца, кото-рый бы вдруг решил, что ему нужно что-то срочно достать из машины. Если он хватался голой рукой за ее металлический поручень, то мгновенно с криком отпускал его, т.к. получал банальный ожог. Внутри такого БТРа находиться физически было невозможно. Да и те, что стояли в тени деревьев и под стенами полуразрушенных дувалов

3

в плане нахождения в них личного состава тоже были бесперспективны. Поэтому бойцы 3-го ПТВ находились в заброшенном кишлаке в полу-разрушенных глинобитных домах недалеко от штаба полка и палатки медвзвода.

1

Зеленка

–

местность,

где растут деревья,

различные сельхозкультуры.

Обычно возле реки.

2 В броне – внутри танка, БМП, БТР и т.д. 3 Дувал – глинобитный забор.

108

Вот уже третий день подряд словно невидимый огромный солнечный кулак глушил, как динамит глушит рыбу, шестиде-сятиградусной температурой весь личный состав. Единствен-ным спасением от жары была река с прохладной водой при-мерно в пятистах метрах от расположения штаба. При первой же возможности личный состав короткими типа перебежками

с

двухминутными передышками в тени деревьев «мчался» на речку. «Типа перебежки» слабо походили на настоящие «перебежки» и по большому счету напоминали спринтерский забег черепах, присыпанных серо-желтой пылью

1

, поэтому и слово «мчались» тоже весьма условное в этом смысле. Бойцы теряли драгоценные минуты на передышки, но, оглушённые и обожжённые невероятной жарой, по-другому передвигаться просто не могли физически, и поэтому основное время уходило на дорогу, минимизируя их пребывание в живительной влаге. Хотя был еще один казус во всем этом исходе на реку: когда выходишь из воды, то никак не можешь понять, то ли ты еще не обсох, то ли уже покрылся потом…

Это была общевойсковая операция, в которой участвовала вся 5-я Гвардейская мотострелковая дивизия. Осталось тайной, покрытой мраком, за какие грехи из двух экипажей БТРов, 3-го ПТВ сделали «скорую помощь». Где «залетел» лейтенант, чтоб вот так со своим взводом оказаться возле штаба полка? Но факт остается фактом: из огнеметчиков сделали санитаров, а их БТРы иногда использовали для перевозки тяжелораненых, в том числе и погибших, в полевой дивизионный госпиталь. И злые языки сразу окрестили машины 3-го ПТВ труповозками. Да и санитарами огнеметчики были с большой натяжкой: они лишь только помогали медикам перетаскивать и перевозить раненых. В основном они разгружали и загружали боеприпа-сы, несли круглосуточную караульную службу, охраняя штаб полка, а в случае срочного выезда на блоки комполка сопро-вождали его на БТРах. В общем, были на подхвате. Новое их амплуа – санитары, за месяц боевых действий под Кандагаром прочно за ними закрепилось. И, когда на горизонте кто-то на

1

Серо-желтая пыль

–

в этой местности Афганистана почва была серо-желтого цвета.

109

блоке вдруг замечал поднимающийся столб пыли, то, бросив ковыряться в носу, кричал своим товарищам:

– Атас! Комполка с санитарами на труповозке прет!..

***

У каждого человека бывает свой черный день, а у некоторых этих дней хоть пруд пруди. Но тот день, 18 августа 1987 года, Сергей Пожидаев запомнит на всю жизнь. Конечно, и в детстве,

и в юности у него были черные дни, но они были черны в со-знании того мальчишки, который, прячась в тени вишневых больших деревьев, сидя на своей любимой лавочке, нервно курил, переживая, что вдребезги разбил свой чехословацкий мотоцикл «Cezet». Не знал он тогда, что настанет такой черный день в его жизни, что из всех предыдущих просто вытравятся все темные тона событиями 18 августа 1987 года и они в его сознании приобретут лишь слегка серый цвет…

Хотя с утра все вроде бы начиналось хорошо. Во-первых, спала эта безумная жара: вчера термометр показывал лишь 42 градуса, что после 60 ощущалось как вечерняя свежесть после знойного дня, и, судя по всем приметам, грядущий день обещал быть «прохладным». Во-вторых, КП-1301 пригнали откуда-то с блоков прямо в штаб полка, и утром, когда шмат солдатской каши летел в котелок Сергея, он приветливо крикнул повару:

– Привет, Альгис!

Но бывший ученик и друг как-то сухо буркнул:

– Привет, – и на его лице не дрогнул ни один мускул. Вообще-то, когда Сергей отходил от кухни, то серая тучка

налетела на его душу. Эта холодная реакция его друга-повара неприятно кольнула ее. Но Пожидаев успокоил себя, мысленно оправдав поведение Альгиса: «Наверное, еще не проснулся или Гуляев кровь свернул». И, подкрасив ответ повара, Сергей за-шагал к своим, планируя, где они будут жарить сегодня вечером картошку с тушенкой. Когда они завтракали в разваленном глинобитном доме, то он не удержался и похвастался:

– Сегодня вечером гуляем. Будем жарить картошку с туш-няком. Надо только раздобыть дрова.

1

КП-130

–

кухня полевая,

рассчитанная на

130

человек.

110

То, что Буткевичус даст ему продукты, он не сомневался.

– С чего это? – недоверчиво спросил Иса.

– Мой бывший ученик кашеварит на походной кухне. Теперь заживем, мужики. Надо же как-то компенсировать наше ны-нешнее положение, – торжественно произнес Сергей.

После утреннего развода их по старой схеме вместо утре-ней зарядки послали разгружать снаряды для минбанды1, привезенные с дивизии. Все бойцы, как обычно, сетовали на минометчиков, вспоминая о них в форме различных эпитетов, далеко не всегда цензурных, негодуя: с какого перепоя они раз-гружают их боеприпасы? Минометчики могли бы сами поднять свои толстые задницы, приехать сюда и попробовать, каково это – бегать с сорокакилограммовыми ящиками. На перекуре Пожидаев, сказав замку2, что идет на кухню, уверенной по-ходкой направился к КП-130, внутренне радуясь предстоящей встрече с Альгисом Буткевичусом, которого не видел с тех пор, как его выгнали из поваров.

На полевой кухне Сергей застал своего ученика за муштрой молодого бойца. Он сидел на пищевом солдатском термосе и бойко покрикивал на чижика-повара, а тот нервно мешал пас-сировку в огромной сковороде.

– Ну, что, лабус, где твой бус?! – приветливо на ходу вы-крикнул эту абракадабру Сергей, которую он придумал в наркотическом угаре, когда они работали вместе.

Она абсолютно ничего не означала, но почему-то нрави-лась ему и очень часто была сокращена просто до «Где бус?». Ранее часто бывало, на кухне во время готовки, обращаясь к Буткевичусу, Пожидаев вместо его имени говорил: «Где бус?».

Вообще, в армии таких, мягко говоря, «крылатых выраже-ний» хватало. По каким-то причинам они считались остроум-ными. И весь личный состав, как попугаи, повторяли подобные всплески мозговой активности, а другие почему-то ржали, услышав их. Даже вернувшись на гражданку, еще некоторое время многие продолжали острить подобным образом, но, пе-риодически сталкиваясь с недоумением в глазах собеседника,

1

Минбанда

–

миномётная батарея.

2

Замок

–

заместитель командира взвода.

111

потихоньку оттаивали от подобных шуток. Наверное, всеобщий армейский дебилизм как-то на подсознании в общем-то вполне адекватных людей временно превращал в идиотов, но по воз-ращении домой у большинства, к счастью, это проходило, хотя некоторые в подобных остротах застревали на долгие годы.

Сергей протянул правую пятерню для рукопожатия, а левую руку отвел в сторону, готовясь обняться, но каменное лицо сидящего повара и равнодушный взгляд говорили о том, что он не намерен вставать со своего «кресла». И здороваться с бывшим поваром, судя по всему, тоже не собирался. Пожидаев остановился и опустил руки.

– Меня зовут Альгис, а не Лабус. И тем более не «Где бус?», – опять сухо ответил бывший ученик и продолжил покрикивать на чижа.

Эти слова словно холодный душ подействовали на Сергея, и, как потоки воды смывают белую мыльную пену с лица, так

и этот ответ смахнул улыбку с него, но чувство дружбы еще цеплялось за края души Пожидаева. Не веря услышанному и со-вершенно опешив, Сергей еще на панибратской волне произнес:

– Да что с тобой, Буткевичус?

– Со мной все хорошо. Не видишь? Я занят. Вам же жрач-ку готовлю. Если ты пришел за тушняком или сгухой, а ты именно за этим и пришел, то мой ответ – нет. Много вас тут таких ходит. Если всем давать, то поломается кровать, а кашу из топора придется готовить, – и улыбнулся.

Видно, ему понравилось, как он в «елочку», по его мнению, совместил пошлую присказку со знаменитым выражением из сказки. Все тот же армейский дебилизм расплющил и ему мозги.

Последнее предложение было уже не как холодный душ, это было как обухом по голове того топора, из которого соби-рался готовить кашу Альгис, если даст пару банок тушенки. От удара этого «топора» у Сергея невольно нижняя челюсть начала отделяться от верхней, и вместе с ней чувство дружбы, оглушенное все тем же «топором», отпустило края души По-жидаева и полетело куда-то во вселенную, растворившись в ней раз и навсегда…

Действие обуха топора из каши не ограничилось опусканием нижней челюсти и исчезновением чувства дружбы, оно стран-

112

ным образом повлияло на глаза Сергея. В начале разговора из них лилось тепло, но, после того как шандарахнул « топор», ис-точник тепла иссяк, и теперь бывшего друга-повара ощупывал пустой, ошалелый взгляд.

Сергей стоял как припечатанный к земле. Его сознание давало сбой. Он не знал, что ему делать. В его голове не укла-дывалось: как этот человек может говорить такое? После всех тех месяцев, проведенных бок о бок на кухне. Как ему в голову пришли эти слова? Вместе пахали, мутили с продуктами, вме-сте курили чарс, пили брагу, мечтали о гражданке, о девчонках, радовались, печалились… Что с ним стало за эти два месяца?…

Все когда -то бывает впервые. Это банальное, избитое утверждение очень четко сейчас прочувствовал Сергей. Его предал друг, разменял на гарантию остаться на тепленьком местечке, хорошо запомнив последствия залета Пожидаева,

и теперь действовал так, чтобы, как говорится, комар носа не подточил. Потом, конечно, в жизни Сергея будет еще такое, и не раз, но сейчас его наивная душа кипела: в ней бурлило не-годование, смешанное с обидой. И на этой дьявольской смеси начала появляться пена под названием месть. И чем сильнее кипела душа, тем выше подымалась пена…

К КамАЗам с боеприпасами он возвращался словно опущен-ный в воду. Его не только предали, но и сделали балаболом, что очень не любили в 3-м ПТВ, да и во всем полку тоже. Что-что, а жесткий армейский быт и боевые условия приучили личный состав отвечать за свои слова. Так же, как и дебильные армей-ские шутки, это качество на гражданке многими утрачивалось, если не сказать – почти всеми. Но в этом случае – уже «к сожа-лению». Сергей не мог придумать ни одного вразумительного объяснения, почему вечером не будет жареной картошки с туш-няком, и он молча присоединился к разгрузочному процессу.