К одной категории с воспоминаниями относятся и другие переживания души, также внушенные извне, но ставшие личной собственностью данного духа. Таковы надежды:
В ней сердце, полное мучений,
Хранит надежды темный сон
(Онегин, III, 39).
Обманчивей и снов надежды,
Что слава?
(Разговор Книгопродавца с Поэтом)
Неясных, темных ожиданий Обманчивый, но сладкий сон (Алексееву).
Таковы и переживания любви. Пушкин часто называет любовь «сном», разумея в этих случах под любовью, конечно, не объективное и конкретное явление любви, а тот почти отрешенный, глубоко личный комплекс чувствований, каким она становится внутри души. Любовь есть «сон души», потому что она самодержавно господствует в душе, наглухо отрешая ее от всей остальной действительности. Вот несколько примеров:
И горе жизни скоротечной
И сны любви воспоминал.
(Друзьям)
Она поэту подарила
Младых восторгов первый сон,
(Онегин. II, 22)
Любви пленительные сны
(Онегин. III, 13)
Как сон любви,
(Онегин. VI, 7)
Не Гретхен ли?
– О сон чудесный!
О пламя чистое любви!
(Сцена из Фауста)
Как сон, как утренний туман
Любви сокрылось сновиденье
(Талисман, черн.).
Но воспоминания, надежды, любовные чувства – еще переживания, исшедшие из внешней действительности. Душа, по опыту Пушкина, живет в минуты забвения и вполне самобытными переживаниями, возникающими тут же, на полной свободе, без всякого воздействия извне. Поэтому всякое беспричинное и иррациональное порождение духа Пушкин неизменно называет «сном». Он пишет в разные годы:
Где дни мои текли в глуши,
Исполнены страстей и лени
И снов задумчивой души
(Онегин. VI, 46)
И сердца трепетные сны.
(Онегин. VIII, 1)
Блажен…
Кто странным снам не предавался
(Онегин. VIII, 10)
Странным сном
Бывает сердце полно
(Домик в Коломне)
Я ехал к вам: живые сны
За мной вились толпой игривой
(Приметы)
В этом разряде самочинных переживаний души первое место по яркости и силе, а главное – по абсолютной необусловленности, по суверенному произволу возникновения и сцепления, занимают, конечно, образы фантазии. Причудливая игра воображения есть, по Пушкину, как бы специфическая деятельность души в ее отрешенном состоянии; или наоборот: греза воображения, чуть вспыхнув, погружает душу в сон, как состояние, и сама есть сон в другом смысле этого слова – в смысле сновидения. Пушкин употребляет термин «сон воображения» всегда в этом последнем смысле – сновидения, то есть самобытной, необусловленной грезы – и потому часто во множественном числе[48 - Речь идет здесь именно о грезах воображения, но надо заметить, что понятие воображения у Пушкина вообще шире: он и воспоминание считает функцией воображения, как показывают цитированные выше стихи об Онегине:И перед ним воображеньеСвой пестрый мечет фараон,после чего следует ряд картин памяти.].
То был ли сон воображенья,
Иль плач совы, иль зверя вой,
(Полтава)
Иль только сон воображенья
В пустынной мгле нарисовал
Свои минутные виденья,
Души неясный идеал?
(Бахчисарайский Фонтан)[49 - Стихотворение называется «Фонтану Бахчисарайского дворца». [Ред.].]
Он любит сны воображенья
(Платон. люб.)[50 - Стихотворение называется «Платонизм». [Ред.].]
В моей утраченной весне
Как мало нужно было мне
Для милых снов воображенья.
(Алексееву, черн.)
Еще хранятся наслажденья
Для любопытства моего,
Для милых снов воображенья,
(О нет, мне жизнь не надоела).
И здесь, как всюду, интуитивное мышление Пушкина, или, если угодно, его интуитивное словоупотребление, развивается диалектически со строгой последовательностью: если всякое, даже случайное создание воображения есть «сон», то и грезы, порождаемые поэтической фантазией, эти стройные, гармонические образы творческого воображения – также не что иное, как «сны»: создания души в ее наибольшей отрешенности от мира, наибольшей свободе и наибольшей напряженности, – «мечтанья неземного сна». Пушкин так изображает процесс своего творчества:
Бывало, милые предметы[51 - Под «милыми предметами» Пушкин разумеет женщин, как объектов любви; так, в третьей песне «Онегина»:Не правда ль: милые предметы,Которым за свои грехиПисали втайне вы стихи,Которым сердце посвящали,Не все ли, русским языкомВладея слабо и с трудом,Его так мило искажалии т. п.(III, 27).]
Мне снились, и душа моя
Их образ тайный сохранила;
Их после Муза оживила:
Так я, беспечен, воспевал
И деву гор, мой идеал,
И пленниц берегов Салгира.
(Онегин. I, 57).
Он говорит в конце поэмы:
Промчалось много, много дней
С тех пор, как юная Татьяна
И с ней Онегин в смутном сне