после в жар сесть на красных углях!
Они, стоя пред Господом, грешны
За себя и за жен, за детей!
Удлиняют деянья поспешны,
Скорбь и муки от скрытых плетей!
Голова их открыта к прощенью.
В ней и Бог, и дракон побывал.
Раз умы подвергались деленью,
с них кто темя прикрыл – пострадал.
Что еще дописать? Я не знаю.
Но хочу, чтобы в нашей стране
Стало меньше собачьего лая
На великой земной простыне…
ИЗ РУК НА РУКИ СЫПЛЮ САЖУ
Я не желаю попирать
Обидным словом душу Вашу.
Но знаю, надо бы Вам дать
Из рук моих, в посланье, сажу.
Как многих сладостный пирог
Манит так аппетитным видом!
И Вы не против принять слог
Веселый, лестный с беса гидом.
Пестра на елках мишура.
Гирлянды, свечи и игрушки!
И прочая на них мура:
Стеклянные шары и сушки.
А за столом набор конфет.
Шампанское шипит игриво.
Одно и то же столько лет!
Коньяк, напитков море, пиво.
Вот перерыв. Оставлен стол.
Дым сигареты. Скверна. Хохот.
Вновь про машины и футбол
И тут же о верхушках ропот.
Потом на пальцах мазали.
Работа. Все одно и то же.
А в праздник снова пузыри
И от греха грязнится ложе.
Дым сигареты, скверна, плач.
Затих в квартире в пьянках хохот.
Кричат: «Где, подскажите, врач?!»
Сирена… Ног спешащих грохот.
В чем смысл? Где суть? Кто в помощь нам,
Когда в душе нестройность звуков?
В ней грязь наживы, муть и хлам,
А в мусоре нет к Небу стуков!
МОИ ГОДА
Мои года бичами сплетены.
На мне полно за прошлое вины.
От хладного у юности ума
Десяток лет пуста была сума.
От ошалелых рисков буйных дел
Я никому о праведном ни спел.
Сошла зевота. Наступил на клад,
Тянул меня который в смрада ад.
Трофеем стал у бойниц колдуна.
Кровила выя от его ярма.
Когда в беспутство ринулась страна,
Продал гнездо, с ним рядом взял дома.
Лжемудрый попечитель ада врат
Мне что отец был, будто родной брат!
Забрал семью, где тысячи зверей
Питают плотью нашей гадин, змей.
Спешили годы до могильных плит.
Внимай куплету в ханжестве, пиит!
Молитвы совершают чудеса!
Как на пырее, и на мне роса!
Тринадцать раз Земля вершит виток!
Жилище старое – всех радостей исток!
Передо мною снова отчий кров!
И позади смердящий черный ров.
Пройдет не знаю сколько зим и лет —
со мной тогда ликуй, мой домосед!
Причалит род мой к давнишнему брегу,
По первому, войдя в хоромы, снегу…
ОТЕЦ ОДИН
Мысль, подлежащая сомненью,