Тропа тунеядцев – 6. Эпидемия. Часть вторая. Роман-катастрофа

Осмотрев пустое помещение, подданный королевства, пошел брать кофе. Наполнив чашку, он еще раз осмотрелся. Было видно, что ему хочется пообщаться, для получения необходимой информации. Выбирать Келли приходилось из двух вариантов: Стоянов или Ходинский. Однако Ходинский сидел с таким выражением, на лице, словно замышлял убийство; причем – не простое, а с отягощающими обстоятельствами. Поэтому, Келли, направился к Стоянову.

– Привет. – Сказал он присаживаясь. – Я ничего не пропустил?

– В каком смысле? – Прищурился Стоянов.

– Занят был вчера. – Беспечно сказал британец. – Но по слухам ничего примечательного не случилось.

– Так! – Мысленно насторожился Стоянов. – Этого, точно, вчера не было. Он один у меня был, под вопросом. Интересно, где он пропадал? Может, колонну сопровождал, а теперь решил поиздеваться?! Или не сопровождал? Глаза подозрительно стоят, в одну точку. Интересно – если его спросить напрямую, что скажет?

БЕЛОРУССКАЯ ЦЕНЗУРА ЗАПРЕТИЛА ВИДЕРОЛИК, С НЛО, НАД МОЛОЧАЕВКОЙ.

В это утро, Молочаевка напоминала первозданный хаос, из которого, потом, появились всевозможные боги. Население даже прибалдело от метаний атташе, торговых представителей и почетных консулов, по деревне. Даже Галина Константиновна отправилась на ревизию своего хозяйства, не с рассветом. Заинтересованная происходящим, она, сразу, сходила к сельсовету и обсудила, в кругу односельчан, переизбыток, в населенном пункте, транспортных средств и интенсивность движения по деревенским улицам.

Прадед, который, заявился на конспиративную квартиру, с целью, проводить полковника Фирсова, на новую строительную площадку, высказался по этому поводу, так:

– Неразбериха, как на первомайской демонстрации времен развитого социализма. Тогда, что творилось, перед тем, колоны перед партийными трибунами пройдут – не передать! Один трудовой коллектив идет в одну сторону, другой – в другую. Бегают люди с мегафонами, разворачивают колоны, направляют их обходными путями, потому, диспозиция была составлена неверно. Ответственные товарищи бегают, отставших ищут. Возле каждого магазина плакаты стоят, потому, что с плакатом не зайдешь. Так половина, этого добра, и оставалась, возле торговых точек. Люди бутылку возьмут и на обратном пути, транспарант не забирают. На кой, он им, теперь, сдался! Так и оставалась половина лозунгов, возле магазинов. Правда, недолго они, там, стояли. На лозунги товар первосортный шел, качественный. Потом этой фанерой люди гаражи оббивали, на дачах использовали. Только надписями – к стенке, чтобы не одуреть, от этой галиматьи.

Вернувшись, Галина Константиновна сообщила Прадеду и полковнику Фирсову, которого, на людях называла Александром Анатольевичем, что дипломаты носятся, как шаленые и, что дела у Раисы Петровны пошли.

– Не успевает продукты подвозить. Касса не закрывается, к концу дня, от выручки. А, я дела оставила, разявилась, на этот переполох, словно шпионов, сроду, не видела. А дела стоят. Хозяйство без глаза.

– Большое, у вас, хозяйство, Галина Константиновна? – Поинтересовался Фирсов, таким тоном, словно готов был, незамедлительно взять в руки вилы и придти, на помощь.

– Ну, как сказать? Большое – не большое, а полсотни человек, под собой, имею.

– Понятно. – Покивал головой Фирсов, хотя было ясно, что ему, стало еще непонятнее, чем в начале разговора.

Отправившись в путь с Прадедом, он долго обдумывал ответ, Галины Константиновны, в котором была явная неопределенность, а потом спросил, у Прадеда:

– Михаил Степанович, я не понял, это на одном предприятии, у Галины Константиновны, столько людей работает, или на нескольких? Если не секрет?

– Не секрет. Вот вечером, сам, у нее, спросишь. – Хитро подмигнул полковнику Прадед.

– Ладно, не хандри! – Сказал Михаил Степанович, ощутив смущение, в душе Фирсова. – Просто, у нас, теперь, хозяйство, по людским головам считают, а не по количеству свиноматок. Теперь у каждого на селе ферма есть, а то, и – две. Теперь, у кого больше паробков, тот и хозяйственнее будет.

– Работников, вы имеете в виду? Рабочих, технический персонал?

– Персонала, у нас, не наблюдается. Я, же сказал – паробки. Те, кто у Гали, под рукой ходит. Не все, же у нее работают. Многие свое хозяйство имеют, но все ровно, под ее началом числятся.

– Немного, непонятно.

– У, нас, по деревням, теперь, народу приблудного нет. Раньше, на заре эволюции, хватало. Кого, тут, только, не было. И – луганские, и – донбасские, и – крымские, и – всякие, всякие. Теперь, не так. Теперь – порядок навели. Теперь, у нас – все зарегистрированы.

– Официально?

– Кто, же, их, официально зарегистрирует. Они, же – иностранные граждане! Половина – без документации. Жить, то, как-то надо, вот и идут, под крыло, к хозяевам. Работу получают, жилье, социальную помощь, в виде лечения.

– Так, они, получается – как крепостные?

– Крепостных, в Белоруссии, сроду, не было. В Северо-Западном крае, во времена российской империи, наблюдались. Но не долго. Не успели народ поломать. А, этих, современных, у нас, по-разному называют. Где-то – трибутариями, где-то – приживалами. А, у нас – вилланами и паробками. Их, ведь, никто не держит. Не хочешь, жить, по местным правилам – скатертью дорога. Только куда идти? Дуракам, у нас – одна дорога. Только в город. В городе, таких на самолет сажают и отправляют в родные края, если иностранцы. Если наши – на сельхозработы, под конвоем. Несамостоятельные, конечно, долго не задерживаются на селе. Но, те, у кого в голове, хоть что-то есть, те обживаются.

– А, отношения, у таких, с Галиной Константиновной, каким образом складываются?

– По договору. По устному соглашению. Она берется, им, покровительство оказывать, а они – по-разному. Кто – отрабатывает, кто – частью прибыли делится.

– Галина Константиновна, их крышует, получается?

– Когда крышуют – сами приходят и говорят: «Мы – ваша крыша. Плати, а то здоровье отнимем». А, к хозяевам люди сами идут. Приходят и под руку просятся.

– Да, интересно…

Открывшиеся обстоятельства породили в душе государственника Фирсова, противоречивые чувства. С одной стороны, он негодовал, что на селе творится, не пойми, что. С другой стороны, процесс адаптации к местным условиям, у него, уже пошел. Полковник, очень смутно, но понимал, что одними трудовыми отрядами, прущее, как тесто, на дрожжах, сельское хозяйство не поднимешь, что все держится на таких людях, как Галина Константиновна и подобных ей. На людях, которые остались на селе и несли тяжелую ношу эволюционной перестройки в агросекторе. От подобных торжественных размышлений, Фирсов окреп духом и к лесу подошел в хорошем настроении.

ПРИШЕЛЬЦЫ НЕ ДАЮТ ПОКОЯ МКС, ПОСТОЯННО СПРАШИВАЮТ ДОРОГУ, НА МОЛОЧАЕВКУ.

После первой стопки, местного самогона, который оказался очень недурен, Гордон немного расслабился и решил, что поскольку является жертвенным тельцом, пить ему не возбороняется. Даже наоборот. Это его прямая обязанность – ложиться на амбразуру, ради общей цели, ради положительного исхода, их миссии.

– То есть, вы в принципе готовы к сотрудничеству, с нашим гуманитарным фондом? – спросил агент.

– На сотрудничестве мир держится. Без кооперации, сейчас – никак. – Сказал Иван Семенович. – Вы, на какой основе, желаете скооперироваться?

– А, что вы можете предложить?

– Мы можем предложить свою интеллектуальную собственность. Знания, короче. С вашей стороны, потребуется эту информацию оплатить.

– Сколько? – Спросил Гордон.

– Для демонстрации намерений, сгодится и двадцать тысяч. А, дальше будем смотреть.

– Договор нужно будет заключить. Для корпоративной отчетности.

– Это, мы не против. Правда, Мамай?

Полковник буркнул, что-то нечленораздельное.

– Вот, и полковник Мамай говорит, что тоже распишется.

Деньги, у Сесилии были. Это Гордон знал точно. Однако, его попытку, сразу отправиться, за деньгами, Ломако пресек в зародыше.

– Пока не выпьешь, никуда не пущу. Пей! А, то – договор подписывать не буду.

Когда Гордон, наполняя кабину машины винными парами, изложил руководству, ход переговоров, Сесилия Хаттон, согласно кивнула и выдала ему бланк договора и двадцать тысяч, стодолларовыми купюрами.

Вернувшись обратно в хату, резидент подписал договор и вручил Ломако деньги.

Перебирая их, «феэсбешник» вдруг насторожился и сказал:

– Франклин, тут – какой-то странный. Никак не пойму.