Это нечто беспомощное, как ребёнок в храме,
желание прикоснуться к уснувшим губам,
словно схоронившаяся почтовая телеграмма,
не прочитанная навстречу горьким слезам.
Любовь наполняет кровь и в её первом чувстве,
в комнатах много детей и матовый свет,
недосказанность столетий в медленной грусти,
переживаний важных, затаивших секрет.
Это, когда ожидание счастьем украшено,
а разговоры в дороге как трудная повесть.
Это, когда по глотку не истощается чаша
и примиряет с бессонницей, жалуя совесть.
Расставание
Мы прощались молча, без звука,
через мгновение ты уже за стеной.
В нашей судьбе разлука,
просто образ иной.
Чем верней расстаёмся,
проклиная беду,
то в Раю мы сойдёмся,
не столкнёмся в Аду.
Когда-нибудь к тебе вернусь,
к родному очагу, домой
и в новой жизни окажусь
без расставания с тобой.
О!
Нет невозможного в мечтах и любви.
Не измерить вместимость в сердцах всей земли.
Сознание, что любишь и любим, – конечная цель.
Вином любви всю жизнь опьянён – вечный хмель.
Быть идолом своего любимого – суть существа.
Любви нужна одна женщина мира. Только одна.
Откровение в наших лицах ты не ревнуй.
Вселенная живёт, пока длится наш поцелуй.
Ломбард чувств
Ты сделана из длинных грустных слов.
Я твой ломбард для упрёков и возражений.
Ты состоишь из не подаренных цветов,
я из незаконченных по смыслу предложений.
Ты соткана из узелков мечты,
во мне немерено идей и заблуждений.
Ты – зеркало необычной красоты,
а я отражение чувств и их преображений.
Моя любовь, как символ доброты,
живёт в момент оргазмов столкновений,
но только это всё не замечаешь ты
в переполохах сексуальных развлечений.
Ты не имеешь права
Ты не имеешь права говорить неправду
и не должна, не можешь молчание хранить.
Меж ложью и молчанием по своему закону,
Всевышний замечает невидимую нить.
Ты не имеешь права не знать того, кто рядом,
метаться хаотично, стоять и тормозить.
Замедленность движения, ведомое обманом,
в тупик ведёт дорогу и сокращает жизнь.
Ты не имеешь права сворачивать направо,
и уходить налево, на время не смотреть.
Мы много испытали и выглядим устало,
но за свою идею готовы впредь терпеть.
Дети!
Дети! Нарисуйте для себя
всё, что вы увидели глазами:
море, пальмы, пляж и как земля
на горизонте багровеет пламенем.
А ещё вы нарисуйте дом,
где-то там, за соснами и елями,
чтобы жить уютно было в нём,
когда на улице зима с метелями.
Не берите чёрный карандаш!
И не рисуйте заборы выше роста,
чтоб пейзаж был только ваш
и одежда без знаков ГОСТа.
Нарисуйте, дети, самолёт.
И войдите на борт его красивыми.
Пусть он вас подальше увезёт,
туда, где вы станете счастливыми.
Диме Хворову – 35!
За тот климат, от которого не тошно
от душного припадка и озноба.
За прелесть красоты и что не пошло,
когда в мозгах отсутствует тревога.
За дурноту снующих запятых и точек
в калейдоскопе терзаний и бесед.
За неподкупность семейной оболочки
осознанно несу словесный бред.
За звуки, устремившиеся в пропасть
и мысли виртуоза перед сном.