Мировая поэзия

Бог правит солнцем, пылью, ветром,
узнал о горе розы и шептал об этом:
«Сестра, я сожалею, не грусти.
Что слышала, когда упали лепестки?
Роза ответила: «В тот злостный срок,
голос спросил: «Отец, почему упал цветок?
Верно у него самый тонкий стебель?»
«Сын, по воле Аллаха!» – голос ответил.
Как дождь по газону, продолжая диалог,
розе ответил Всевышний Бог:
Сестра, когда из Тьмы появился Свет,
звезды увидели друг друга в след.
Время течёт в пространстве, ему Мы ставим задачу.
Ты должен упасть, а кто-то спросить, не иначе!»
Когда цветок весь засох до земли,
он умер, прожив свои невинные дни.
Тот, кто спросил, почему цветок завял,
молил Бога и спас его душу от Дьявола.

Расплата Асраила

Вот! Блудит корова по пустыне, потеряла телёнка,
в заплетённых, песчаных дюнах, по лабиринту тоски.
Она следует по запутанным следам, устала бурёнка.
Её душу и материнское сердце измотали пески.
Бесстрашно в село она идёт, её не пугают огни.
Она беспокоит табун лошадей, под светом тусклой Луны.
Носом мягко тычет в шатёр, где женщины спят одни,
затем вновь её тень исчезает за песочные холмы.
Обезумев, она идёт под гневный, собачий вой.
Прежде, чем люди крикнут: «Держи её»,
будто от мух отбиваясь, трясёт своей головой,
пока в сердце её не воткнут смертельное копьё.
Вот в этой куче мяса, когда-то жила душа,
она искала своё дитя, но только смерть нашла.
Люди, которым я Милость желал, уважали меня.
Не плачь, если будишь искать меня там, где твоя родня.
Стерегись края меча и слепящего блеска его острия,
склонив голову палачу, без пользы оборвёшь судьбу.
Из многих тысяч мужчин, мало кто так встречал меня,
но из тысячи женщин, пришла одна, минуя свою мольбу.
Страсть горела в обнажённой груди, любовь в глубине её глаз.
«Эй, слуга, оправдывай то, за что я в любви клялась!»
Торопись, делай, что хочешь со мной. Это и есть мой приказ.
Её глаза видели крылья мои, как вещь, не замечая сласть.
Но губы её продолжали взывать не того, кого она называла!
Мой меч нанёс удар и стряхнул её плоть на земную твердь,
как с платья дорожную пыль. Её душа в небеса взлетела.
Она удалялась от встречи с ним. Кто пандар её? Точно Смерть!

Баллада Востока и Запада

Восток есть Восток, а Запад есть Запад, им не быть вместе,
пока Земля и Небо находятся на Божьем, Судном Месте.
Но нет Востока и Запада, нет Границ их слияния.
Двое с разных концов находят противостояние.
С двадцатью мужиками убежал за границу Камал,
любимую кобылу полковника нашёл и украл,
вывел её из конюшни меж рассветом и днем,
снял с неё амуницию и поскакал далеко.
Закричал полковника сын, руководящий отрядом,
неужели не знает никто, может Камал где-то рядом?
Спросил Мохаммед Хан, сын Рессальдара,
где утренний след его в гуще тумана?
В сумерках минует он Абазай, в Бонэйре встретит рассвет,
затем отправится в Форт Буклох, другого пути у него нет.
Скачем в форт Буклох, быстрей, чем птица может летать,
Джагай, по милости Божьей ты сможешь его догнать.
Но если он ущелье пройдет, тогда вернись назад,
там по всей ширине равнины люди Камала кишат.
Там терновник, скала слева и справа скала,
услышишь щелчок курка, но не увидишь стрелка.
Сын полковника сел на коня своего вороного,
в сердце ад, шея к виселице готова.
Он примчался в форт, его зовут мясо жрать,
ему некогда отдыхать, надо вора догнать.
Сев на коня покинул форт, летел птицы быстрей,
пока не увидел кобылы отца и Камала на ней.
увидив зрачок её он нажал на курок,
два выстрела мимо, пули ушли в потолок.
«Стреляешь, как солдат», – сказал Камал, теперь меня догони.
Они взвились по ущелью, как свора взорванных бесов в пыли.
Вороной летел как юный олень, а кобыла неслась, как серна.
Вороной закусил зубами мундштук, кобыла от жажды кипела.
Кобыла играла легкой уздой, как красотка своей перчаткой.
Появилась справа и слева скала, меж ними терновник украдкой.
Трижды был слышан хрип лошадей, что не видел ещё этот свет.
Шла ночная погоня под луной, стук копыт будоражил рассвет.
Вороной гнал, как раненый бык, кобыла неслась, словно лань.
Вороной упал и покатится в горном потоке, как чья-то лохань.
Камал сдержал кобылу свою и наезднику встать помог.
Выбил из его пистолет, здесь не место борьбе, это тебе урок.
«Слишком долго, ты ехал за мной,
слишком милостив был я с тобой.»
Здесь на двадцать миль нет скалы и догнать ты меня не сумел,
тут припав на колено, тебя не ждал стрелок с ружьем на прицел.
Если б я поднял уздечку свою, или вниз опустил её вдруг,
быстроногих шакалов в эту ночь, пировал бы веселый круг.
Кабы голову я держал высоко, или склонил на грудь,
ястреб этот наелся бы так, что не смог бы крылом взмахнуть.