Варяжские гнезда

Переночевав в городе, Вадим рано поутру отправился верхом к городку Нордериха, надеясь увидеть свою возлюбленную. Он уже выехал в поле, когда издали увидел несущегося навстречу так же, как он, одинокого всадника. Взглянув на него, он тотчас узнал Балту. Обнажив меч, он поскакал к нему.

– Давно я ждал тебя! – воскликнул он.

– И я тебя тоже! – отвечал Балта. – Сегодня покончим.

– Я готов!

Мечи скрестились. Удар сыпался за ударом, но броня витязей не давала себя пробить и только тупила мечи. На легкие царапины воины не обращали внимания. Наконец Вадиму удалось ударить своего противника по правой руке выше локтя, поперек недавно зажившей раны. Но гот подхватил меч левой рукой.

– Ловко, – сказал он. – По ее следам ударил. Но я и левой рукой сражаться умею. Не оставлю без оплаты эту двойную отметку на моем теле и не дам так хорошо бьющим рукам соединиться в пожатии взаимной любви... Живой отсюда не уйдешь.

Опять скрестились мечи, опять посыпались удары. Оба воина уже получили несколько глубоких ран, но продолжали держаться на конях и биться с отчаянием. Наконец Балта зашатался и грузно свалился с коня на землю.

Вадим соскочил с поднятым ножом, вложив меч в ножны.

– Дядя Драгомир, – сказал он мысленно, – прости меня, но не сбудется твое предсказание. Я его убью.

Но в это время красные и зеленые круги заходили у него в глазах, рука задрожала, и он упал рядом со своим противником.

Над ним стоял высокий старик в белой одежде с длинной седой бородой и рассыпанными по плечам белыми волосами. Это был не Драгомир, но молодому воину казалось, что он его много раз уже видел.

– Ты кто? – спросил он незнакомца.

– Я вещий Богучар.

О Богучаре, волхве, жившем на Дону лет двести перед тем, Вадим слыхал много раз. Как же это он мог его видеть?

– Я умер? – догадался он.

– Нет! Ты жив, и твой противник тоже жив. Предсказание было не обманно. Оба вы еще долго проживете и ни один из вас другого не убьет. Восстань и иди.

И Вадим встал и пошел. От ран не осталось ни следов, ни боли. Вокруг него собралась многочисленная рать. Были готы, были славяне, были так же (в меньшем числе) персы, евреи, греки, даже команы и хозары. Все провозглашали Вадима своим царем. Подвели к нему белого коня с раззолоченной сбруей. На другом таком же коне подъехала Фригг и поехала рядом с ним. На голове ее, на распущенных, длинных соломенного цвета волосах, был золотой венец с камнями самоцветными. Одежда ее была выткана из тончайших серебряных нитей и обшита мехом, белым как снег. Все тронулись в путь. Шли степями и лесами, строили городки и городища. Сражались с народами неизвестных язычников, с другими вели дружбу и заключали союзы. Вадим чувствовал, что это не сон. Сны такие ясные не бывают. Сыновей его и Фригг разные народы провозглашают своими царями. Наконец, пришли к стране, где множество озер среди высоких каменных гор, поросших древними елями и соснами. А среди озерных стран обширное море. Зимой вся земля покрывается снегом, и солнце едва поднимается над землей на несколько коротких часов. По морю плавают льды, которые ветром прибиваются к берегу. Летом же солнце почти не сходит с небосклона, и заря утренняя сменяет зарю вечернюю. И летом в белые ночи, и зимой среди мрака и плавающих льдов по морю бегут на всех парусах корабли, управляемые сподвижниками Вадима, и завоевывают племена озерных стран. И все это Вадима нисколько не удивляет. Ему кажется, что он давно уже живет так и давно вместе с дорогой Фригг царствует над народами.

Но вдруг видения изменяются. Является опять Богучар, берет Вадима на руки и они вместе отделяются от земли и улетают далеко-далеко в беспредельность. Во все стороны одна бездонная пропасть, наполненная туманами. Среди бездны бьет ключ живой воды, и из него текут двенадцать рек. Среди туманной бездны встает и несется неведомо куда великан. Вот подо льдом появляется гробница. Крышка от гроба поднимается и из него выходит отец Вадима – старый вождь сарматский Борис Бурый. Он подает Вадиму меч и говорит:

– Рази великана и детей его. Они злодеи. От них и холод, и мрак в мире. И вот два славных витязя тебе в помощь. Да будут они тебе родными братьями.

И из-под ледяной горы вышли два богатыря в золотой броне с мечами в руках. И трижды поменялись мечами Вадим и два богатыря. Затем они бросились на старшего великана и убили его. Тело его полетело в бездну. Кровь его залила землю и образовала реки и моря, мышцы превратились в землю, на которой выросли деревья, кустарники и травы; из костей воздвигнулись скалы, из зубов и обломков челюсти получились камни. Дети великана были живыми сброшены в бездну.

Много войн, много битв выдерживают храбрые витязи. За битвой следует пир, на котором вино и мед льются рекой, и красивые девы прислуживают за столами пирующих. Все они молоды, сильны и храбры. Слабых и трусов они сталкивают в бездну, где их пожирает злая ведьма. Но великаны, сброшенные в бездну, рвутся на волю. Они заставляют дуть холодные ветры, покрывающие землю льдом. Ни солнца, ли луны, ни звезд не видно. Снег валит выше домов и выше сосен высоких. Море замерзает. Мерзнут люди, звери, птицы, гибнут деревья. Великаны вырываются из бездны. Вперед они пускают волка, столь огромного, что когда он зевает, верхняя его челюсть касается неба, а нижняя опускается в преисподнюю. Одним глотком он пожирает солнце, затем бросается на луну и проглатывает ее. С оскаленными зубами он нападает на Вадима и богатырей, товарищей его. Витязи видят, что им нет спасения. Но вот радуга, по которой лезли великаны, обрушивается, и они летят в бездну. Новое солнце, новая луна восходят на небе. Богатыри, товарищи Вадима, раздирают волку пасть до ушей и разбивают челюсти. Но сам Вадим не может встать. Ни руки, ни ноги не действуют, а над ним все еще стоит, хоть искалеченное, но злобно на него глядящее чудовище. Перед ним же в облаках прекрасный юноша весь в сиянии блестящих лучей является и тихо спускается на землю[10 - Бальдр, древнескандинавский бог света и красоты.]. Волк исчезает.

На его месте стоят Драгомир и Богучар, и говорят беспомощно распростертому на земле витязю:

– Много раз тебя еще посетят духи добра и истины, и много раз ты услышишь слова правды. Верь им! Избегнешь многих грехов и бед. Зачем слыть богом, когда суждено быть великим человеком.

– Что же я? Убит или жив? – кричал Вадим в бреду.

ВИЛЛЕРИХ

– Тише! Он зашевелился! Кажется, он просыпается. Он спал хорошо! Опасность, кажется, миновала!

Так говорил под ухом Вадима нежный голос девы, или мальчика на искаженном греческом языке, с трудом подыскивая слова. На это предупреждение последовал ответ по-гречески же, с сильно еврейским выговором. Говорил старческий голос:

– Равви Исаак бень-Невфалим придет, обрадуется. Он так и говорил, что в эту ночь надо ждать перелома болезни. Воспаление мозга исчезнет. Он спасен. Хвала Элоиму, мы с тобой да с Сарочкой спасли молодца из когтей смерти. И ты молодчина, Виллерих. Такой юный воин, и так ухаживать умеешь за больными.

– На войне бывал, поневоле привык! – отвечал мягкий голос.

Вадим открыл глаза. Он был в полутемной комнате, в постели под теплым шерстяным одеялом. Голова была обвязана. Правую ногу он не мог передвинуть без жгучей боли. Все тело ныло, как избитое и изрезанное.

– Где я? – спросил он. – Я жив? Я не убит? Меня волк не съел?

– Успокойся, сын Фредлава, – сказал ему старик. – Ты у друзей. Потом все узнаешь. Теперь тебе вредно говорить.

– Бень-Охозия! – воскликнул больной.

– Конечно! – улыбнулся старик. – Ты в Танаисе, у старого Елеазара, и он тебя выпустит только совершенно здорового. Избил тебя твой противник, но и ты его не пощадил. Умирающего взял к себе один из наших воинов. Долго не в состоянии он будет вонзить копье и ударить мечем.

– Ты не один был сейчас? – спросил раненый.

– Да! Часто приходит тебя проведать мальчик гот Виллерх. Он служит на стоящем у пристани корабле и знает тебя и твоих родных. Пока ты был в опасности, он не покидал тебя ни днем, ни ночью. Я и дочка моя Сара ходили за тобой, а врач наш, равви Исаак, посещал тебя дважды и трижды в день. Но не будь около нас этого юного гота, не знаю, как справились бы мы с твоей болезнью. Лекарство дает во время, не позволив песчинки лишней пересыпаться в часах, перевязку сделает с ловкостью, которой сам равви Исаак удивился, примочки на голове твоей держал, не давая им согреваться ни на мгновение; укладывал, переворачивал, накрывал тебя иногда по десяти раз в час. Будь такой юноша не гот, а еврей, я бы лучшего мужа моей Сарочке не пожелал. Ты на это не обижайся. Мы берем жен для сыновей, а мужей для дочерей только нашей веры. Вот он идет, ты его поблагодари.

Вадим взглянул на Виллериха и потрясенным голосом воскликнул:

– Фригг!

– Молчи, – сказала ему девушка по-готски. – Никто не знает, что я здесь. Отец ушел на Осеред-реку преследовать набежавших туда хонг-ниу. Мать меня считает в гостях на хуторе у старого Готтана и его дочерей. Я на корабле приплыла в город, как только узнала, что ты ранен.

– Кто тебе говорил?

– О битве твоей с Балтой говорили многие шедшие из города путники и плывущие вверх по реке корабельщики. Ты знаешь мою Фредегунду? Она любит расспрашивать и прохожих, и проезжих. Она мне сообщила печальное известие. Я сейчас отпросилась у матери к Гаттону и побыв у него день с дочерью его Кунегильдой и моей Фредегундой, отправилась на корабле вниз по реке. В этом же доме меня знают только как корабельного прислужника Виллериха. Кунегильда давно вернулась к отцу, но на другой день прислала мне корабль с корабельщиками и предоставила его в мое распоряжение.

– Милая, дорогая!

– Хотела я тебя везти в наш городок, – продолжала она, – но бень-Охозия и бень-Невфалим не позволили. Да и я скоро увидала, что ты в хороших руках. Эти евреи тебе жизнь спасли.

– Они говорят, что спасла меня ты! – сказал больной, ловя руку девушки.

– Оставь, – засмеялась она. – Где же это видано, чтобы воин целовал руку корабельного служки. Но теперь ты вне опасности. Я должна тебя покинуть.

– Я не позволю!

– Будь благоразумен, милый! – сказала Фригг. – Я не хочу, чтобы родители узнали, где я была. Время не пришло. Я твоя, твоей буду, но надо сладить с гордостью стариков, а, знаешь, луки гнутся из дерева осторожно и с терпением, а не выковываются молотом.

– Если ты уедешь, я опять заболею, мне хуже сделается, я умру! – начал уверять юноша.

– Ты тогда докажешь, что меня не любишь! – возразила девушка. – Вот тебе залог моей любви, но жди меня терпеливо. «Виллерих на своем корабле еще вернется в город», а пока до свидания.

И наклонившись к больному, она его горячо поцеловала. Две слезинки капнули ему на лицо.