– Стервятников? – удивился Аксель. – О чем ты?
– Скажи, мой друг, кому на берегах Балтики стало хорошо от того, что я принял корону Швеции? Кроме Швеции и Руси.
– Ну… – задумался Аксель и завис.
– Я за дверь – они в окошко, – усмехнувшись, произнес Дмитрий. – Уверен, что так или иначе война за Швецию будет идти на обоих берегах Балтики. Мое усиление, и без того чрезмерное, испугало многих. Теперь понимаешь, почему я оставил один легион в Риге, а второй в Смоленске?
– Да, – после небольшой паузы произнес Аксель.
– И понимаешь, отчего я так долго думал над твоим предложением?
– Вполне, – кивнул Аксель. – Но теперь я не понимаю, почему ты не отказался! Ради чего?
– Не поверишь – вас жалко стало.
– Не поверю.
– А вариант с тем, что я просто люблю убивать, тоже не подойдет?
– Не думаю, что все так просто, – покачал головой Оксеншерна. – Да и не похож ты на тех, кто убивает из одной жажды крови. Ты выступаешь в поход малыми силами, соглашаясь на войну с очевидно большой коалицией. Да еще и в весьма невыгодных для себя условиях. Флота нет ни у тебя, ни у нас. Противодействовать датчанам просто нечем. На первый взгляд сумасбродство. Но… ты не выглядишь умалишенным. Не понимаю. Просто не понимаю.
– Я тоже, – загадочно улыбнувшись, ответил Дмитрий.
При желании он легко мог бы объяснить свой поступок голой выгодой и хорошо продуманной стратегией. Комар носа не подточит. Но себя он обманывать не хотел. Император действительно просто не понимал, зачем именно сейчас он ввязался в эту войну. И ради чего.
Кровь, борьба и нервные потрясения, что обрушились на него в 1603 году… сразу же и в большом количестве после странного попадания в это то ли прошлое, то ли какой-то параллельный мир, отстающий на несколько столетий. Они навалились словно тяжелый груз, от которого затрещала спина и задрожали ноги. Но главное – одиночество. Гнетущее и изматывающее.
Там, за кромкой, когда он еще и не думал о своем происхождении, Дмитрий испытывал определенное раздражение из-за ощущения чужеродности в среде родичей. Приемных, как позже выяснилось. Но девушки, друзья-товарищи и множество увлекательных дел как-то смазывали весь этот негатив.
Здесь же чувство чужеродности достигло абсолютного пика. Постоянная игра, поза и «фильтр базара». А главное – даже поговорить по душам не с кем. Например, Марина, казалось бы, один из самых близких людей в этом мире. Верящая в него. Любящая его. Пусть и потекшая слегка «крышей» после того, как он ее откачал. Но все равно – ближе и роднее не было никого. И даже ей он не решился открыться. Остальная же часть среды обитания была для него словно дурное кино. А уж когда его любимая супруга решила принять постриг, и подавно…
Что Дмитрий хотел доказать этой войной? И кому?
Он не знал.
Возможно, просто искал острых ощущений. Вынырнул из круговерти дел, отвлекающих от тяжелых, депрессивных мыслей. И пустился во все тяжкие. Чтобы просто не оставаться наедине с самим собой. Чтобы голова его была постоянно загружена чем-то сложным и всеобъемлющим.
А может быть, хотел умереть. Снова. Как тогда. В таком близком и одновременно далеком 1603 году… в те самые первые недели своей жизни здесь – в мире, где все ему кажется не так и не этак. Где будто бы даже воздух жмет и натирает легкие, словно дурной башмак, порождая неустанную, прямо-таки гнетущую жажду перемен…
Глава 3
25 марта 1614 года, Копенгаген
Король Дании хмуро смотрел в пустоту перед собой и нервно постукивал по столу.
Только что он узнал, что рыжий безумец преодолел огромное расстояние от Москвы до Або, а потом, форсировав замерзший Ботнический залив по льду, взял Стокгольм. Нагло и дерзко. Городской гарнизон был уничтожен настолько быстро, что просто не успел оказать сопротивление.
Более того. Король вообще узнал так быстро о случившемся только из-за курьезного случая. Один из офицеров гарнизона во время атаки оказался за городом с солдатами сопровождения. Навещал одну вдову в ее загородном поместье. Ничего необычного – любовь с первого раза, плавно перетекающая в массовую попойку и грабежи и без того не самого крепкого хозяйства, впрочем, совершенно беззащитного. Только это и спасло лейтенанта и его солдат от мгновенной смерти. Впрочем, ненадолго. Рейтары императора очень быстро и грамотно организовали разъезды, удивительно точно стреляя. Так что от отряда в полсотни головорезов ушел едва десяток. Да и лейтенантик пулю в плечо получил, навылет, к счастью.
– Сколько у него войск? – наконец спросил король у «счастливчика».
– Я могу только предполагать…
– Так предположи, – в раздражении фыркнул Кристиан IV.
– Немного. Тысячи три-четыре. Но все в добрых кирасах и шлемах. В основном пехота. Стрелки с аркебузами. Пикинеров не видел. Кавалерии мало. Хотя, возможно, она по округе была рассыпана. Видел только рейтар в добром снаряжении на хороших лошадях. Кроме пистолетов они вооружены еще и аркебузами, возможно штуцерами. Слишком уж точно бьют. Пушки мелькали, но толком не разобрать какие и сколько. И обоз. Большой, очень большой обоз. Мне показалось – с едой.
– Это все?
– Да, мой король.
– А шведские войска? Ты их видел?
– Нет, не видел. Но я не мог долго находиться возле города. Горожане и селяне были не в восторге от моего стремления навести порядок на тех землях. Сдали бы. Или сами на вилы подняли. Или рейтары бы догнали. Они у московитов резвые и шустрые.
Король окинул взглядом своих генералов. У них вопросов не было.
– Ступай, – произнес он офицеру и, когда тот покинул помещение, обратился к военному совету: – Что вы думаете?
– Три-четыре тысячи бойцов – это похоже на один легион, – начал говорить самый старый и опытный вояка. – Кроме того, наши люди в Речи Посполитой не сообщали о том, что легионы в Смоленске или Риге куда-то уходили. Скорее всего, это столичный легион «Рутения».
– Всего один легион? – удивленно произнес второй генерал. – Мне кажется, что император нас недооценивает. Или остальные войска еще не подошли.
– Или мы чего-то не знаем, – добавил третий генерал.
– Не знаем? Чего же?
– Император довольно смелый человек, но не безумный, – спокойно произнес скептик. – Даже когда выходил против степи, он прекрасно представлял силы, как свои, так и противника. Все свидетели той битвы говорят, будто бы она для него была какой-то забавой. То есть либо он безумен, как покойный Кайзер Рудольф II, либо его кампании строятся на расчете. А мы, оценивая его поступок, могли просто что-то упустить. Какую-нибудь мелочь, меняющую все. Вообще все.
– Разумно, – чуть помедлив, ответил король… – И что же это может быть?
– Риксдаг избрал его королем Швеции, – продолжил после небольшой паузы третий генерал. – Как мы все знаем – во время рокоша[14 - Ро?кош (польск. rokosz, буквально – бунт, мятеж) – официальное восстание против короля, на которое имела право шляхта во имя защиты своих прав и свобод.] Мнишеков в Речи Посполитой император не оказывал никакой особой помощи своему тестю. То есть не стремился занять престол Варшавы. Да и вообще активных завоевательных устремлений никогда не проявлял.
– Не проявлял? – удивленно воскликнул второй генерал. – Да он блистательно выиграл три военные кампании!
– Да, все так, – кивнул третий генерал. – Но эти войны начинал не он. Император все свое время после войны уделил возне с ремесленниками, дорогами и законами. Сидел тихо у себя на задворках Европы. Никого не трогал. Ничем не интересовался. Почему вдруг он решил ввязаться в эту войну?
– И почему же? – оживился король. Воевать с Дмитрием ему совсем не хотелось. Слишком уж грозной у того было репутация.
– Железо, – чуть помедлив, произнес скептик.
– Железо?
– Вы знаете СКОЛЬКО сейчас железа и чугуна делают на Москве? За последние годы его выделка выросла многократно. Поговаривают, что он обогнал шведов. И это не предел. Император словно одержим этим металлом. А своего железа на Руси мало. Я слышал, что он идет на немалые ухищрения, чтобы добыть подходящее количество поганой руды из болот. В Швеции же ОЧЕНЬ много железа. И оно весьма и весьма доброе.
– Вот оно как… – задумчиво произнес король.
Он как-то об этой стороне вопроса не подумал. А зря. Вполне возможно, Дмитрий и не планировал серьезно воевать. Да и, если подумать, зачем ему вся эта бойня на разоренных землях? Его землях. А значит, нужно попробовать договориться и разделить Швецию миром. Дании-то эта возня с железом была совсем неинтересной. Впрочем, чужая душа потемки и подстраховаться стоило бы. С этими мыслями он устремил свой взор за окно вдаль. И так уж получилось, что эта даль находилась по азимуту Стокгольма. А там, в свою очередь, Дмитрий проводил свой совет. Совсем другой.