Иван Московский. Том 4. Большая игра

И её в этом деле немало поддерживали те, кто был завязан на итальянскую торговлю. Иными словами, представители Милана, Генуи и, разумеется, Неаполя. За эту же партию стояли католические иерархи, присутствовавшие в Москве. Но осторожно, опасаясь нарваться.

Эта была партия денег. Больших денег. Нет. БОЛЬШИХ денег. Что поставило на сторону Элеоноры купцов и ту часть родовой аристократии, которая «грела лапки» на этой торговлишке. Так что, несмотря на статус бастарда[7 - Элеонора не приняла православия, из-за чего в глазах простого народа Иоанн жил с ней во грехе, а их венчание почиталось фиктивным.], Владимир имел весьма непризрачные шансы занять престол.

Ей противостояла партия Андрея Васильевича – дяди Иоанна, за которым стояла Степь и практически вся родовая аристократия.

Степь держалась герцога Боспорского по вполне понятной причине. Он ведь был женат на дочери главы Белого ханства. Да и вообще имел со степными аристократами много тесных рабочих контактов. Например, втихую помогал приторговывать рабами. Понятно, на Русь они не ходили, опасаясь «отцовских лещей» от Иоанна. Но деньги как-то зарабатывать нужно было. Вот они и ловили кого могли найти и тащили в Крым, откуда на генуэзских кораблях вывозили в Константинополь.

Прежде всего они совершали набеги на всякие народы Севера, которые не могли противостоять степнякам. Да, ценились сильно дешевле выходцев с Руси, но на безрыбье и рак за колбасу сойдёт. Ну и жители северного Кавказа страдали немало. Они буквально взвыли от эпидемии малых набегов. И ладно бы просто набегов. Так ведь ещё хорошо вооружённых бандитов. Степные дружины-то немало укрепились от сотрудничества с королём Руси и теперь могли похвастаться и хорошим доспехом, и добрым оружием, что делало их намного опаснее прежнего…

Родовая же аристократия видела в Андрее Васильевиче надежду и опору их попранных прав. Иоанн правил самостийно и самодержавно. Опираясь на армию, он игнорировал интересы старых аристократов, и те молчали в тряпочку. Очень уж показательными были первые годы правления короля, когда он буквально растерзал крупных игроков, посмевших ему перечить. А тут свой человек на престоле. Он-то традиции предков не забудет.

Третьей партией были сторонники Евы – королевы Руси. Ведь до покушения их с Иоанном успели обвенчать. А потом статус дочери Казимира IV был вполне легальный. За неё стояла Польша с Литвой и та часть купцов, которая сотрудничала с Бургундией и Фландрией. Это была тоже партия денег, но куда меньших. Ведь торговля с этими регионами хоть и приносила Руси большую выгоду, но не шла ни в какое сравнение с итальянскими прибылями.

Позиция Евы была проста. Она хотела стать регентом при малолетнем Владимире, ибо Элеонора – лицо духовное и прав никаких светских иметь не может, так как при постриге отреклась от своей старой жизни.

Кроме того, за Евой стояли православные иерархи. Твёрдо стояли. Потому что она приняла православие и сможет воспитать наследника в правильной вере. Во всяком случае, через неё получался надёжный доступ к воспитанию Владимира.

Четвёртой партией была армия, которую возглавлял негласный её лидер – Даниил Холмский. Он имел абсолютный авторитет в войсках, уступающий только Иоанну. И Даниил стоял на простой позиции:

– Не спеши!

Ибо король был ещё жив. И рано делить шкуру неубитого медведя. А учитывая его везение – не факт, что он вообще умрёт. Нет, конечно, когда-то он обязательно умрёт. Но это будет когда-то. А вот сейчас – не факт.

Именно армия и Даниил выступали в роли этакого лесника, который не позволял противоборствующим партиям развязать гражданскую войну. Только угроза физического уничтожения со стороны верных королю войск заставляла их ограничиваться словесным перепалками. Мерзкими. Грязными. И весьма многообещающими. Но не переходящими к делу…

– Меня снова угрожали убить, – тихо прошептала Ева, сидя у постели с Иоанном.

Смахнула одинокую слезу.

Женщине было страшно.

Очень страшно.

Ей было двадцать два года. Для той поры вполне зрелый возраст. Только провела она его при дворе отца, который оберегал свою дочь от любых невзгод. И даже в самые мрачные дни никто и никогда не смел говорить Еве гадости такого пошиба.

Да, умом она понимала, что, скорее всего, её убивать не станут. Просто сошлют в монастырь. Но её это совсем не грело. Она мечтала о семье и тихом семейном счастье. Чтобы любящий муж, дети и покой. По сравнению с Элеонорой она была куда менее амбициозна. И не рвалась к власти. И если первая супруга вполне осознанно выбрала постриг вместо смерти, то она – Ева – почитала монастырскую судьбу хуже гибели.

За окном снова продолжали шуметь.

– Эй, тварь! – крикнул кто-то и кинул снежком в ставни.

Ева никак не отреагировала.

Это продолжалось уже целый день. Поначалу она выглядывала, пытаясь разглядеть тех, кто так хамил. Но не успевала, как правило. Потому как хулиганы сбегали. А в тех немногочисленных случаях, когда ей удавалось заметить злодеев, ими оказывались оборванцы. Их, видимо, нанимали политические противники, чтобы действовать ей на нервы. И тот факт, что в этом же помещении находился король, мерзавцев совсем не смущал. Он ведь находился без сознания. И скоро должен умереть. Так чего смущаться, считай, дохлого льва? Да, могуч, силён и опасен. Был. Сейчас же едва дышит.

– Пёсья кровь… – пробурчала она. Вздохнула. Встала. И подошла к иконам.

Иоанн не отличался особой набожностью, насколько она успела заметить. Но определённые приличия соблюдал.

Перекрестилась.

И тихонечко стала нашёптывать «Отче наш». На латыни. Как с детства и учили. На греческом или на русском она её ещё не знала. Эти языки она вообще не знала, владея только польским и латынью. Ну и немного германским.

Тихонько что-то постучало в ставни.

Тук-тук. Тук-тук. Словно ветка.

Это было совсем не похоже на проказников. Она несколько секунд помедлила. Ещё раз перекрестилась. Подошла к окну. И осторожно приоткрыла ставни.

Там на каменном выступе сидел ворон. Один из тех двух воронов, что все вокруг считали питомцами короля. Крупный такой. Он немного наклонил голову на бок, рассматривая королеву своим чёрным, казалось бы бездонным, глазом. И не улетал. Ева огляделась и увидела на ближайшей крыше второго ворона.

– Оба пришли? – спросила она на польском.

Тишина.

– Попрощаться с хозяином?

Опять ничего в ответ.

– Вот я дура… они же не разговаривают.

Тяжело вздохнула и отошла от окна, пропуская птицу внутрь. Она их побаивалась. Но раз пошло такое дело, то чего уж рядиться? Сколько лет, по слухам, эти две птицы живут с её мужем? Привыкли, видимо. И тоже переживают. Ведь если он умрёт, то кто их станет подкармливать? Прогонят. А то и вообще – прибьют из страха.

Ворон в два небольших прыжка пересёк широкий подоконник. Ещё раз прыгнул. Пару раз взмахнул крыльями. И оказался на постели с королём.

Запрыгнул тому на грудь.

– Ой! – воскликнула Ева, вспрыснув руками, которые тут же прижала к лицу. – Матерь Божья!

И, скосившись на икону, истово перекрестилась, потому что Иоанн открыл глаза и посмотрел на неё вполне осознанным взглядом. Чуть-чуть задрожал губами и едва заметно что-то не то прохрипел, не то просвистел. Говорить он, видимо, не мог. Пока, во всяком случае.

– Сейчас! Сейчас! – воскликнула она.

Выбежала в соседнюю комнату. Там спал дежурный офицер.

Она его потрепала за плечо, нервно что-то болтая по-польски. Тот ровным счётом ничего не понимал. Особенно спросонья. Но последовал за ней. Догадался.

Вошёл.

Встретился взглядом с Иоанном.

Ахнул.

И бегом вылетел из комнаты, направившись к Даниилу.

– Король очнулся! Король жив! – вопил он по пути.

Глава 2