Вождь. Мы пойдем другим путем…

Ни малейшего желания продвигаться дальше у него больше не имелось, как и сомнений, что свидетели тут никому не нужны. Поэтому Савичев со всем радением и осторожностью пробрался к выходу из подвала. И в блаженстве растянулся на каменных плитах храма, наконец-то позволив себе дышать по-человечески, полной грудью…

Как он добирался до снимаемого помещения – Петр Сергеевич не помнил. Все как в тумане. Но больше он не предпринимал попыток совать свой нос куда не следует. Слишком от всего этого дела пахло смертью…

Двадцать первого декабря в городе вновь объявился Владимир Ильич Ульянов. Свежий, бодрый и совершенно невозмутимый. А оставленное Савичевым оцепление из мальчуганов, днем и ночью наблюдавшее за храмом, поставило Петра Сергеевича перед пугающим фактором – Ульянов безусловно вышел из храма, причем рано утром и хорошо выспавшимся. «Но… он туда не заходил в последние дни. Значит…» Мысли сотрудника жандармерии путались и прыгали, как пьяные зайчики…

Сев на нанятый винтовой пакетбот, лейтенант Российского Императорского флота направился полным ходом в Бомбей. Опаздывать из увольнительной ему не хотелось, как и давать поводов командиру корабля для неловкостей. Да и площадку для портала они с ребятами подготовили в подвале отличную. Так что теперь он в любое время сможет попасть туда из XXI века.

Однако Петр Сергеевич не последовал за ним. В ближайшую же ночь он вновь отправился в храм, дабы все осмотреть. Теперь он не чувствовал опасности. Но и интересного ничего узнать не удалось. Все выглядело донельзя обычно и рутинно. Даже пыль казалась не тронутой. Поэтому, сделав зарисовки ночного гостя, он постарался расспросить служителей храма, ссылаясь на то, что заснул рядом и видел странный сон. Но те лишь разводили руками. С тем и отбыл.

Глава 3

15 апреля 1891 года. Японская Империя. Нагасаки

Угодив командиру корабля тем, что вернулся вовремя, Владимир серьезно поднял свой рейтинг в его глазах. Тем более что и сувенир, который молодой человек купил в нашем времени на Арбате, в отличие от местных, оказался весьма любопытный. Из-за чего отношения их заметно потеплели. Что, в свою очередь, позволило активнее пользоваться своим положением на стоянках. И Владимир всячески демонстрировал свою пытливость, любознательность и непоседливость. При любой возможности уходил в увольнение на берег и изучал местные достопримечательности, как природные и архитектурные, так и женские. Да и сувениры всем офицерам корабля доставал с таких вылазок непременно. Уникальные… из XXI века. И, само собой, без ущерба для работы. Кони, как говорится, стояли пьяны, а хлопцы – запряжены. Так что никто не удивился, когда незадолго до прибытия крейсера в японский порт к Цесаревичу обратился командир корабля Николай Николаевич Ломен. Ему очень тяжело дался этот поход, он серьезно болел большую часть пути, а потому был самым искренним образом благодарен своему старшему вахтенному офицеру за все. Считая, что если бы не он, то этот переход мог бы стать его позором.

– Ваше Императорское Высочество, – тихим голосом обратился уже серьезно занемогший командир корабля. – Разрешите обратиться с личной просьбой?

– Слушаю вас, Николай Николаевич.

– Мой старший вахтенный офицер, лейтенант Ульянов, проявляет особый интерес к жизни людей в далеких странах. Первый раз в таком путешествии. На каждой стоянке, если есть возможность, тратит свободное время на изучение достопримечательностей…

– Наслышан, наслышан, – перебил его Цесаревич. – Очень толковый молодой офицер. Так что же? Вы хотите попросить за лейтенанта Ульянова?

– Да, ему очень хотелось бы посмотреть на жизнь в Японии изнутри, а не с витрины портовых городов. Но иностранцев в глубь страны не пускают…

– Понятно, – кивнул Николай. – А что же он сам не попросит?

– Стесняется. Считает, что недостоин такой милости. Он и меня не просил к вам обращаться, просто поделился сожалением. Но… он столько сделал для корабля и команды в этом походе.

– Хорошо, Николай Николаевич, – мягко улыбнулся Цесаревич. – Я с удовольствием выполню вашу просьбу…

Так Вова попал в делегацию.

На самом деле он уже отчаялся и даже не пытался. Постоянное кольцо сопровождающих Цесаревича людей затрудняло ведение даже тех разговоров, которые Николай Александрович начинал сам. Монополия на информацию. О ней тут если и не знали, то догадывались. Ведь короля играет свита. И эта самая свита плотно крутилась вокруг Цесаревича. Да и подходящих моментов не получалось подобрать. Смешно сказать, но даже намеченный разговор о Георгии не вышел. Сразу оттерли врачи и советчики, как от Николая, так и от его брата… Но командир корабля выручил. Совершенно неожиданно. Благо что Владимир продолжал реализовывать просчитанную модель поведения. На всякий случай. По принципу «делай что должен, и будь что будет».

Глава 4

29 апреля 1891 года. Японская Империя. Оцу

Япония Владимиру не понравилась сразу и решительно. Он прямо чувствовал плохо скрываемое напряжение за маской формальной вежливости просто потому, что плелся в глубоких тылах делегации. Из-за чего регулярно замечал, как меняются взгляды местных чиновников, когда они думали, что на них не смотрят.

Была бы его воля – свалил бы на первом же пароходе. А то и на простой шлюпке, загребая руками. Но вежливость заставляла его улыбаться и восхищаться удивительным миром Японии. А вот дело не двигалось вперед совершенно. Делегация смирилась с фактом присутствия странного лейтенанта в своем составе, но не пускала его к Цесаревичу совершенно. Ситуация стала еще хуже, чем раньше. Теперь они не только подозревали, нет – они открыто ревновали.

И как в такой обстановке спасать Николая? Узкие улицы. Толпы народа. И где-то далеко впереди мелькающая искомая коляска. Стрелять в такой обстановке было безумием даже в том случае, если удалось бы заметить момент нападения, что само по себе казалось нереальным. Даже занять второй этаж со снайперской винтовкой бесшумного боя дублеру было нельзя. Они все находились под неустанным контролем местной полиции.

Поэтому Владимир выбрал единственный возможный вариант…

Воспользовавшись желанием «заносителей хвоста» всячески оттеснить лейтенанта от «тела», Ульянов решил отстать от делегации и полюбоваться видами местечка, пока Цесаревич и греческий принц Георгий катались на пароходе по озеру. После чего Владимир Ильич направился как раз к тому месту, где должна была разыграться трагедия. Нашел Цудо Сандо, благо у того имелась фотография, свободно размещенная в Интернете. Осмотрелся. Покрутился. Прикинул расстояния между полицейскими. Все верно, как и в материалах, найденных в будущем, – восемнадцать метров. Просто охренеть! Как при таком оцеплении можно что-то контролировать, Владимир так и не понял. «Потемкинская деревня» во всей своей красе.

Он встал в пяти метрах от Цудо Сандо, избегая встречи взглядов с ним, и стал ждать. Само собой, заняв позицию на той же стороне, что и искомый полицейский, дабы во время нападения ничто не перекрывало линию огня.

Потекли минуты томительного ожидания.

Ужасно хотелось проверить то, как легко выскакивает из кобуры его штатный револьвер «смит-вессон» офицерского образца и двойного действия. С ним он несколько лет и тренировался. На него и надеялся. Но внешне это волнение удавалось пока скрыть. Даже кобуры не коснулся, да и вообще держался неплохо и довольно непринужденно.

Но вот из-за поворота вылетела повозка с рикшей Его Императорского Высочества.

Пять метров до контакта.

Четыре.

Три.

Два.

Рикша пересекает траверз Цудо.

Пошло движение. Полицейский вздрогнул и подался вперед, потянувшись руками к сабле.

Николай с удивлением заметил в передних рядах лейтенанта Ульянова, который напряженно смотрит куда-то в сторону и тянется к револьверу. Его голова непроизвольно начинает поворачиваться туда же. Интересно же. Чистое любопытство. И именно там он встречается со взглядом перекошенного от ярости лица японского полицейского.

…И тут голова бедолаги буквально лопается от попавшей в него тяжелой свинцовой пули калибра 10,67 мм. Да притом еще слегка надсеченной, из-за чего мягкий свинец раскрывается эффектным цветком.

– Цесаревич в опасности! – что есть силы кричит Ульянов, в несколько прыжков достигнув коляски Николая. Револьвер на изготовку. Стволом вверх. Спиной прикрывает коляску.

– Что случилось? – кричит по-немецки греческий принц Георгий, выскочивший из своей коляски, следовавшей второй.

– Нападение на Его Императорское Высочество! – отвечает ему Владимир также на немецком языке.

– Он… он хотел меня зарубить, – тихо произносит сильно побледневший Николай, также переходя на немецкий язык и кивая на практически обезглавленный труп.

В этот момент подбегает японский полицейский, ближайший в линии оцепления. Владимир мягким, плавным движением закрывает своим телом возможную линию атаки, отгораживая его от Цесаревича и перехватив револьвер двумя руками, направляя его на полицейского.

Тот отшатывается и отступает на несколько шагов.

Вид Владимира ну очень грозный и решительный. Настолько, что никто из полицейских даже не пытается приблизиться, отчетливо понимая – пристрелит без сожаления и сомнения. Холодный, жесткий взгляд выглядит подавляюще. Перед ним нет живых людей. Только мишени. Некоторые из них вооружены. Впрочем, весьма адекватно отреагировал и греческий принц. Быстро сориентировавшийся в обстановке, он подхватил саблю поверженного полицейского и занял позицию с другой стороны от Николая с ней на изготовку. Этакая круговая оборона.

Впрочем, такая ситуация продолжается очень недолго. Уже через пару минут прибежал японский чиновник, сопровождавший делегацию, и помог разрешить ситуацию. Владимира, само собой, сразу после этого оттеснила свита, резко раскудахтавшаяся. Ну и так далее. Однако…

– Оставьте нас, – произнес Николай, когда к нему в номер вечером того же дня пригласили лейтенанта Ульянова. – Владимир Ильич, я благодарен вам за спасение. Признаться, я не ожидал, что кто-то посмеет поднять руку на гостя…

– Это мой долг, Ваше Императорское Высочество, – коротко кивнул Владимир. Спокойный, уверенный, твердый взгляд. Никакого заискивания. Настолько, что Цесаревич внутренне хмыкнул. Подобное так разительно отличалось от той атмосферы, которую создает ему свита.

– Владимир Ильич, а как так оказалось, что вы были не в свите?

– Натуральная мистика, Ваше Императорское Высочество. Мне даже как-то неловко.

– Бросьте, – махнул он рукой. – Если эта мистика спасла мне жизнь, то что же в ней плохого? Мне ужасно любопытно. Никто в делегации ничего внятного сказать по этому поводу не смог. Мне даже показалось, что они не меньше меня удивлены.