– Года два, может быть, три. Если все будет плохо, то четыре. Это не так просто. С выпуском плит все еще как-то можно сладить быстро. А вот сварка их – это испытание. Сейчас на всем заводе есть только два сварщика подходящей квалификации. Да и те не гарантируют качества. Так что выпуск подобных корпусов будет штучный и с большим браком.
Нарком прошелся.
Подумал.
Посмотрел куда-то в даль.
И тут его осенило.
Большая гусеничная платформа с, по сути, противопульным бронированием была нужна. И очень нужна. Просто для того, чтобы разместить на ней САУ.
Конечно, корпус надобно собирать не из 8–10-мм листов. Это, понятное дело, смешно. Но если его сваривать из 25-мм листов, то почему нет? Лоб в случае чего можно дополнительно прикрыть экранами, если совсем уж горит. Но вообще самоходные артиллерийские установки далеко не все нуждаются в крепком бронировании.
По сути, задача их брони – защитить от осколков при контрбатарейном ударе. Ну и от случайных прорывов к позициям. И все. Во всяком случае, если речь идет об артиллерии дивизионного и особенно корпусного уровня.
Кроме того, на базе этой платформы можно делать кучу всевозможной вспомогательной техники. Включая мощные маршевые зенитки и ремонтно-эвакуационные машины. Или там понтонные машины. Да и даже тяжелые бронетранспортеры с хорошей вместительностью.
– Сколько тебе нужно времени на пересчет под плиты в 25-мм? – спросил Фрунзе, подойдя к Шукалову в упор.
– Э… – растерялся тот. Слишком уж резко и неожиданно это было.
– Две недели, – ответил вместо него Семен Александрович Гинзбург. Он в этом варианте реальности отправился учиться не в 1929, а в 1926 году и уже состоял на практике у Шукалова. В его КБ.
– Две недели на все?
– На базовую платформу.
– Месяц, – произнес Фрунзе. – На новую платформу и САУ со 152-мм гаубицей на ее основе. И возьмите за основу вариант с передним размещением двигателя. Справитесь?
– Справимся, – уверенно и твердо ответил оживший Шукалов.
На этом и разошлись.
Фрунзе отправился дальше мотаться по Питеру… то есть Ленинграду. Хотя он регулярно оговаривался. А эти товарищи навалились на руководство завода «Большевик», «обрадовав» их перспективной нагрузкой. Как будто без нее у них других проблем не было.
Михаила Васильевича же встретил Крылов, который руководил разработкой, так сказать, контроллера, то есть примитивного электромеханического прибора на телефонных реле, который должен был управлять работой станка.
– Не получается его сделать на реле, – грустно ответил Крылов после приветствия.
– Почему?
– Скорость реакции у них невелика. Из-за этого сильно страдает точность и оперативность управления.
– И как это устранить?
– Если оставаться на реле – никак. Нужен переход на лампы.
– На лампы? Хм. Вы уже попробовали?
– Да.
– И?
– Прошу, – махнул рукой Крылов, уводя за собой.
Они прошли через несколько подсобных помещений, заваленных всяким, и вошли в еще одно – достаточно чистенькое. Там стоял токарный станок с явными признаками многочисленных доработок. А рядом с ним, на полу, здоровенная тумбочка с ручками. Металлическая.
– Вот, – указал на нее Крылов. – Собрали даже. И проверили.
– И все работает?
– Мы, как вы и просили, занимались вопросом автоматизации производства коленчатых валов. В зависимости от типа вала требуется от двух таких станков для полной токарной обработки заготовки. Один дает общую обработку. Второй и последующий – для каждой плоскости шеек шатунов.
– Насколько велик брак?
– Если перед запуском программы проверять резцы и выставлять заготовку по точкам, то не больше 1 %. Во всяком случае, выточив на нем сто двадцать два вала, мы только один запороли. Хотя, конечно, еще рано о таких вещах говорить. Выборка статистически чрезвычайно мала.
– А само управляющее устройство не сбоит? – кивнул Фрунзе на тумбочку.
– Из-за него и испортили ту заготовку. Перегорела лампа, и станок начал жить своей жизнью. Но мы это уже устранили – теперь в случае критического сбоя вроде перегорания лампы вот этим блоком, – указал он пальцем, – станок выключается. Вероятность брака при этом, конечно, сохраняется, но риски и шансы сильно уменьшаются.
– Я понял. Это вы хорошо придумали. А вибрации? Лампы их переносят нормально?
– Мы применили резиновые ножки и не крепим управляющее устройство на станину. Это позволяет снять остроту проблемы. Ну и после восьми часов лучше бы проверять все мастером. Как раз между сменами.
– А с фрезерным контроллером справитесь?
– Должны. Там, в сущности, еще одна плоскость добавляется. Да, это усложняет конструкцию, но ничего сверхъестественного нет. По сути, мы можем даже сделать два таких блока с единым валом синхронизации считывателя программы с перфоленты. Чтобы каждый блок управлял своей плоскостью по своей программе. Если делать быстро. Но так-то да, отдельную конструкцию нужно разрабатывать.
– Сколько по цене обходится такой вот блок?
– Пока дорого. Как корабельная радиостанция или около того. Но при серийном производстве, может, и дешевле выйдет. Тут нужно смотреть. Лампы уж очень кусаются по цене. Много их, да и ресурс не велик, что удорожает стоимость эксплуатации.
– А с реле совсем ничего не получится?
– Ничего. Если у нас будут быстрые реле или какие-то их аналоги с реакций хотя бы в одну сотую секунды – то да. На обычных же, увы, ничего не выйдет.
– Ясно, – серьезно произнес Фрунзе. – Ну что же, поздравляю. Дело вы сделали очень большое и важное.
– Это пока прототип. До серии пока далеко. Год, может быть, два. Сами видите – все собрано второпях.
– Год. Лучше полгода. У нас каждый день на счету. Впрочем, это не так важно. Главное, что вы его сделали. Само по себе это невероятно, – максимально уверенно и страстно сказал нарком и крепко пожал руку Крылову.
Строго говоря, тот ничего толком и не изобретал. Скорее руководил командой, собранной им по большей части из эмигрантов. Но суть от этого не менялась. Ибо здесь удалось шагнуть дальше обычного. И довольно серьезно обогнать историю.
И это было славно.
Почти что волшебно.