Олеся

– Пойми, Мишка просто так не отступится.

От волнения дед даже не обратил внимания на то, что снова оказался на земле.

– Он сам у них на крючке. Знает, что без башки останется, если дело не доделает. Я уж не говорю, что и мне крышка, если ты там живой объявишься. Да и не один он там, – Силантьич сплюнул с досады. – Вот же, бес попутал на старости лет.

– Это правда. Нельзя тебе в Крестовский одному. И нам туда никак нельзя, сам понимаешь, – сказал Федор.

Да, задачка. Надо дать знать отцу, что самый его доверенный человек – предатель. С другой стороны, понятно, что, не будучи абсолютно уверенным в моей гибели, Терехов не решится на какие-то следующие шаги. Он будет ждать подтверждения. Какое-то время, значит, у меня и у отца есть.

– Федор, отойдем на минутку, поговорить надо без лишних ушей, – попросил я, – Никита, присмотришь за этим товарищем?

Никита кивнул, перебросив охотничий дробовик из-за спины на грудь. Силантьич же заметно приободрился. Раз что-то скрывают, значит, убивать не собираются. Иначе зачем секретничать?

– Как считаешь, Федор, сможет ваша Олеся моему бате сообщение передать? Во сне или как там она это делает. Если со мной получилось, то ведь и с ним должно. Мы же родня, да и отец не без ваших способностей, я точно знаю.

– Далековато до Москвы. Но Олеся сильная, да и отец твой наверняка о тебе думает, а значит, и о Заречной. Должно помочь. В любом случае это единственный вариант. Обратно в Крестовский тебе точно пока нельзя возвращаться. А вот Силантьича я бы туда отправил. Пусть доложится, что вроде все сделал, но чтобы у них сомнения остались. Они попытаются проверить. Разбитую лодку поискать или твой труп у порогов. Там утопленников часто на мель выносит на изгибе реки. Они это знают. Вот пусть и поищут. Надо заставить их ждать. Чем дольше, тем лучше.

Мы вернулись к притихшему Силантьичу.

– Значит, слушай меня внимательно, Вергилий недоделанный. Отправишься сейчас домой, целый и невредимый, но не потому, что я добрый. Михаилу своему и кому там еще доложишься. Перескажешь все, что было вчера. Не бойся, пожурят тебя, конечно, что не довел свое дело до конца и не проверил, может, побьют слегка, но убивать точно не станут. Ты еще им понадобишься в поисковой экспедиции. Кроме тебя реку никто так хорошо не знает. О сегодняшней нашей встрече молчи, целее будешь. Почему – объяснять не надо?

Силантьич усиленно замотал головой. До этого, пока я говорил, он так же усиленно ею кивал.

– Погоди минутку, – Федор посмотрел на лодку, – Никита, вынь, будь другом, боек из его ружья да закинь в воду. И проверь там все на предмет оружия.

Через пять минут мы уже смотрели, как Силантьич на полных оборотах удалялся по реке в сторону Крестовского.

Глава VIII

Путь до Заречной был долгий и мучительный. Рука все-таки распухла и посинела, как спелый баклажан, и никакие травки уже не помогали. Видимо, еще поднялась температура. Я механически переставлял ноги, бессмысленно глядя в спину идущего впереди Федора. Хорошо, что ловкий Никита, шедший сзади, всегда успевал вовремя подхватить мое периодически заваливающееся тело и вновь придать ему вертикальное положение. Следить за дорогой или тем более любоваться окружающей дикой природой мне было недосуг, но все время не оставляло чувство, что мы ходим кругами, постоянно поворачивая направо. Время от времени я узнавал те же скалы, мимо которых мы проходили час назад, те же деревья и повороты.

– Никита, – негромко спросил я парня, – а твой батя не заблудился, случаем?

– Не, дядь Саш, это самая прямая дорога к нам в Заречную. А вот если, как вам кажется, прямо пойти, то как раз кругами ходить и будете. Пока солярка не кончится, – Никита весело, по-детски, рассмеялся своей шутке и с гордостью добавил: – Олеся постаралась. Нечего чужакам к нам дорогу знать, и гости нам не нужны незваные. Сильный морок, работает как надо. По вам видать. Да мы пришли уже, разве не видите?

– Чего «не видите»? – хотел было передразнить я парня, но вдруг обнаружил, что идем мы уже не по тайге, а по обычной деревенской улице, мимо аккуратных бревенчатых домиков. Мы подошли к одному из них. Федор распахнул двери.

– Ну вот, заходи, Александр. Погостишь пока у нас, – сказал он, пропуская меня вперед. – Сейчас Машу, жену мою, кликну, она постелет. Лечь тебе надо, вид совсем как у покойника. А ты, Никитка, за Олесей беги, скажи, срочно надо. Как бы гангрена не началась, – добавил Федор, глядя на мою руку.

Что было дальше, я плохо помню. Кто-то снимал с меня ботинки, укрывал одеялом, заставлял что-то пить. Я был словно в тумане, пока… Пока снова не увидел эти глаза. Огромные, прекрасные, черные глаза моей таинственной знакомой незнакомки. Если бы я не видел их раньше, я бы решил, что умер и попал в далекий черный космос, где лечу теперь радостно между звездами и галактиками, удаляясь со световой скоростью от покинутой навеки Земли. Я погружался в эти зрачки безвозвратно и с каким-то гибельным упоением.

Вдруг наваждение отступило.

– Ты мне тоже нравишься, но, пожалуй, я немного перестаралась. Хотелось произвести хорошее впечатление при первой встрече. К нам нечасто заезжают принцы.

На стуле возле моей постели сидела моя Беатриче-Олеся (ну, если уж Силантьич – Вергилий) и улыбалась. Потом, взглянув на мою синюю руку-баклажан, добавила:

– Со сломанными конечностями.

Сейчас, наяву и при дневном свете, Олеся ничем не напоминала ту роковую женщину, что являлась ко мне во снах. Нет, у нее по-прежнему были длинные черные волосы, прекрасные карие глаза, белозубая обаятельная улыбка. Но это была уже не взрослая опытная женщина-вамп. Передо мной сидела практически девчонка, пытающаяся за шутками и напускной бравадой скрыть смущение.

– И вовсе я не девчонка. Мне уже девятнадцать, – возмутилась, словно прочитав мои мысли, Олеся. А может, и правда прочитала, кто их, ведьмочек, знает. – Ну прочитала немного, да, извини. Обычно я этого не делаю. Люди не любят. Значит, вот какой я к тебе во сне являлась? Роковая женщина-вамп? Прикольно. Хотя объяснимо. Я же во сне являюсь, в смысле, я тоже тогда сплю, только сон свой контролирую. Но не до конца. Подсознание тоже рулит иногда. Видимо, это оно хотело меня «улучшить», как оно это понимает. А тебе какая больше нравится? – снова не удержалась от подначки девушка.

От неожиданного вопроса я смутился и, кажется, даже покраснел, чего со мной не случалось с далеких школьных времен и первых влюбленностей.

– Ладно, шутки в сторону. Лечить тебя будем, – посерьезнев, прервала мои мучительные поиски достойного ответа Олеся.

– Федор, тебе лучше выйти, – она обернулась к стоявшему все это время у входа хозяину дома. Тот молча прикрыл за собой дверь.

Олеся подвинулась ближе и положила ладони на мою руку.

– Не бойся, тебе-то больно не будет. Расслабься. И лучше на меня не смотри. Я некрасивая буду. Временно.

– Готов? – Олеся прикрыла глаза. Я почувствовал, как от ее ладоней повеяло холодом, будто мою руку опустили в жидкий азот. Это длилось несколько секунд, потом холод сменился жаром.

– Я беру твою боль, – прошептала девушка еле слышно.

Внезапно лицо Олеси исказилось, на лбу выступили капли пота. Я взглянул на ее руки. Правая стремительно покраснела, потом на ней проступила синева. Еще спустя несколько секунд синева исчезла, и рука снова стала розовой. Но на Олесю страшно было смотреть. Черты лица ее заострились, под глазами появились черные круги. Внезапно она пошатнулась, лицо побелело. Потом силы окончательно ее покинули, и она со стоном завалилась вперед, уткнувшись лбом в мою грудь.

Я лежал, словно пьяный. То ли от того, что терзавшая меня последние сутки боль бесследно ушла, то ли от дурманящего запаха волос моей спасительницы. Я с удивлением обнаружил, что левой рукой обнимаю девушку за плечи, а правой, совершенно и удивительно здоровой, глажу ее по голове, приговаривая какую-то ласковую чушь.

В таком положении и застал нас Федор, не выдержав ожидания под дверью. Олеся вновь слабо застонала, попыталась приподнять голову и открыла глаза, которые оказались прямо напротив моих. Кровь потихоньку возвращалась к ее лицу, чернота под глазами исчезла.