Пять разговоров и один случай

В.Н. Ты же никогда им не была и не имела наклонности к этому!

А.Н. Ну что же делать! Соня заведует хозяйством в детском доме. Павел в пролеткульте.

В.Н. Павлуша-то не забросил писанья.

А.Н.(неохотно) Нет, для себя пишет.

В.Н. Вы все занимаетесь не своим делом. Ты не сердись, но это так.

А.Н. А какое же наше дело?

Телефон. Хозяйка уходит, возвращается нахмуренная.

В.Н. Что-нибудь неприятное?

А.Н. Павлу звонил его товарищ.

В.Н. Ну, а в этом-то отношении он хоть занимается своим делом?

Анна Николаевна подняла брови.

§ 3. Не относящееся к случаю

На тетрадке красными чернилами разведено: «Неприкосновенные мальчики», но это не список целомудренных молодых людей, а далеко не целомудренная повесть. Да и как понимать целомудрие? Рука автора рядом с рукой соседа. Рукавчики от совершенно одинаковых (белые с синими полосками) рубашек отличаются только запонками. У одного голубые с серым, у другого желтые с черным. Только потому, что руки лежат ужасно близко, их нельзя принять за руки одного итого же человечка – до того они похожи. Музыкант вертит скрипкой, задом, головой, глазами, всем, что у него есть круглого, так что кажется, что мотивы «Сильвы» – результат морской болезни на карусели. Народу мало. От чужой коленки идет тепло и это приятно, так как преднамеренность очевидна и обоюдна. Потертые костюмчики скрадываются молодостью и не плохой фигурой обоих. Вино, хотя и русское, имитирует название и форму немецких бутылок. Серая кошка тоскливо бродила между столов и терлась беременным боком обо все встречаемые предметы.

– Что ты на меня так смотришь?

Собеседник не отвечал, только улыбнулся, а автор «Непр‹икосновенных› маль‹чиков›» вспо[тел] так, что покраснел даже коротковатый нос. Чтобы переменить тему, он же: Все таки похоронно как-то в этом зале. На Крыше лучше. – Лучше пить Рислинг здесь, чем пиво на Крыше. Ты же знаешь, сколько у меня денег. Да и потом, хотя там публика и сволочная, неловко как-то появляться такими обтрепанными… В конце концов, конечно, это глупости…

Павел Антоныч чокнулся и замечтался. Краска, залившая его лицо, так и не сходила.

– Погоди, Витя, скоро мы будем пить настоящий Рейн… Только надежны ли эти Клотцы.

Другой пожал плечами. Музыкант закутавшись поверх пиджака в огромный лиловый шарф, проходя стрельнул глазами на плохое мороженное. Коленкам стало еще теплее.

– Все предупреждены и подготовлены. Опасен только один момент. Но иначе никак нельзя.

Коньков посмотрел выразительно, пожал руку, лежавшую рядом и чокнулся. Через минуту, будто они заслушались «Красотки кабаре».

– Меня скорее беспокоят деньги. Не там, а с собою на первые дни.

– Да, это конечно.

Еще через минуту прямо и с напускным цинизмом от смущения.

– Роза не могла бы дать?

Павел Ант. не покраснел, так как не мог уже больше краснеть. Но был, по-видимому, подавлен.

– Это было бы ужасно неловко.

– Не стоит говорить об этом.

Вдруг легко и весело, чтобы вытащить своего друга из пучины расстройства: Ну, за дружбу, как штурмдрангисты, за Германию, за Италию, за искусство. Знаешь, когда долго смотришь на вино…

§ 4. 2-ой разговор о Фоме

Столовая Коньковых. Анна Ниловна с братом и Соня. Павел теперь всегда пропадает, и на него махнули рукой. Софья антоновна только что сообщила новость. Мать, будето ива опаленная громом. Виталий Нилыч методически и скорбно кивает головой, как китайский болванчик, но продолжает сохранять загадочную респектабельность. Он продолжает разговор, и даже обращается иногда за сочувствием к сестре, как к элегическому пейзажу.

В.Н. Как же его зовут?

С.А. Фома Хованько.

В.Н. И ему всего 14 лет?

С.А. По бумагам да.

В.Н. Но как же он попал в дефективный до[м]? И там благотворная среда мало на него воздействовала, так что его пребывание там оказалось не совсем удобным.

С.А. Он очень одаренная натура.

В.Н. Из чего ты заключаешь?

С.А. Как он рисует, как учится, как говорит.

В.Н. Я думаю, ты преувеличиваешь. Конечно, он ребенок развитой. Даже самый этот печальный случай, из-за которого его приходится брать из дома доказывает преждевременное развитие.

У Сони видна досада. В.Н. слабо и издалека улыбается, улыбка до поверхности не доходит, но намечается пошловатой, хотя лицо от этого живеет. Наконец, говорит как балагур в гостиной.

В.Н. Я понимаю, что он способный ребенок, но зачем же лишать невинности малолетних. Может быть, он и других там насиловал.

С.А. Может быть. Пожаловались только две.

В.Н. Это ничего не доказывает. Как же ты себе это объясняешь?

С.А. Ложно направленный инстинкт.

В.Н. Да… Собственно, почему, ложно, я не совсем понимаю. Куда же бы ты его направила?

Анна Ниловна волнуется и перекладывает дребезжащие вилки с места на место.

В.Н. Я что-нибудь не то говорю? касаюсь больных мест? Я ведь не в курсе ваших дел.

С.А. Какие глупости, дядя! Какие там больные места! Я живо заинтересовалась этим мальчиком и мне будет интересно посмотреть, что из него можно сделать личной инициативой и работой.

В.Н. Да, да, да. Мне и самому это крайне интересно. Но зачем же его брать в дом?

С.А. Иначе никак не выйдет.