За свою Правду!

— Не на долго их хамская власть. Квалифицированным рабочим их уравниловка нужна, как собаке палка. Знаю я сколько получали они на казённом заводе при государе-императоре. Прости, Господи, этого болвана.

— Забыли его все в Екатеринбургском изгнании. Не нужен он никому. Все сейчас от имени народа на власть претендуют. Вот и наш сосед Клим в совете представительствует.

— Неплохой он парень – грамотный. Зря он якшается с этими проходимцами – ведь повесят их скоро. А хороший механик на железной дороге любой власти нужен.

Раздаётся стук в дверь. Николай её открывает и видит молодую хорошенькую соседку – Елену.

— Здравствуйте, соседушка. Пожалуйте войти. Давно вас не видели. Всё на дежурствах пропадаете в своём госпитале. Побледнели от утомления, но по прежнему хороши.

Александр встаёт, подходит к Елене и целует ей руку.

— Бонжур, мадмуазель.

Елена делает шутливый реверанс.

– Бонжур, месье. Как наш шалопай? Не безнадёжен?

— Бойкий юноша. Однако, его французского я, пока, не понимаю.

«Со временем вы найдёте общий язык. Я в этом уверен. Довелось наблюдать с каким интересом он расспрашивал вас о вашем „Парабеллуме“» – вмешивается в их беседу телеграфист.

«Негодный бездельник! Расскажу маме – она ему задаст!» – возмущается Елена.

«Вы ещё не сказали нам, чему мы обязаны вашим визитом?» – интересуется домовладелец.

Елена всплёскивает руками.

– Ах, да! Мама приглашает вас на ужин. Приготовили, что Бог послал. Не обессудьте.

– А я паёк на станции получил и охотно с вами поделюсь.

— Ну, что вы! Спасибо.

И вся компания покидает комнату. При этом Александр придерживает дверь, пропуская Елену и успев при этом что то нежно шепнуть ей на ушко.

***

Революция добралась до Сарапула и сильно его изменила – он перестал быть чистым, уютным и безопасным, хотя вид на его раскинувшиеся по холмам кварталы и оставался живописным, если не приглядываться к деталям.

Дворникам перестали платить жалование, но никто не мешал им теперь пьянствовать, орать на митингах о прежнем угнетении и потихоньку марадёрствовать.

Ещё недавно, любое новое лицо в городе привлекало внимание, в том числе и следивших за порядком полиции и жандармерии, упразднённых ныне вместе с царской властью. А теперь город превратился в военный лагерь для, мало имеющей представлений о дисциплине, вооружённой разноязыкой орды, включающей латышей, венгров и даже чёрт знает откуда взявшихся китайцев, обряженных в фантастическую смесь элементов форменной и гражданской одежды.

Зажиточная жизнь кончилась – пришло время экономии. Российский рынок развалился – возить партии обуви в Сибирь потеряло смысл – никто бы их не оплатил. Да и денег надёжных не стало – большевистские дензнаки и керенки котировались ещё ниже старорежимных ассигнаций. Керенки, вообще, мог печатать любой желающий, имеющий доступ к типографии – никаких степеней защиты они не имели. Их даже не разрезали на отдельные купюры – просто при расчёте отрезали от листа нужную сумму. Какое то количество обуви ещё производилось и позволяло выменивать на неё продукты. Хотя мастеров, способных полностью её пошить самостоятельно, в Сарапуле всегда было не много – и надомное производство предусматривало разделение труда на отдельные операции с передачей по технологической цепочке из дома в дом: кто специализировался на выкройке заготовок для верха обуви, кто подмётки вырезал, кто каблуки вырубал, кто верх тачал, кто подмётки прибивал. Голодать, как в крупных городах, не приходилось – у многих были огороды и родственники в близлежащих деревнях. У каждого в доме печка и лес вокруг города – тащить в дом железные «буржуйки» и топить их мебелью было не нужно.

Больше тяготили царящие вокруг произвол и насилие – революционное правосознание дорвавшихся до власти и оружия психопатов. В то благословенное для серийных маньяков время любой из них мог стать комиссаром или атаманом. А уж что мог тогда получить педофил за корочку хлеба и место у печки от умирающих от голода и холода беспризорников?

Зато каждый недоучившийся полуинтеллигент – краснобай мог рискнуть выбиться в новые дантоны – робеспьеры.

Получил свой шанс и железнодорожный механик Клим – простой, честный парень, ещё донашивающий тельняшку – после срочной службы на Черноморском флоте. Начитавшись в отрочестве дешёвых сытинских изданий Майн Рида и Гюстава Эмара, он продолжал бредить благородными подвигами, не находя, до недавней поры, выхода своим героическим порывам. Но вот революция открыла все двери, а пара прочитанных брошюрок с популярным изложением марксистских идей открыла глаза на классовую борьбу и дала ему право и обязанность вести за собой тех, кто читать не умел. Ему сразу понравилось орать на митинге из толпы, а потом и с трибуны. Его заметили и кооптировали в уездный совет. Но не спешите его осуждать – ведь многие из нас прошли через подобное в конце восьмидесятых – начале девяностых годов того же двадцатого века. А наши хохластые небратья находятся в подобном ментальном статусе, вообще, перманентно. Тем более, что в дальнейшем нашем повествовании ему будет не сладко, а в 1937 году его вообще расстреляют – за недостаточную гибкость и излишнюю принципиальность. Так что отнесёмся к нему если не с сочувствием, то с пониманием.

***

Вечером, возвращаясь на квартиру, Александр встречает идущего к нему Клима с корзиной в руке и приглашает его войти. Клим ставит на пол свою корзину и продолжает беседу: «Отец велел отнести вам гостинец. Уж очень вы напомнили ему его командира в балканском походе».

– Спасибо вам с батюшкой. Совсем я в бедность впал, в это нелёгкое время. Пока я в отпуске по ранению был, армия российская приказала долго жить и довольствие мне платить теперь некому.

— Вот и шли бы на службу в Красную армию. Там военспецы очень нужны.

— Увольте. Ваш Ленин изменник-пораженец и погубитель нашего Отечества.

— Я с вами совершенно не согласен, но уважаю ваше мнение. Однако, согласитесь, что Керенский был пустой болтун, а Ленин решил аграрный вопрос и дал самоуправление рабочим.

— А теперь продотряды отбирают у крестьян урожай и на рабочих трудовая повинность. Загонят они вас в крепостное право и будете вы на их произвол бесплатно работать.

— Рабоче-крестьянское правительство трудится на благо трудового народа.

— И кто же в этом правительстве рабочий? А кто, если не секрет, там крестьянин?

– Но они за народ шли на каторгу и в ссылку!

— И на каторге и в ссылке много разных воров и бандитов. Вы образованный человек, Клим. Вам не по-пути с этими проходимцами. На ижевском и воткинском заводах кадровые рабочие восстали против уравниловки и произвола большевиков. Пора вам решать с кем вы.

— Я за советскую власть до конца. За нами правда и марксистская наука. За нами будущее и за свободу трудящихся всего мира почётно погибнуть.

– Удивительный вы человек, Клим. Я этих трудящихся на той стороне фронта видел и они стреляли в наших солдатиков – таких же трудящихся.

— Их обманули капиталисты!

— А вас обманывают комиссары. Они с вами в очередях не стоят и стоять не собираются. Так и будете работать в обмен на их обещания?

— Не знаю, как вас убедить, но душой чувствую, что правда за нами. Народ долго терпел и заслужил лучшую жизнь!

— Вот только комиссары ваши из другого народа.

— Они интернационалисты.

— То есть – приблудные.

После деликатного стука в дверь и приглашения от квартиранта входит домовладелец со словами: «Опять у вас диспут? А я вот самогоном на станции разжился. К столу, товарищи»!

***

Революция – революцией и гражданская война – войной, а жизнь продолжается: старики болеют, молодые женятся и детей рожают, а дети растут – есть просят и заботы требуют.

Золотое время детства – летние каникулы и не ясно ещё – будет ли следующий класс осенью – в школах странные личности, увешанные оружием, устраивают свои толи штабы – толи шалманы.

Реалист Максим – брат Елены набегался за день с приятелями по городу и по его окрестностям, покатался на лодке по сверкающей на солнце красавице Каме и полный впечатлений, с карманами набитыми стреляными гильзами и другими нехитрыми мальчишескими сокровищами, трусит приблизительно по направлению к дому и, хотя голод уже подводит живот, всё же решает не упускать случая повидаться с интересным человеком, в надежде разговорить его на очередной рассказ о войне и заодно поделиться новостями.