Жесткая посадка

Утро следующего дня не ладилось совершенно. Словно в продолжение церковной темы, в салоне появился приходской батюшка в полном боевом облачении. Я было решил, что он появился просить скидку на установку локальной сети в центральном офисе прихода – его секретарь уже две недели вёл с нами вялые переговоры о её монтаже. Но я снова ошибался. Батюшка пришёл в салон, радея о нашем с Сержем бизнесе, будто ему, чёрному ворону, было известно о наших затруднениях с финансами. Батюшка предложил по сходной цене провести освящение, и когда я узнал порядок этих сходных цен, то тихонько охнул.

Выставить просто так вымогателя в рясе я не мог, тем более, он когда-то учился в МИФИ курсом младше меня, и мы были почти что знакомы. Сдуру я сказал ему, что салон располагается в научно-исследовательском институте, гнезде атеизма и рассаднике безбожия. И за службу в здании я вполне могу лишиться выгодной аренды.

Но служитель культа метко отбрил меня тем, что весь институт, стараниями его зам. директора по строительству, освящён уже четыре года назад, и наш салон образует зияющую язву неверия на фоне всеобщего православного благолепия в кибернетической науке Российской Федерации.

Соперничать в казуистике со священнослужителем мне оказалось не под силу. Я обещал подумать. Но день уже был окончательно испорчен.

Отразив религиозную экспансию, я уже принялся обсуждать продажи с обер-менеджером компании, хитроватым торговцем Колей Семёновым, которого все в обиходе звали по имени популярного персонажа мультфильмов – Хрюнделем, но тут в дверях возник районный эколог, который просил выбрать ему компьютер для подрастающей дочери. При этом канючил скидку, естественно. Зная на практике, что опытный эколог способен принести любому бизнесу не меньше неприятностей, чем пожарник или санэпиднадзор, я мгновенно отрядил Хрюнделя ему на помощь. И, с болью в сердце, вычеркнул всю прибыль ещё с одной продажи.

За день других значительных неприятностей не произошло, но предстояла встреча с этим приятелем Сержа, торговцем подержанными самолётами, а мне страсть как не хотелось на неё идти. Уж слишком сильно отличался его мир – мир мгновенных решений, неожиданных перебросок, торговли информацией по всему свету – от мира размеренных поставок, неторопливых продаж, просчитываемой динамики розничной торговли. Вот бы Серж и общался с этим экс-полярным лётчиком, раз он тоже лётчик в душе!

В принципе, Серж был человеком умным и хорошо чуявшим выгоду, но только несколько… импульсивным, наверное. Учился он в институте на пять лет моложе меня, и мы по-настоящему познакомились, только когда его, молодого студента, прикрепил ко мне, в то время уже аспиранту, всё тот же Сац. Несмотря на в общем-то небольшую разницу в возрасте, он казался гораздо моложе меня, – не только из-за небольшого роста и несколько субтильного сложения. Серж постоянно бравировал этой своей моложавостью, и даже на деловых встречах вовсю использовал несказанно раздражавший меня молодёжный сленг. Но, как бы то ни было, язык у него был подвешен исключительно хорошо, что и сделало из него главного переговорщика в компании.

Уговорила меня опять же Кира.

– Почему ты не пойдёшь с Серёжей? Он обидится, да ведь и тебе это нужно не меньше, чем ему. Вы тонете в вашей гнусной торговой реальности. А встречи с такими людьми, именно потому, что они занимаются невероятным, с точки зрения здравого смысла, делом, являются проколами этой реальности, дают пищу фантазии. А фантазия будит ум и очищает кровь. Хотите, я с вами пойду, очень мне хочется поглядеть на этого полярного супермена.

– Ну уж шиш, – мрачно сказал я. – Наша гнусная торговая реальность даёт кусок хлеба с куском масла и ветчиной не только Сергею и мне, но ещё и тебе, и довольно большому количеству народа. А что касается экс-полярного лётчика, то я отметил, что он на встречи приезжает и уезжает на такси. У него даже машины своей нет!

Но мысль о проколе реальности действительно засела в моей голове. Действительно, все по-настоящему решительные прорывы в бизнесе на моей памяти приходили с совершенно неожиданной стороны. Правда, чаще всего этот прорыв связывался с тем, что кто-то где-то находил возможность безнаказанно украсть. Но ведь так создались все большие состояния в современной России, не правда ли? Но в последнее время мне приходилось наблюдать и вполне цивилизованные варианты развития бизнеса, и эти, новые компании, уже могли похвастаться совершенно чистой историей капитала.

Ух подъехал к кафе на какой-то машине приятелей и бодро зашёл в зал, отметив про себя уединённость нашего столика.

– Итак, – я подчёркнуто не стал звать его кличкой, – у тебя были для нас какие-то плохие и хорошие новости.

– Умей ставить нужные вопросы в нужном порядке, парень! – сказал Ух, и я снова понял, насколько он может быть въедлив и дотошен, несмотря на подчёркнуто офицерскую внешность. – Новости у меня сперва хорошие, а потом плохие.

– Стало быть, так. Мой лоер и партнёр в Америке встретился с этими вашими суперменами и патриотами американского оружия, убедился в том, что они существуют и заинтересованы в поиске и подъёме самолёта. Это уже хорошо. Но есть и ещё более хорошая новость, почти даже невероятная, хочу заметить. Я, по крайней мере, в своей десятилетней практике с таким не сталкивался никогда. Они готовы не только купить самолёт, что называется, «на корню» – они готовы инвестировать деньги в его поиски. И не просто готовы, а даже первую часть суммы, где-то двадцать тысяч долларов, они перечислили на счёт моей конторы. Так что надо работать, и работать быстро. Судя по первым признакам, как сказал мой лоер, денег у американцев – как у дурака махорки, и, скорее всего, их субсидирует какой-нибудь малахольный миллиардер. Поэтому, тебе, Сергей, придётся с этим вашим геологическим Беном Ганом лететь в Орхоян. А вот с этого момента начинаются плохие новости. – Стало понятно, что он заранее прорепетировал то, что нам скажет. В первые встречи меня страшно раздражала его манера рисоваться. Уже позже я понял, что это аффектированная манера общения особой категории полярных лётчиков – юберменшей, суперменов, воспетых многочисленными советскими писателями, поэтами и песенниками. – Вам, ребята, крупно не повезло.

Игорь поморщился. Судя по всему, ему было неприятно прикосновение совсем новых людей к делу всей его жизни.

– В Орхояне нет людей, которые разбираются в самолётах, кроме тех, что работали в местном аэропорту. На моей памяти не было, по крайней мере. Сейчас там, кстати, и аэропорт закрыли. Но вам на первых порах и не нужны такие люди. Первое, что вам надо, – это найти самолёт.

Он скептически поглядел почему-то на меня. Так, наверное, большой седой пёс глядит на щенка, собравшегося первый раз тявкнуть и взвизгнувшего вместо этого.

– Но именно в Орхояне есть человек, который вам поможет, – продолжил он, насладившись эффектом ожидания, и я с отвращением подумал – вот как же любят люди разыгрывать из себя Бога даже по самому ничтожному поводу! А что если этот повод окажется большим?

– Человека этого найти там легко – он там такой один. Его зовут Зим. Московский журналист. Устал от этого бедлама, уехал на Север. Был начальником метеостанции. Человек он надёжный, но сложный. Сейчас возит туристов на охоту. Занимается экстремальными турами. В середине лета у него вроде бы дырка в делах. Вы ему заплатите, и он вами займётся. Не думаю я, что без него у вас что-то выйдет – он территорию изучил очень хорошо, знает там всех охотников, рыбаков, оленеводов, если там таковые ещё остались. В чём я лично сильно сомневаюсь. Он знает где и почём нанять вездеход или вертолёт, подсобных хмырей каких-нибудь, чтоб следили за лагерем.

– И сколько же, по-твоему, мы должны ему заплатить? – ехидно спросил я.

– Да сколько попросит, – безразлично произнёс Ух. – Там у вас особого выбора не будет. Его личный гонорар составит, скорее всего, тысячи три долларов. Это я так, фантазирую. Кстати, ты сильно не расстраивайся – башляют американцы, поэтому мне сегодня-завтра нужны ваши реквизиты для перевода денег. В Орхоян позвонить очень сложно – там телефон работает всего шесть часов в неделю. Вы ещё и попадать туда будете неизвестно как. Это раньше он был столицей района, а сейчас – это дыра посреди земли. Одно советую. Как хотите, но начинать эту авантюру вам надо именно сейчас. Если вы найдёте самолёт до середины июля, я прилечу туда сам и привезу ремонтную бригаду. А пока все наши действия – на уровне сотрясания воздуха.

– Так-таки и не позвонить? А этот ваш турагент, он что – посредством телепатии клиентуру находит?

– Да много ли ему надо этой клиентуры, – хмыкнул Ух. – Но в одном вы правы. Связь с ним, конечно, есть. Но только связь эта односторонняя. Есть у него спутниковый телефон. Архиважнейшая штукенция, как сказал бы один персонаж недавнего прошлого. Но по этому телефону может позвонить только он, и в очень редких случаях можно позвонить ему. Не любит он, чтобы люди ему звонили. Он вообще людей не очень-то любит.

– А женщин-то он хоть любит? – попытался съёрничать Серёга.

Ухонин шутки не принял.

– Он любит ламутов. Оленеводов. Есть там такой народец, Богом забытый. Раньше они все в колхозе оленей пасли, а колхоз рассыпался и все на воле оказались. Что делать с этой волей, у них знали одни старики, которые ещё доколхозную жизнь застали.

– Блин, якуты какие-то… А я думал, что оленеводы – это чукчи…

– Дикие вы, – усмехнулся Ух. – Оленеводы есть и чукчи, и коряки, и тунгусы, и ненцы, и эти ламуты. Якуты коневоды, кстати. Пришли под напором кочевников из Центральной Азии, сейчас тибетскую письменность ввести требуют. Якутами местных назвать не смей – якуты для них завоеватели, хуже русских, они, когда ламутские и тунгусские земли в Якутию включали, такое оякучивание произвели – не дай Бог. Все, кто нерусский, были мигом в якуты записаны, то есть – роды, племена свои потеряли. И за это ненавидят эти северные инородцы якутов лютой ненавистью. Усёк? Нет там якутов. Ламуты там. Кстати, если вы с Зимом там будете работать, то всенепременно их встретите.

– С Зимом?

– Зимгаевский он. Александр Александрович. А чтобы длинно не кликать – просто Зим.

– Стало быть, Зим – друг индейцев…

– Зим – друг только самому себе. Ну и мне немного.

– А ты – ему?

– Я? – вскинулся Ух. – А вот я Зиму такой друг, что скажи он – давай Кремль подорвём – пойду с ним не задумываясь. Но это так. К делу не относится. Точнее – не ваше это дело. Так что, звонить мне ему или нет?

– Ну, собственно говоря, выбора у нас нет никакого, – протянул я.

Ух поднялся и неожиданно вышел из кафе. – Да, вот оно как, – протянул Серж, – в ту, первую встречу я думал, что он нам не поверил.

– Занятный он тип, – заметил я, – своих агентов в Штатах имеет. Только вот больно он эдакий…

– Суперменистый, что ли? Да ведь он лё-о-тчик! Пойми – лётчик! И в прошлом – полярный.

– Ну да. А здесь ещё и этот друг индейцев… Как он там – Дим?

– Зим.

– Зим – друг индейцев. Стало быть, один супермен втуливает нам другого супермена.

– А у нас что, есть выбор?

– Да нет. Просто не слишком ли много суперменов в этой истории?

– Чёрт его знает. Может, они там просто все такие…

Кира

Дома я включил компьютер, зашёл на уже начавший вызывать головную боль сайт и задумался. Я думал об удивительной истории круговорота вещей в природе – вот самолёт, его сперва строили как бомбардировщик, затем делали из него стратосферный разведчик, он летел на войну с немцами в дикую варварскую Россию… И сгинул, не долетев до линии фронта шесть тысяч километров. В начале пути, считай. Лежал под пургами и метелями в каких-то хрен его знает каких горах – и всё для чего? Чтобы какие-то обормоты приехали к нему, разобрали на части и снова вернули туда, где он был построен? Я искренне надеялся, что восстановленного ветерана не превратят в аттракцион для детей или в кабак на колёсах с крыльями. Как это случилось бы у нас. Наверняка. Я вновь вздрогнул, вспоминая «чёрного следопыта», торгующего медальонами-«смертниками». По крайней мере, мы возвращаем историю авиации, в лице этого самолёта, тем, кто её любит…

В дверь позвонили.

У Киры были свои ключи, но она, когда видела зажжённый свет в моих окнах, любила, чтобы я встречал её в дверях.

– Уф, – фыркнула она, как большая кошка, – ну и слякоть на улице!