Страж могил

– Ну уж нет! – Кузнец прыгнул к мертвецу и обрушил кувалду ему на череп.

46

Вскоре все было кончено.

Охотник и кузнец остановились, опустили оружие. Бледный Эрл привалился спиной к каменному столбу, подпирающему потолок. Один из факелов догорел. Эрл выбросил его – по земляному утрамбованному полу рассыпались искры.

– Ты помешал мне, – негромко сказал Гиз.

– Я тебе помог, – фыркнул Молот.

– Если ты думаешь, что мы его убили, то ты ошибаешься, – сказал Гиз. – Мы просто его изуродовали…

Они вместе посмотрели на то, что совсем недавно было мертвяком. Бесформенная груда еще шевелилась: двигались пальцы отрубленной руки, подергивались размозженные ноги, вздрагивали оголенные мышцы, нашпигованные острыми обломками костей.

– Чтобы убить мертвяка, нужно разрушить его связь с некромантом, – сказал Гиз. – Я и пытался это сделать. А ты помешал мне.

– И что, по-твоему, я должен был предпринять? – нахмурился кузнец. – Просто стоять и смотреть, как ты царапаешь его своим мечом?

– Да, – сказал Гиз. – Именно так ты и должен был поступить.

– Но это продолжалось бы целую вечность.

– Возможно… Так ведь и сейчас ничего еще не закончилось… – Гиз кивнул на шевелящиеся останки.

Кузнец почесал в затылке, виновато потупился:

– И что теперь?

– А ничего, – сказал Гиз. – Потащим эту груду наверх. У нас осталась последняя возможность сделать мертвого мертвым. А уж если и тогда ничего не получится… Тогда, наверное, придется его сжечь…

47

Человек – это не только плоть и разум. Это и жизненный опыт, знания, настроения, воспоминания, деяния и помыслы – все то, что отличает людей друг от друга; то, что складывается в течении всей жизни, что определяется самой жизнью. То, что называется душой.

Человек не может выбрать, в каком теле ему родиться – это за него решает природа. Она же наделяет его умственными способностями, большими или меньшими – и тут тоже ничего нельзя поделать. Но душу свою человек создает сам, каждым поступком своим, каждым действием, каждым словом.

Суть души непостижима. Это не орган и не свойство, это нечто другое – это сущность, почти существо, которую взращивает в себе каждый человек. А когда человек умирает, душа покидает его. Но произойти это может лишь в единственном месте мира – на святой земле Кладбища.

Пока же тело не похоронено, душа не может обрести свободу. Она томится, словно узник в темнице. И будет томиться вечно, даже если телесная оболочка истлеет в прах. На месте, к которому привязана неупокоенная душа, люди будут встречать призрака. Там любой человек почувствует беспокойство, удушье и холод. Заснувшего там будут мучать кошмары, и проснется он с головной болью…

Именно такие места ищут собиратели душ – те немногие люди, что обладают особенным даром…

Так говорил Страж Могил.

«Человек – это единство тела, разума и души, – когда-то давным-давно объяснял он Гизу-подростку. – Тело смертно и тленно. Разум еще более уязвим. И только душа вечна. Но есть стихия, которая пожирает все, в том числе и душу. Это огонь…»

Прошло много лет, но Гиз хорошо помнил, что когда-то рассказывал ему Страж. Помнил он и последнюю фразу того урока:

«Уничтожить душу – это много хуже, чем убить человека. Помни об этом, мальчик…»

48

Последний факел догорал. Тьма все ближе подбиралась к людям, готовясь броситься на них и поглотить.

– Ну разве мог я представить, что мне доведется тащить за собой полумертвого мужа Дилы? – хмыкнул кузнец. – Да еще после того, как я лично проломлю ему башку и переломаю все кости, что возможно.

– Почему ты так его ненавидишь? – негромко спросил Эрл.

– А то ты не знаешь… – фыркнул кузнец.

Они двигались по узкому тесному ходу, тянули за собой страшную добычу, кое-как подцепив ее длинными досками, вырванными из стены подвала.

– Он постоянно ее бил, – сказал кузнец. – Синяки не успевали сходить с ее тела.

– Но ведь это ты виноват, – сказал Эрл. – Он бил ее из-за тебя…

Гиз в разговор не вмешивался, но не пропускал мимо ушей ни единого слова.

– Нет, – кузнец покачал головой. – Он бил ее потому, что больше ничего не мог сделать. Он чувствовал свою беспомощность. Ведь она никогда его не любила. А замуж вышла по принуждению. Она любила меня. И сейчас любит.

– Ты женат, – неприязненно сказал Эрл.

– И жену свою я ни в чем не обижаю.

– Думаешь, она ничего не знает?

– А даже если и знает, что из этого?.. Слушай, сосед, а ведь ты мне завидуешь. Да? Признайся… Вы ведь с Дилой с детства дружили, я это хорошо помню.

– Прекрати!

– Да я и так знаю! Ты к ней неравнодушен! Ну? Признайся!

– Замолчи! – Эрл резко дернул свою доску, и конец ее выскочил из проволочной петли, что охватывала измочаленные останки мертвяка.

Они остановились, перевели дыхание.

Уже чувствовался свежий сквозняк, и впереди, вроде бы, виделся свет. Потолок опустился совсем низко – скоро к выходу придется ползти на четвереньках.

Передохнув, Эрл отдал факел кузнецу и, не приближаясь к мертвяку, заворочал доской, пытаясь намотать на нее проволоку силков, приладить покрепче, для пущей надежности зацепить ею несколько свободных крючков. Сделать это было непросто, и Гиз, отложив свою похожую на оглоблю доску, помог неловкому напарнику.

– Что это там? – вдруг пробормотал кузнец, поднимая слабеющий огонь повыше и куда-то вглядываясь. – Это… это же… – Он задрожал, побледнел, переменился в лице. – Это же Белый Человек!

Гиз поднял голову.

В десяти шагах от них, там, где они только что прошли, стояла белая светящаяся фигура. Стояла возле стены, повернувшись к ней лицом – если у нее вообще было лицо.

Призрак!