– Конечно, – ответил Незнайка. – Зачем же мне сочинять правду? Правду и сочинять нечего, она и так есть.
(Теперь самое главное рассуждение. Как вы думаете, талантливые ли стихи сочинил Незнайка? Он взял рифму в духе поэта Цветика – «речку – овечку», но создал маленький поэтический шедевр. Какой шедевр, спросите вы? Здесь даже ритм нарушен. Все чудо стиха в нарушении ритма. И в нем – главное достоинство этого стихотворения. Догадываетесь, почему? Первые две строчки показывают равномерное движение Знайки в сторону речки. А для того, чтобы перепрыгнуть через овечку, Знайке пришлось поменять ритм, перейти к бегу. Смотрите!
Знай – ка – шел – гу – лять – на – реч – ку. Сколько равномерных движений сделал Знайка? Правильно! Восемь ровных шагов. А дальше?
Пе – ре – прыг – нул – че – рез – о – веч – ку. А теперь сколько? Точно! Девять! Разбежался и… (Чтобы сохранить ритм стиха в духе поэта Цветика, нужно было, чтобы Незнайка убрал звук «О». Перепрыгнул через «вечку». Но никакой «вечки» не бывает. И не надо!
Но самый удивительный разговор между Знайкой и Незнайкой вот. Я специально его повторю.)
– Так ты из-за рифмы будешь на меня всякую неправду сочинять? – вскипел Знайка.
– Конечно, – ответил Незнайка. – Зачем же мне сочинять правду? Правду и сочинять нечего, она и так есть.
(Вот здесь мы сталкиваемся с настоящей теорией поэзии. Для Знайки главное то, что он НЕ ПРЫГАЛ ЧЕРЕЗ ОВЕЧКУ, а следовательно, Незнайка попросту обманывает. А Незнайка неожиданно отвечает очень глубоко, как настоящий историк искусства: «Зачем же мне сочинять правду? Правду и сочинять нечего, она и так есть!!!» И действительно! Большая часть стихов (и не только стихов) – фантазия, сказка, сон, выдумка. Или преувеличение.
Представьте себе, что замечательный детский поэт Наталья Хрущева прочитает Знайке свое крохотное (тоже из четырех строчек) стихотворение, которое называется «Такса». Вот оно!
У того, кто тих, спокоен и усидчив непременно,
У того, кто может даже досчитать в уме до ста,
Хватит, думаю, терпенья досмотреть, как постепенно
Из-под стула выйдет такса ВСЯ ДО КОНЧИКА ХВОСТА!
– Это неправда! – скажет Знайка Наталье Хрущевой. – Измеряем длину таксы. Пятьдесят сантиметров (вместе с хвостом). Такса выйдет из-под стула за три секунды. И никакого терпенья здесь не надо. А если считать до ста, то за это время из-под стула выйдет тридцать три таксы.)
– Вот попробуй еще, так узнаешь! – пригрозил Знайка. – Ну-ка, читай, что ты там про других сочинил?
А сочинил Незнайка про Торопыжку невероятно остроумный стих:
– Вот послушайте про Торопыжку, – сказал Незнайка. – Торопыжка был голодный, Проглотил утюг холодный.
(Невероятно талантливый стих! Как мы помним, Торопыжка вечно спешил. И «проглотил утюг ХОЛОДНЫЙ» означает, что Торопыжка был настолько голоден, что поторопился и не разогрел утюг. (То есть ел неразогретый обед!) Представляете себе, если бы Торопыжка проглотил ГОРЯЧИЙ утюг? В этих строчках есть ГИПЕРБОЛА. Это резкое преувеличение для того, чтобы усилить образ. Когда родители, ругая детей за непослушание, пользуются ГИПЕРБОЛАМИ, то дети обычно быстро реагируют на них.
Мама: Я тебе сто раз говорила, не трогай вазу – разобьешь.
Ребенок: Мама, ты сказала только два раза – сегодня и на прошлой неделе.
Конечно же, мама вряд ли говорила СТО РАЗ! А Торопыжка, который был ТАК голоден, что проглотил утюг, – это тоже гипербола. Мы ведь часто говорим: я так голоден, что съел бы сейчас целого слона. Знайка, услыхав такую фразу, немедленно сообщил бы, что слон весит целых три тонны и проглотить такую громадину совершенно невозможно.
Торопыжка тоже недоволен стихотворением Незнайки…)
– Братцы! – закричал Торопыжка. – Что он про меня сочиняет? Никакого холодного утюга я не глотал.
– Да ты не кричи, – ответил Незнайка. – Это я просто для рифмы сказал, что утюг был холодный.
– Так я же ведь никакого утюга не глотал, ни холодного, ни горячего! – кричал Торопыжка.
(Незнайка пытается защитить свое стихотворение, но чувства юмора у Торопыжки нет ни на грош…)
– А я и не говорю, что ты проглотил горячий, так что можешь успокоиться, – ответил Незнайка.
(И, наконец, последняя попытка поэта Незнайки.)
– Вот послушай стихи про Авоську: У Авоськи под подушкой Лежит сладкая ватрушка.
Авоська подошел к своей кровати, заглянул под подушку и сказал:
– Враки! Никакой ватрушки тут не лежит.
(Здесь третий тип отношения к поэзии. Если лежит ватрушка, значит, полезный стих, указывающий, где найти ватрушку. А если НЕТ ВАТРУШКИ, значит, враки… Незнайка пытается в третий раз объяснить смысл поэзии, но терпит окончательное поражение.)
– Ты ничего не понимаешь в поэзии, – ответил Незнайка. – Это только для рифмы так говорится, что лежит, а на самом деле не лежит. Вот я еще про Пилюлькина сочинил.
– Братцы! – закричал доктор Пилюлькин. – Надо прекратить это издевательство! Неужели мы будем спокойно слушать, что Незнайка тут врет про всех?
– Довольно! – закричали все. – Мы не хотим больше слушать! Это не стихи, а какие-то дразнилки.
Только Знайка, Торопыжка и Авоська кричали:
– Пусть читает! Раз он про нас прочитал, так и про других пусть читает.
– Не надо! Мы не хотим! – кричали остальные.
– Ну, раз вы не хотите, то я пойду почитаю соседям, – сказал Незнайка.
– Что? – закричали тут все. – Ты еще пойдешь перед соседями нас срамить? Попробуй только! Можешь тогда и домой не возвращаться.
– Ну ладно, братцы, не буду, – согласился Незнайка. – Только вы уж не сердитесь на меня.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: