– Это будет дорого стоить.
– За мной не пропадет! – обрадовался слуга, потом, будучи при исполнении, посуровел и коротко распорядился: – Жди!
Шагнув через порог, Сарсехим сразу рухнул на пол и для убедительности звучно стукнулся лбом о каменные плитки.
Царь некоторое время разглядывал распростертого на полу Сарсехима. Евнух терпеливо ждал – не ерзал, не пытался краем взгляда уловить, в каком настроении находится властитель.
– Встань!
Сарсехим осмелился поднять голову.
– Я же сказал – встань!
Сарсехим поднялся.
– Говори, раб!
– О чем? – осмелился спросить Сарсехим.
– Как ты предал своего господина.
– Кто?! Я?!
– Ты.
Сарсехим рухнул как подкошенный, зарыдал, принялся стучать лбом об пол.
– Они били меня! Они жгли меня огнем! Я молчал.
– Кто бил?
– Нинурта-тукульти-Ашшур, повелитель.
– Так это был племянник туртана, а не безродный разбойник?
– Это был именно Нинурта, господин. Это был он, жестокий и безжалостный негодяй! Он хуже разбойника!..
– Отчего ты сразу не предупредил меня? Почему молчал?
– Я не смел мешать празднику, который ты, о всемогущий, испытал в своей душе.
Бен-Хадад не смог сдержать довольную улыбку. Гула, пилочкой подправлявшая ногти, невозмутимо подсказала:
– Это Сарсехим, государь. Я говорила о нем. Он всегда сумеет вывернуться. Он способен провернуть любое дельце. Ему, правда, нельзя доверять…
Сарсехим – оскорбленная невинность – с неистребимой печалью глянул в ее ясные глаза.
– Я и не собираюсь ему доверять, – заявил Бен-Хадад, – но если он еще раз посмеет промолчать о важном, он познакомится с моим палачом. Такого второго умельца по части прижигания пупка во всем свете не найти. Тебе когда-нибудь сверлили пупок раскаленной медью?
Тем же взглядом евнух одарил царя. Вслух он заявил:
– Царевна, пусть боги даруют ей удачу, права. Я хитер и пронырлив. Я готов провернуть любое дельце.
– Расскажи, как ты наткнулся на Нинурту?
Сарсехим поведал, как ассирийцы захватили царский поезд, как били его людей, как гнусно повела себя доверенная его попечению скифянка.
– Она посмела прилюдно скинуть с себя верхнее платье.
Бен-Хадад заинтересовался:
– Ну и?..
– Это случилось потом, ближе к вечеру, когда его подручные начали пытать меня. Они ничего не добились, но Ардис, скиф, начальник конной стражи, подсказал, что мне доверили какое-то послание…
Рассерженная Гула перебила его:
– Про Ардиса потом. Сначала скажи, кто надоумил Нинурту отправиться в Вавилон?
– Не знаю, госпожа, но догадываюсь. Только у скифянки достанет коварства смошенничать подобным образом.
– Другими словами, – перебила его женщина, – ты подтверждаешь, что с ее подачи меня сунули в паланкин?
– Как я могу знать об этом, госпожа?! Нам приказали ждать на берегу Евфрата.
– Трудно поверить, – ответила Гула, – чтобы ты остался в стороне от такой подлости, но я попробую. В благодарность ты должен выполнить мою просьбу. Одну, малюсенькую и вполне безобидную. На обратном пути ты завернешь в Ашшур.
Сарсехим схватился за голову.
– Сжалься, о царственная! Стоит мне попасть в руки поганых ассирийцев!..
Бен-Хадад хмыкнул.
– Это хорошая идея!
– Мне отрубят голову, о всемогущий!
– Ты предпочитаешь, чтобы ее отрубили здесь и сейчас?
Ты – изменник, и твое предательство достойно куда более жестокого наказания.
Гула тем же ласковым голоском успокоила евнуха:
– Тебя не тронут, Сарсехим. Ты добровольно завернешь в Ашшур. Если тебя спросят, какое послание ты везешь в Вавилон, ты передашь им пергамент с благодарностью от царя Дамаска. Тебе дадут еще одно письмо, его спрячут так, что никакой ассириец не найдет, ведь, я полагаю, тебя уже ждут в Ассирии? Чтобы ты без помех добрался до Ашшура, тебя будут сопровождать верные люди.
– До границы? – поинтересовался евнух.
– По возможности до самого Ашшура. Ты скажешь, что они входят в состав охраны.