Факап

Оказалось, есть. Вот только что к «Денебу-8» пришвартовался прогулочный челнок на двадцать восемь человек. Экскурсия по первому классу, точка назначения – порт Япет. С его огромным нуль-терминалом, откуда можно уйти хоть на Землю, хоть на Синие Пески. А уж на Амальтею так и подавно. На всё про всё часа два, зато можно полежать в удобном кресле, посмотреть на виды родной Галактики, ну и откушать всяких напитков, которые в космосе нельзя, но на прогулочные челноки это не распространяется. На этой конкретной экскурсии проводится презентация коньяков из коллекции Ферапонте-Нова, настоящая органика по традиционным рецептам, по результатам презентационного тура будет принято решение о химическом синтезе самых интересных вариантов…

Лена, ну ты поняла, что я выбрал.

День 40

Жду спасателя, весь на нервах, всё из рук валится.

Попробовал сдуру запечь биологическую смесь в тостере – между двух парапластовых пластинок. Думал, вдруг получится что-то вкусное. Смесь сгорела, а пластины намертво склеились. Вонь страшная. Сижу теперь как дурак, дышу ртом, надеюсь на вентиляцию – должна справиться. Хорошо хоть противопожарная система не активировалась. Вот это был бы факап так факап.

Ну что мне теперь делать? Разве что писать. Тем более, немного там уже.

В общем, полетел я на том челноке. И сначала даже был доволен. Кораблик был из последних моделей, гравикомпенсация такая, что даже взлёта не замечаешь, в иллюминаторе красотища – планеты в ряд на фоне спиральной галактики. Очень возвышенное зрелище, духоподъёмное, я бы сказал.

Дальше, однако, начались проблемы.

Сначала выяснилось, что хвалёный коньяк с Ферапонте-Нова уже весь вылакали. Так что мне принесли обычную химию а-ля Martell Medaillon. Я его не то что не люблю, наоборот, очень уважаю. Но вот как раз от него-то я в сигарное настроение впадаю особенно быстро. А курить даже в прогулочных судах нельзя. Вообще никак, так как воздухоочистка и противопожарка встроены в корабельные системы на базовом уровне и не отключаемы в принципе. То есть я, наверное, мог бы их отключить. Но с непредсказуемыми последствиями. Да и курева у меня не было. А если б было – поднялся бы кипеш, тоже с непредсказуемыми последствиями. Так что я пил этот дурацкий коньяк, закусывал сыром с лимончиком, а вот радости настоящей не чувствовал.

Потом мне приспичило, так сказать, руки помыть. Туалет, однако, был оккупирован киберами-уборщиками. Я пошёл к администраторше. Та сказала, что одному пассажиру внезапно стало плохо, и теперь нужно минут десять, чтобы прибраться. Я это так понял: кто-то перебрал коньяка и заблевал весь сортир. Того самого коньяка, которого мне не досталось. В общем, пилоты меня пустили в свою кабинку, но настроения мне это тоже не прибавило.

И вот после всего этого – тот мужик. То есть мой сосед спереди.

Лица его я так и не видел. Только лысину. Но лысину я запомнил. Знаете, я против лысых ничего не имею. Хотя у меня лично не лысина, а голова без волос. Но тут передо мною даже не лысина, а плешь: потная, багровая, похабная какая-то. С тремя сальными волосёнками на темечке. Такое детям нельзя показывать, я считаю. Я не ребёнок, но всё равно – зрелище было на редкость гадкое.

Но ладно зрелище. Этот тип храпел. Развалил кресло на полную, дрых в нём и храпел.

Вот я чего не понимаю. Храп – это ведь вредная штука. Вредная для самого храпуна, прежде всего. От храпа происходит задержка дыхания во сне и другие плохие вещи. Это не считая страданий окружающих. И позора. По-моему, это хуже, чем под себя во сне мочиться. Причём ликвидируется этот самый храп десятиминутной операцией. Быстро, безболезненно и навсегда. У нас в лётном всех храпунов после первой же ночи в казарме отправляют в медотсек и там решают проблему… И тем не менее всюду полно храпунов. Постоянно на них натыкаюсь.

Но это был храпун выдающийся. Он не просто храпел, он рычал носом, он выводил какие-то с присвистом рулады. Иногда замолкал, чтобы смачно поёрзать задницей в кресле и дополнительно всех позлить, а потом снова засыпал и принимался за старое.

А мне хотелось спать. Сначала не сильно, а потом очень прихватило. Но я не мог заснуть под это рычание.

И тогда я вспомнил про лаксианский ключ. И дал команду, чтобы он это прекратил. В смысле храп.

Мужик вывел последнюю руладу и затих. А я выпил ещё коньяка и заснул. Хорошо так заснул, под блеск двойной звезды в иллюминаторе.

Проснулся я от топота и ударов по ручкам кресел – санитары волокли гравиносилки.

Ну да, да, я виноват. Я хотел избавиться от его храпа. Сформулировал задачу именно так, ничего другого не имел в виду. Ключ меня не подвёл и всё исполнил. В смысле задачу решил.

Вот только не учёл я, идиот, того, что самый простой способ решить такую задачу – выключить человеку дыхание.

День 41

Корабля нет. Сигналов тоже. Ничего не хочется. Почти как тогда. Ну, после того, как я понял, что натворил.

Сначала, кстати, было вроде даже и ничего. Я нормально сошёл с борта, внимания к себе не привлекая. Минут за десять добрался до нуль-терминала. Совсем было собрался на Амальтею, но вспомнил, что пил коньяк, а с алкоголем в крови меня никто в катер не пустит. (Лена, не спрашивай только, чем я думал, когда соглашался на полёт с коньячком, ладно? Сам знаю.) К тому же спать всё ещё хотелось, хотя и не так чтобы очень.

В общем, я ушёл с нуль-терминала, доехал по рельсу за десять минут до первого же жилого купола и пошёл искать бар или ресторан. Нашёл довольно быстро, у меня на такие места нюх. Ресторанчик, правда, оказался пивным, но мне это было как бы даже под настроение. Взял у кибера жареную сардельку с горчицей, пивка местного светлого. Сел, стал кушать.

Тут-то меня и долбануло.

Нет, у меня и раньше бывали проблемки, так сказать, морального плана. Но не так чтобы очень глобальные. Специально гадостей я не делал, а если что и было, так это в рамках борьбы за выживание. Никого по-крупному не подставлял, во всяком случае. Себя в обиду тоже не давал, это само собой. К физическому насилию равнодушен. Убивать никого не убивал, хотя соответствующую подготовку прошёл. Включая имплантацию ложного воспоминания о смертельном бое и уничтожении противника. Нам всем в «трёшке» это имплантируют. Ну что, посидел под ментоскопом, честно кайфанул, что типа живой остался, потом на отходняках честно поблевал. Четыре дня снился мертвец – я хоть и знал, что его не было, но снился ведь. Потом прошёл завершающее обследование, где ещё раз подтвердилось, что психотип у меня устойчивый, но для таких задач не особенно пригодный. То есть в убойную команду меня не возьмут. Я не огорчился – я не за этим в КОМКОН шёл.

А так, по-честному – всю жизнь считал себя нормальным. Не героем, конечно. Просто человеком, который занимается сложной ответственной работой. И делает её хорошо. Да и все проверки я обычно проходил так: норма-норма-норма – допустимое отклонение – опять норма. Это меня как-то даже грело.

Но в тот момент я почувствовал себя последним дерьмом. Прикончившим незнакомого мужика только за то, что тот храпел. И теперь я сижу здесь и жру сардельку, а его нет. И я даже не знаю, кто он был.

Может быть, учёный. Или хороший администратор. Да хоть техник со станции. Чей-то муж, для кого-то отец. Да, с потной лысиной. А может, кому-то моё пузо не нравится. Но у него нет лаксианского ключа, а у меня он есть, и я им вот так удачно воспользовался. Молодец, чё. Всё правильно сделал. О себе любимом позаботился. Какая же я сволочь.

Я попытался залить это чувство пивом. Стало только хуже. А потом ещё хуже и ещё. Такими как бы рывками по спирали.

В какой-то момент я хотел обратиться к лаксианскому ключу, чтобы он источник страданий мне выключил. Стал формулировать и тут вдруг понял, что я себе сейчас совесть собираюсь отрубить. Навсегда. После чего стану… нет, не ублюдком. Не гадом. Даже не Сикорски каким-нибудь, у него всё-таки какая-то этика есть. Извращённая, но есть. А у меня не будет того места, где оценивают себя. Поэтому, что бы я ни сделал, я себя дерьмом никогда не почувствую. Но и хорошим человеком – тоже. Одна пустота. А ведь радость жизни сильно скрашивается ощущением, что ты по жизни прав и всё делаешь правильно. Это ведь тоже удовольствие, причём как бы поважнее коньяка. И я буду его лишён. Наверное, стану пить. Или буду делать всякие пакости, чтобы хоть что-нибудь в этом месте ощутить. Не, это не жизнь.

Тогда я всерьёз задумался, не остановить ли мне, например, сердце. Но это было бы уже совсем глупостью и к тому же свинством. По отношению к Комову, например. Я ведь должен вернуть ему вещи. Потом работа. И вообще, масса причин. К тому же я из лётного и комконовец, а в наших рядах суицидников не держат. Так что задуматься-то я задумался, но довольно быстро пришёл в себя и стал мыслить конструктивно.

Конструктивно я додумался вот до чего. Или воспаление совести у меня пройдёт само, или не пройдёт. Зная себя, я бы поставил на второе – у меня есть свойство застревать во всяких состояниях, мне это Борька Левин говорил, кстати. Значит, мне нужна психокоррекция. Причём анонимная. Потому что про лаксианский ключ никто не должен знать. Даже Борис. Нет, не так: прежде всего Борис. Потому что он-то точно доложится по начальству. Человек он, конечно, хороший, но служебный. Я без осуждения – сам такой. Но в данном конкретном случае наши интересы расходятся. Так что лучше уже как-нибудь самому.

В принципе, курс работы с ментоскопом нам в «трёшке» давали. В том числе навыки самокоррекции – снятие постстрессового синдрома, блокирование участков памяти, простейшее самопрограммирование. Добыть ментоскоп обычному человеку очень сложно. Но не мне. У меня на складах, куда я, собственно, и собрался, есть всё, включая такие приборы, о которых общественности знать не полагается в принципе. Что-что, а стандартный ментоскоп я найду, это не проблема. Проблема с тем, что я буду делать дальше. Потому что я должен буду его запрограммировать, причём так, чтобы по ходу не повредить у себя в голове ничего существенного. Что требовало времени и чтения специальной литературы.

Я даже несколько повеселел. Допил пиво, пошёл к администратору, снял большой одноместный номер в япетском гостиничном комплексе. Хороший номер, с автоматическим баром и видом на кратер Альмерик. Выложил за такую красоту человеко-часы, так как решил, что не та у меня ситуация, чтоб жаться. В номере принял душ, разложил комп и сел работать с БВИ.

Разумеется, в открытом доступе никаких сведений по психокорректирующим процедурам нет и быть не может. Раньше, говорят, что-то встречалось, но после шестьдесят пятого – когда психокоррекцию признали опасной и как массовую услугу для населения запретили – вычистили даже специальные журналы. В разделах, открытых по моему коду допуска, кое-что нашлось. В основном элементарщина – как настроить ментоскоп, как войти в резонанс с базовой частотой аксонного обмена, как делать простейшие вещи типа наведённой галлюцинации. Я всё это внимательно просматривал и сохранял у себя, так как премудрость эту изрядно подзабыл.

Освежив в голове азы и выпив пива, я завалился спать. Предварительно дав команду лаксианскому ключу, чтобы он не воспринимал никакие идущие от меня сигналы, пока я не проснусь.

Это было с моей стороны очень дальновидно. Потому что мне стал сниться тот челнок, иллюминатор и лысина, лысина, лысина эта проклятая.

День 42

Всё.

Непонятно, на что я вообще надеялся.

День 43

Вчера мимо станции пролетел спасательный корабль. Я его видел. Именно пролетел. Точнее, величаво так проплыл. Мимо. И скрылся из глаз, двигаясь, как я понял, по нисходящей траектории в направлении планеты типа Юпитера. А скорее, какого-нибудь спутника данной планеты.

То есть сигналы слали не мне. Меня спасать никто и не собирался. Ну, в общем логично. То-то я удивлялся, чего это они вдруг.

Хотя ситуация всё равно непонятная. Допустим, не меня спасают. Но где-то кого-то спасают же? Значит, есть от чего. Какой-то факап немалых размеров. Может быть, даже глобальный. Из-за которого операцию по мне временно тормознули, например.

А что, такое бывает. По крайней мере, одну такую историю я знаю.

Рассказывал мне её один коллега, который при Поле Гнедых работал в убойной команде. Поль подписал приказ на ликвидацию одного восходящего научного светила из Института мозга. Умницы и гения, достигшего поразительных результатов в анализе механизмов творческой деятельности. Который в двадцать пять лет защитил докторскую по взаимодействию старой коры и неокортекса в творческом акте, потом написал книжку, теперь это уже классика. Сам по себе человек был прекраснейший, все его обожали. Даже киберы-уборщики, кажется. Вот только его результаты были достигнуты благодаря опытам на людях, с необратимыми последствиями. В основном он упражнялся на пациентах клиники при Институте, а также на сослуживцах и знакомых. В результате несколько человек лишились способностей и талантов. Двое на этой почве свихнулись. Ещё один покончил с собой, когда у него музыкальный слух пропал.

Причём, что характерно, это у товарища учёного не какой-то психический вывих был, нет. А осознанная позиция: наука превыше всего. Он даже понимал, что в какой-то момент всё раскроется, и будет худо, но и к этому он относился столь же стоически: что успею, то сделаю, будущее меня оправдает… В общем, наш клиент.

Так вот, ровно через сутки после того, как Гнедых подписали приказ на ликвидацию, случился инцидент на Дальней-14.