Конец «Инкубатора»

Глава 3

Сознание возвращалось к Соловьеву медленно. Сначала, когда он очнулся, ему показалось, что его разрезали на части. Он попытался пошевелить конечностями, но снова потерял сознание. Потом он ощутил резкую боль в ногах и левой руке, кто-то ругался. Кажется, он сам.

Через некоторое время он смог открыть глаза, но увидел какую-то белиберду – что-то пестрое мелькало, и никак не удавалось навести фокус. При этом раздавался подозрительный лязг металла. Ему показалось, что некая жидкость стала литься на него, проникая внутрь тела, но он по-прежнему не мог шевелиться.

Наконец сознание окончательно установилось на своем месте. Соловьев открыл глаза, но ничего не увидел. Он почувствовал на лице повязку, закрывающую зрительные органы, и определил, что лежит на спине. Соловьев предпринял попытку встать.

– Тихо! Не дергайся! – приказал ему строгий голос Пономарева.

– Это ты, чтоль? – спросил Соловьев у невидимого друга.

– Нет, это Брежнев, – ответил ему Пономарев.

– Почему ты завязал мне глаза и почему мои руки-ноги не двигаются, в самом деле?

– Они еще не высохли.

– Чего не сделали?

– Не высохли.

– Я что, купался? Что происходит, мать твою?!

Соловьев терял терпение.

– Ну ладно, но тебе нельзя волноваться, – сказал Пономарев и снял повязку с глаз Соловьева.

Соловьев открыл глаза и опять увидел какую-то белиберду. Он также видел и Пономарева, но вроде только одним глазом. В другом глазу мелькали призрачные окружности и квадраты разного цвета.

– Что-то качество изображения… не того… – заметил Соловьев обиженно.

– Закрой левый глаз, – посоветовал Пономарев.

Сделав так, Соловьев с удивлением обнаружил, что стал вновь нормально видеть. Он увидел Пономарева, стоящего рядом с его распятым на верстаке телом. Руки и ноги Соловьева были привязаны к верстаку ремнями. Никакой одежды на Соловьеве не было.

– Ты… извращенец!.. – начал было Соловьев, но быстро осекся.

Он увидел свои ноги. Но это были не его ноги. Это были стальные ноги робота с пластиковыми мышцами и никелированными суставами.

– Что ты сделал с моими ногами?! – воскликнул он.

– Увы, мне не удалось их спасти. Это протезы. Я изготовил их из ломаных инкубаторских роботов и той биомассы, что нашел у тебя в кладовке.

До Соловьева наконец-то дошло, что он находится у себя дома.

– Я что, в аварию попал? – спросил он осторожно, осознавая, что решительно ничего не помнит.

– Хуже, – сказал Пономарев. – От тебя осталась только часть туловища, правая рука и голова, отделенная от шеи. Кстати, некоторые твои внутренности также пришлось удалить и вставить синтетические.

– Вот как?..

– Да… – вздохнул Пономарев и поведал Соловьеву обо всем случившемся, воскрешая в его памяти события недельной давности.

– И вот еще что, – добавил Пономарев напоследок. – Склада там никакого не было, а твой Жукин и не подумал нападать на Инкубатор. По-моему, он козел.

Соловьев направил на потолок свой холодный взгляд и криво усмехнулся:

– Нет, ты знаешь, Пономарев, он далеко не козел… Он свинья.

Он увидел свои ноги. Но это были не его ноги. Это были стальные ноги робота с пластиковыми мышцами и никелированными суставами.

На следующий день Соловьев встал. Ему пришлось заново учиться ходить, наклоняться, прыгать и даже пользоваться сортиром.

Еще день, и Соловьев не уставал восхищаться всеми новыми возможностями, которые имелись у его биопротезов. Он легко пробивал кулаком бетонную плиту, а ногой раскалывал чугунные сковородки, садился на шпагат, прыгал на трехметровую высоту и бегал как гепард.

На третий день Соловьев сказал Пономареву:

– Ну что, друг Пономарев, пора идти учинять разборки нашему майору Жукину. Кажется мне, что именно он и есть агент Зомби, о котором нас предупреждали на Базе.

Пономарев достал из-под дивана трехствольный автомат.

– Вот, чинил долгими вечерами, пока ты валялся без сознания. Правда, отдача теперь большая. Не нашел компенсирующей жидкости.

– Еще бы. Я последний миллилитр истратил еще месяц назад. Но это ерунда, – сказал Соловьев, принимая верное оружие из умелых рук друга. – Теперь Инкубатор от нас никуда не денется.

– Ну ладно, я сейчас соберусь, – сказал Пономарев. – Только пойду руки помою.

С этими словами он скрылся в ванной, и было слышно, как что-то загудело в трубах водопровода.

Соловьев тем временем оделся в бронежилет, армейские штаны и сапоги, сунул за голенище охотничий нож. На глаз, который показывал белиберду, он повязал аккуратную тряпочку цвета хаки.

– Эй, Пономарев! Я готов! Вылезай скорее! – позвал он друга.

Но ответа не последовало. Не было слышно ничего, кроме тоскливого завывания в трубах.

– Пономарев, черт побери, кончай дурака валять!

Соловьев распахнул дверь в ванную. Пономарева внутри не было. Следов насилия также не было заметно. Только вот большое зеркало на стене висело криво и на нем виднелись мокрые отпечатки ладоней Пономарева. Из крана лилась вода.

Соловьев пощупал холодное зеркало рукой.

– Ну и дела… – сказал он сам себе и машинально закрыл кран.

Глава 4

Майор Жукин очень любил свою секретаршу.

Вот и сейчас он любил ее страстно и глубоко, словно молодой жеребец. Кожаный, видавший и не такие виды, диван жалобно скрипел под его темпераментным напором. По незагорелым, покрытым курчавыми волосами, ритмично двигающимся ягодицам майора стекали мутные струйки пота. Произведя финальный удар, от которого в секретарше что-то громко хрустнуло, Жукин взвыл нечеловеческим голосом. Секретарша вторила ему на более высоких тонах.

Под этот стройный и слаженный звук открылась дверь и в комнату вошел Соловьев.

– Вы кончили, я надеюсь? – вежливо спросил он.

Майор резко повернул к нему голову, щелкнув остеохондрозом шейных позвонков. Секретарша взвизгнула и, еле высвободившись из-под грузного Жукина, выбежала в другую комнату. Соловьев проводил ее розовую пухлую фигуру задумчивым взглядом и снова повернулся к майору. Тот уже стоял на ногах и лихорадочно натягивал штаны. Руки его заметно дрожали.

– С-с-сол… овьев… – бормотал он. – Т-ты ж-ж ммертвы-йк…

– Не весь, – сказал на это Соловьев. – Зато ты сейчас определенно будешь мертвый, Зомби!

Соловьев вскинул автомат и щелкнул затвором.

Майор Жукин замахал на него руками, вновь уронив штаны, и попятился, неловко путаясь ногами в собственной одежде.

– Изыдь! Изыдь! – дрожащим голосом бормотал он, пока не запнулся и не упал на пол.

Соловьев приставил стволы к поседевшей голове майора.

– Ты подставил меня, сукин сын! – сказал Соловьев, тщательно выговаривая слова. – И, если не скажешь, кто твой хозяин, я прострелю твою глупую башку!

– Убейте его! – заорал вдруг майор.

Раздалась автоматная очередь. Соловьев не успел обернуться, как в спину ему ударили пули. Его отбросило в сторону, и он упал, перелетев через распластанного Жукина.

В дверях стоял лейтенант Герасимов и держал в руках автомат Калашникова.

– Лейтенант, не стреляй! – закричал ему Соловьев. – Жукин предатель! Он из Инкубатора!

Но лейтенант только засмеялся нехорошим голосом и снял маску. Теперь перед Соловьевым стоял второй майор Жукин.

– Ничего не понимаю, – признался Соловьев и попытался встать на ноги. Спина под бронежилетом заныла.

– И не поймешь! – заявил майор Жукин, который на полу, и бросился на Соловьева, выхватывая из-за голенища своего хромового сапога армейский нож.

Соловьев перехватил его руку, оказавшуюся неожиданно сильной. Но наш герой обладал биопротезом и поэтому с легкостью вывихнул майору лучезапястный сустав. Нож упал на пол, а Жукин закричал от боли и откатился в сторону.

Соловьев пружиной вскочил на ноги и быстро поднял свой автомат, но второго Жукина в дверях уже не было. Соловьев выбежал в коридор и успел увидеть мелькнувшую за углом спину беглеца.

Жукин-2 бежал чрезвычайно проворно. Со своими прежними ногами Соловьев никогда не смог бы догнать этого негодяя. А негодяй, бесцеремонно расталкивая встречных ополченцев, несся по коридорам Дома Культуры, словно горный олень.

Выбежав на улицу, майор сбил с ног входящего в здание лейтенанта Герасимова и устремился вглубь квартала.

Соловьев в нерешительности остановился, глядя на поднимающегося с пыльной земли лейтенанта, гадая, настоящий он или поддельный, но потом решил, что с этими фокусами разберется позже, и рванул следом за майором.

А майор, между тем, выхватил из-за пазухи складную роликовую доску и, бросив ее перед собой, вскочил на нее и помчался быстрее прежнего, шурша роликами по остаткам асфальтового покрытия.

Соловьев направил на него автомат и хотел выстрелить на бегу. Но вдруг передумал, закинул оружие обратно за спину и вытащил нож.

Место было Соловьеву малознакомо. Мрачные развалины кругом, некогда бывшие красивыми домами, бетонная пыль, куски арматуры, торчащие из кусков железобетона, являющихся в свою очередь кусками более крупных кусков нечто большего…

Яркое летнее солнце играло на осколках стекол, в изобилии рассыпанных кругом.

Обугленная и полуразрушенная лифтовая шахта с чудом сохранившимися дверными створками – все, что осталось от некогда величественного строения, – являлась теперь тупиком в узком проходе между непреодолимыми завалами.

Жукин-2 в панике стучал по кнопке вызова лифта кулаком, как будто сойдя с ума и не понимая, что это бессмысленно. Видя, что Соловьев приближается, тяжело дыша и поигрывая большим охотничьим ножом, лже-майор прекратил глупые попытки вызвать несуществующий лифт и развернулся к Соловьеву. Кулаки его сжались, а глаза засветились розовым огнем.

– Ну, давай, Соловьев! – сказал он, прерывисто дыша. – Давай померяемся силами, кто кого? А?

Соловьев молча сунул нож обратно в сапог и принял стойку. Он не любил использовать оружие против безоружного противника.

Жукин-2 прыгнул совершенно неожиданно, с места. Соловьев не успел даже сообразить, что к чему, как неведомая сила обрушилась на него, заставив упасть на землю. Противник приземлился невдалеке, мягко, как кошка. Да, он выглядел хорошим бойцом!

Стряхнув со штанов пыль, псевдо-майор предпринял новую атаку. Но Соловьев был к этому уже готов, быстро придя в себя после удара вражеским сапогом в челюсть. Проведя ногами резкую подсечку, он буквально лишил майора точки опоры, и тот упал лицом в грязь.

Вскочили на ноги одновременно.

Жукин набросился на Соловьева и стал работать руками с необычайной быстротой и силой. Соловьев не успевал уклоняться. Он понимал, что сейчас Жукин нанесет решительный удар и ему, Соловьеву, крышка.

Тогда он, выбрав момент, резко взмахнул левой искусственной рукой, блокировав быстродвижущиеся конечности противника, и ударил майора в живот протезом ноги.

Жукин-2 отлетел далеко назад, словно игрушечный, и стукнулся спиной о кирпичную стенку дома. Стенка покачнулась и рассыпалась по кирпичикам.

Соловьев подошел поближе к пораженному противнику и заглянул ему в лицо, чтобы проверить, жив ли он.

И в этот момент коварный майор выхватил нож из-за голенища Соловьевского сапога и полоснул им его же хозяина. Но ловкий Соловьев успел каким-то чудом отскочить, и клинок лишь слегка порезал его правую руку.

Но противник был теперь вооружен и снова стоял на ногах, как будто и не проламывал спиной никакой стены. Словно прочитав грустные мысли Соловьева, майор злорадно рассмеялся и вновь снял маску. Теперь лицо его оказалось Соловьеву совершенно незнакомым, а голова была полностью лишена волос.

Новоявленный гражданин решительно двинулся на Соловьева, не переставая при этом громко смеяться. Нож хищно сверкал остро заточенной сталью в его руке.

Соловьев резко повернул голову, посмотрев в сторону, и глаз его округлился в изумлении. Бывший Жукин тоже посмотрел туда, куда повернулся Соловьев, желая выяснить, что он там такое увидел. За что и поплатился. Мгновением позже он осознал, что его рука, державшая нож, отнялась, выпустив оружие. Секундой позже его шея хрустнула и неестественно согнулась от удара армейским сапогом. А минутой позже душа майора-оборотня была уже очень далеко от тела.

Соловьев опустил ногу и насмешливо посмотрел на валяющийся на земле труп.

– Провел-таки, – усмехнулся он и, облегченно вздохнув, подобрал нож, параллельно вспоминая о том, что можно было использовать и автомат.

Но в этот момент совершилось нечто совсем из ряда вон выходящее…

Глава 5

Когда Пономарев пустил воду из крана, в трубе что-то завыло явно нечеловеческим голосом. Пономарев стукнул по трубе рукой, но вой не исчез, а только перешел на другую тональность.

– Гадина ты этакая! – сказал Пономарев трубе и сунул руки под кран.

В этот момент ему почудилось, что на него кто-то смотрит. Пономарев поднял глаза и уставился в зеркало. И тут он вздрогнул от неожиданности: из зеркала на него глядело не его собственное отражение, а чье-то другое.

Это было изображение прекрасной длинноволосой девушки. Девушка растерянно улыбалась, вероятно, также заметив Пономарева.

Пономарев уперся руками в стекло и прильнул к зеркалу, чтобы получше рассмотреть диковинку. Разумно было бы кликнуть Соловьева, но Пономарев о нем даже и не вспомнил, увлеченный открывшимся ему зрелищем.

Первое, что он заметил, было то, что девушка была одета лишь в широкий кожаный пояс, на котором сбоку что-то висело. На поясе была бахрома умеренной длины, служившая девушке юбкой. Фигура незнакомки была спортивного сложения, но не худая. Красивая осанка и высокая грудь в сочетании с тонкой талией и крепкими стройными ногами говорили о силе и ловкости ее организма, большие умные глаза серого цвета застенчиво смотрели на Пономарева, а сам он отражался в них, словно в зеркале. Алые губы девушки изогнулись в приветливой улыбке. Светлые волосы, ниспадающие почти до пояса, были закреплены на голове тонкой кожаной веревочкой.

Помещение, в котором находилась девушка, имело круглую форму и напоминало относительно благоустроенную пещеру. Были видны висящие на стенах шкуры животных и укрепленные там же факела, освещающие комнату.

Девушка робко поглядывала на Пономарева, несколько раз оглянулась, как бы ища невидимой поддержки, и, обретя наконец уверенность, улыбнулась шире, посмотрела на Пономарева более смело и произнесла:

– Надо же, получилось…

Пономарев плохо слышал ее голос, приглушенный толстым стеклом, и поэтому приложил ухо к поверхности зеркала, неуклюже на него навалившись.

Внезапно опора исчезла и Пономарев почувствовал, что падает, проваливаясь сквозь зеркало, толстую стену здания, изготовленную из отборного кругляка, сквозь время и пространство…

…Поднявшись с мягкого ковра, на который он упал, Пономарев ошарашено посмотрел на девушку, которая вызывала в нем теперь только чувство страха и удивления.

– Привет, – сказала девушка радостно. – Меня зовут Соня. А тебя?

– Пономарев, – обескураженно ответил тот.

– Какое забавное имя – Понома Р-рев! – девушка засмеялась.

Голос у нее был звонкий, словно весенний ручеек.

– Чего ты смеешься? – спросил Пономарев. – Как я сюда попал, черт возьми, кто ты такая и где я нахожусь?!

Он уже начал потихоньку нервничать, испытывая чувства, близкие к стрессу. Соня перестала смеяться и принялась объяснять.

– Пришел ты сюда через во-он то зеркало, – она указала за спину Пономарева, где на стене висел отполированный серебряный диск. – Это я тебя сюда втащила. Ты мой Суженый, так Матушка Дорафеля сказала. Она меня и научила, как зеркалом пользоваться…

– Ну и как же им пользоваться? – спросил Пономарев, почувствовав надежду на скорое возвращение.

– Это я тебе потом как-нибудь расскажу. А теперь пошли.

Похоже, что девушка оправилась от происшедшего, в отличие от своего нового знакомого, и снова обрела уверенность в себе.

– Извините, конечно, – сказал Пономарев, волнуясь. – Вам, может, не привыкать затаскивать к себе ни в чем не повинных людей, но лично мне все это в диковинку. Может, потрудитесь и объясните мне, в чем, собственно, дело?

– Конечно, объясню! – заверила его девушка, приближаясь.

Пономарев уловил нежный аромат незнакомых благовоний и решил, что если уж придется помирать, так лучше в обществе этой приятной девушки, чем в каком-либо другом обществе.

Рассудив так, он приказал себе расслабиться.

Соня взяла его за руку и повела за собой. Выход оказался под одной из шкур. Он вывел их на ярко освещенную солнцем площадку.

Жмурясь от яркого света, Пономарев с любопытством смотрел вокруг. Он обратил внимание, что площадка была небольшой, примерно с хоккейное поле. С одной стороны она примыкала к скалам, усеянным отверстиями пещер, кои находились на различной высоте от поверхности земли и соединялись между собой ажурными конструкциями из дерева, служащими для переходов с уровня на уровень и от пещеры к пещере, а с другой стороны подступали густые джунгли тропического леса.

Было так жарко, что Пономарев мгновенно взмок и ему захотелось раздеться догола. К тому же весь народ, который присутствовал на площадке в виде нескольких групп людей обоего пола, сидящих у небольших костров, на огне которых готовилась какая-то пища, был одет в аналогичную сониной одежду. Несколько человек, вероятно, самых любопытных, с интересом смотрели на Пономарева. Остальные что-то увлеченно жевали.

– Это бомжи. У них нет денег на буфет, вот и едят, кого попало, – прокомментировала Соня странное поведение людей.

Между тем, они подошли к деревянному подъемнику, и девушка велела Пономареву залезть в огороженную перилами кабинку. Встав рядом с Пономаревым, она потянула за какой-то рычаг и подъемник поехал вверх, унося своих пассажиров все выше и выше.

Пономарев с любопытством смотрел по сторонам, созерцая живописные окрестности с высоты подъемника. Кругом, насколько хватало его зрения, тянулись зеленые леса и кустарники, изредка перемежающиеся с выпуклостями в виде гор, опутанных деревянными кружевами. Судя по всему, там также гнездились люди.

Неожиданно подъемник прекратил движение и в кабинку ступил загорелый мужчина лет тридцати пяти, одетый в традиционный пояс с ножнами на боку. Его гениталии были упрятаны в аккуратный мешочек с золотой вышивкой. Что-то в лице мужчины показалось Пономареву знакомым.

– Добрый день! – радостно сказал человек Пономареву и Соне. – Вы на какой едете? Лично я – в буфет.

– Выше, – коротко ответила Соня, пропуская приветливые интонации нового пассажира мимо ушей.

Мужчина хмыкнул и отвернулся, оставив пассажирам любоваться своими разноцветно татуированными ягодицами. И тут Пономарев вспомнил!

– Извините, – сказал он и вежливо постучал мужчину по широкой, облупленной от солнца спине.

Соня строго шикнула и дернула Пономарева за руку. Но было уже поздно. Мужчина обернулся и заблестел жемчужными зубами в радостной улыбке.

– Да-да? – сказал он, готовый выслушать от Пономарева все, что угодно.

– Извините, – повторил Пономарев. – Ваша фамилия, случайно, не Полузадов?

– Полузадов! Яков Свердлович! К вашим услугам! А что?

– Я так и знал! Моя Фамилия Пономарев. Я проходил у вас практику по межзвездной навигации в Новодвинском Институте Космических Исследований в поза-позапрошлом году.

– А-а! Пономарев! Как же, как же, помню! Ты еще с этими, с курчавиками там что-то

– Да-да. На планете Шызоппа.

– А теперь тебя, стало быть, и к нам занесло…

– Послушайте, Яков Свердлович, я что-то ни фига не понимаю!

– ?

– Куда меня занесло-то? Что это за место сумасшедшее такое, а?

– Пардон, Пономарев, моя остановка. Девчонка тебе пускай объяснит.

Полузадов выпрыгнул из кабинки перед пещерой с надписью «БУФЕТ» на звериной шкуре, закрывающей вход. Потом крикнул вслед уезжающему Пономареву:

– Если что, заходи ко мне на пятый этаж! Меня тут все называют Я-Кофф! Там табличка на дверях! Тьфу, на шкуре!..

Я-Кофф скрылся внизу, а подъемник тем временем поднимался все выше и выше. Наконец он остановился на самом верхнем этаже, откуда мир внизу выглядел игрушечным и ненастоящим.

Соня легко подтолкнула Пономарева в спину, и тот вылез из кабинки, оказавшись перед пещерами, завешанными очень красивыми и, наверное, дорогими шкурами, вышитыми золотыми нитками.

Девушка подвела Пономарева к одной из пещер, когда, отведя шкуру в сторону загорелой рукой, наружу вышла еще одна молодая аборигенка. Она выглядела ничуть не хуже Сони, только слегка пышную грудь ее украшала, как, впрочем, и многие другие части тела, красивая татуировка в виде изображения неизвестных Пономареву растений.

– Привет, Мак-Ша! – Соня помахала рукой подружке.

– О, Соня! Можно тебя поздравить? Хорошенький!

Мак-Ша подошла к Пономареву поближе и, не стесняясь, стала его разглядывать.

Пономареву было уже давно не по себе от близости к столь соблазнительным представительницам женского пола, а они еще целых минут десять обсуждали его достоинства и строили далеко идущие предположения насчет его скрытых возможностей. За это время в богатые пещеры заходили, а также выходили из них разные люди, молодые и старые, женщины и мужчины. Все они были одеты примерно одинаково – в широкие разукрашенные пояса, а многие имели разнообразные татуировки на всяких частях тела.

Пономарев внимательно поглядел на Соню сзади, пока предоставлялась такая возможность. Он не ошибся в своих подозрениях. На ее правой ягодице также имелась небольшая картинка, изображающая космический корабль, летящий среди больших и малых звезд к неведомой планете, затерянной где-то в далекой-далекой Галактике…

Между тем, девушки закончили свой разговор к необычайной радости Пономарева и, тщательно попрощавшись, будто провожали друг друга на фронт, наконец расстались. Мак-Ша уехала в кабинке вниз, на прощание помахав рукой, а Соня и Пономарев вошли в нужную пещеру.