СВО. Клаузевиц и пустота. Политологический анализ операции и боевых действий

Для начала же рассмотрим структуру задействованных в СВО изначально Россией сил.

Во-первых, наиболее массовую и ударную составляющую – армейскую.

По неоднократно озвученным в СМИ и интернете данным, основным ударным организмом стали батальонно-тактические группы (БТГ). Возможно, предполагалось, что такая форма позволяет наиболее эффективно обеспечить маневренность, гибкость управления и обеспечения решаемых задач. И в самом начале СВО так и было. Например, по экспертным оценкам к Киеву Российская армия подошла составом около шести БТГ.

Можно предположить, что в общей сложности таковых БТГ на начальных этапах СВО было не более 120–140, причём формировались они из разных родов и видов войск – морской и сухопутной пехоты, десантников.

Однако, формат БТГ хорош при решении локальных задач, или как гибкий инструмент реагирования на резкое изменение обстановки. Но при массовом задействовании личного состава, острой необходимости постоянной поддержки пехоты артиллерией, бронетехникой, а тем более в окопных боевых действиях или масштабных наступательно-штурмовых операциях подобная организационная модель представляется крайне сомнительной.

Обособленные батальоны и отряды неустойчивы ни в обороне, ни в атаке, не имеют достаточных сил и резервов. В таких процессах намного более надежна традиционная структура «полк-дивизия».

Возвращаясь к задействованным силам, расчету по БТГ, – вероятно, это означает, что с учетом минимального резерва армейская составляющая фронта перекрывала личным составом около 60 тысяч личного состава на линию соприкосновения порядка тысячи километров.

Простая арифметика – базово, примерно 60 бойцов на километр (а в некоторых случаях значительно меньше). Конечно, эта логика накладывается на специфику местности, лесистость-гористость, наличие водных преград, необходимость штабного и тылового обеспечения, концентрации в моменты наступлений, обеспечение логистики, резерва, ротаций и, конечно же, выбытие раненых и погибших.

Итогом, естественно, становится острая нехватка личного состава. Её постарались восполнить добровольцами и бойцами ЧВК[2 - Частная военная компания.], из которых, по упоминаемым в интернете данным, было сформировано примерно 20 легких мотопехотных добровольческих батальонов (так называемых БАРСОВ – боевых армейских резервов специальных) и порядка 20 отрядов специального назначения, подчиненных, вероятно, военной разведке, и имеющих армейскую диверсионно-разведывательную функцию. Активно и на износ также использовались силы луганского и донецкого ополчения, т. н. «народной милиции».

Однако изначальный расчет не сработал и здесь.

Отсутствие тяжелого вооружения, бронетехники и артиллерии у БАРСов несмотря на то, что значительная часть бойцов были высокомотивированы и подготовлены, не позволило формировать из них самостоятельные прорывные или оборонительные структуры. Бронетехнику, да и просто автотехнику часто приходилось выменивать у армейцев, как-то договариваться, приобретать другими ухищрениями. Но это не дает фронтовой стабильности.

Что касается диверсионно-разведывательных отрядов, то, после того, как стало понятно, что первоначальный «блицкгриг», где те, в режиме ЧВК, вероятно, должны были привлекаться для задач работы по прорывам, зачисткам отдельных непокорных территорий и важных объектов на фоне контроля Киева, не состоялся, они стали задействоваться лишь как штурмовая пехота, наравне с военным спецназом.

Несмотря на громкие названия, никакой массовой диверсионной работы для обеспечения задач СВО организовано не было. Существуют разные мнения на счет того, почему так, и это действительно большая интрига.

С одной стороны, часто возникают ссылки на чеченский опыт, где военный спецназ в горах и лесах боролся с террористами. Следом был сирийский опыт, где Российской армии тоже не противостояла хорошо подготовленная армия целого многомиллионного государства.

О негативном влиянии этого опыта на СВО мы подробнее поговорим в разделе об опыте донбасском. Ведь у чеченских и сирийских инсургентов не было ни ракетных войск, ни иных высокоэффективных средств поражения, ни объектов работы в виде хорошо оборудованных командных пунктов и пунктов управления ПВО, логистических авиа- и железнодорожных каналов поставки из-за границы техники и вооружения, на уничтожение чего и должен быть ориентирован военный спецназ.

За всю СВО к нынешнему моменту в публичном поле нет ни одного сообщения о подобных акциях с российской стороны. Многочисленные публичные факты подтверждают то, что такие российские подразделения используются как штурмовая пехота.

Аргумент о том, что подобная диверсионно-разведывательная по стратегическим объектам противника работа невозможна ввиду понесенных в ходе СВО больших потерь в Гостомеле, под Харьковом и т. д., тем более не имеет смысла, да и не соответствует действительности.

К примеру, отдельные, хорошо подготовленные, имеющие боевой опыт и мотивированные бойцы из числа ранее воюющих за республики Донбасса граждан Украины, часто имеющие даже действующие украинские документы, не выполняли свою основную специальную функцию, но несли большие потери на передовой.

Вот эти формирования изначально и стали «усилителями» немотивированных армейских подразделений. Однако, эти наиболее подготовленные структуры, а с ними и часть десанта ВДВ, морпехов, оказались при этом недостаточно вооружены артиллерией, бронетехникой.

В то же время перенасыщенные, но немотивированные армейские части завязли на территории противника, утеряли столь важное для других военное имущество. Штабное управление оказалось неспособным своевременно оценить реальный потенциал своих формирований, быстро и гибко перераспределить ресурсы и обеспечить их эффективное освоение.

В этих процессах, в армейской «пищевой цепочке» извечный поиск виноватых заканчивался вопросом – кто пойдет на штурм?

Молодёжь, заключившая контракт после срочной службы по причинам стабильной зарплаты и военной ипотеки, оказалась совершенно немотивированной к такому уровню риска и самопожертвования.

И тогда, в режиме поиска «пожарной команды» теми, кто демонстрировал высокую боевую выучку и мотивацию, стали затыкать прорехи.

В итоге военный спецназ как особая и уникальная армейская боеготовая страта в какой-то момент фактически прекратил своё целостное существование. Вместе с ним подобная участь постигла и спецназ добровольческий – так называемые ДРО – диверсионно-разведывательные отряды. Массовые потери командного состава и боеспособных бойцов оставляли по итогу лишь «остовы».

Причём в это же самое время противник продемонстрировал высокую эффективность военного спецназа, но при правильном использовании. Во всех наступательных операциях ВСУ[3 - Вооруженные силы Украины (Збройнi сили Украiни).] периода лета-осени 2022 года одной из главных сил прорыва стали мобильные группы, выполняющие либо диверсионно-разведывательные, либо штурмовые задачи. Разница штурмов между сторонами, однако, состояла исключительно в нелинейности использования.

Как писал один из идеологов современных войн Галиотти: «В настоящее время наряду с традиционными внедряются нестандартные приемы. Повышается роль мобильных межвидовых группировок войск, действующих в едином разведывательно-информационном пространстве за счет использования новых возможностей систем управления и обеспечения. Военные действия становятся более динамичными, активными и результативными. Исчезают тактические и оперативные паузы, которыми противник мог бы воспользоваться. Новые информационные технологии позволили значительно сократить пространственный, временной и информационный разрыв между войсками и органами управления».

И как показал опыт одного из главных осенних сражений за Красный Лиман с негативным для российской стороны финалом, ВСУ активно и успешно реализовали этот метод. Множество мобильных межвидовых групп, имеющих надежную закрытую связь, большое количество малых беспилотных летательных аппаратов (БЛА, БПЛА) и других средств разведки, прорывались во фланги и дестабилизировали российскую оборону.

Деморализованные, не имеющие связи и достаточной разведывательной информации, твердого и своевременного управления российские солдаты часто оставляли позиции, считая, что такой натиск означает широкий прорыв фронта крупными силами, хотя в реальности чаще всего имели дело с довольно малочисленным врагом. Мобильные группы окружали поселки и блокировали их, отказавшись от патологической российской практики лобовых штурмов укрепрайонов.

Увы, российская сторона, в свою очередь, фактически проигнорировала этот подход несмотря на изначальное наличие сил и средств для его реализации. Классический пример забивания гвоздей микроскопом сработал и здесь.

Клаузевиц: «Бой есть борьба, а цель последней – или уничтожить, или преодолеть противника; противником в каждом отдельном бою является та вооруженная сила, которая нам противостоит…

Что значит преодолеть противника? Не что иное, как уничтожить его вооруженные силы смертью, ранами или же каким-нибудь иным способом, будь то раз навсегда или в такой лишь мере, чтобы противник отказался от дальнейшей борьбы. Таким образом, закрывая пока глаза на все особые, частные цели боев, мы можем рассматривать полное или частичное устранение противника как единственную цель всякого боя.

Если это утверждение правильно, то придется признать, что подход к уничтожению неприятельских сил лишь как к средству, причём целью всегда будет нечто другое, правилен только в своём логическом построении, но он может привести к ошибочным выводам, если упустить из виду, что именно уничтожение неприятельских вооруженных сил опять-таки содержится в этой цели боя и что она представляет лишь слабое видоизменение стремления к уничтожению противника.

Такое упущение привело во времена, предшествовавшие последней военной эпохе, к совершенно ложным взглядам и тенденциям, породило обрывки систем, при помощи которых теория рассчитывала тем выше подняться над простым ремеслом, чем меньше в ней будет стремление пользоваться подлинным инструментом, т. е. уничтожением неприятельских боевых сил…

Доказательство этого утверждения представляется нам чрезвычайно простым; оно кроется в том времени, которого требует всякая сложная (искусная) комбинация. Вопрос о том, что даст больший результат, простой ли удар или более сложный, искусный, может быть без колебаний разрешен в пользу последнего, если противник мыслится как пассивный объект. Но каждый сложный удар требует больше времени; это время должно быть ему предоставлено, и притом так, чтобы контрудар против одной части не помешал целому закончить необходимые приготовления к нужному успеху. Если противник решится на более простой удар, выполнимый в короткий срок, то он предупредит нас и затормозит успех большого плана. Поэтому при оценке сложного удара надо принимать в расчет все опасности, которые угрожают ему в процессе подготовки; применять это средство можно лишь тогда, когда нет оснований опасаться помехи со стороны неприятеля путем более короткого удара. При наличии же такого опасения надо самому выбирать более краткий путь и идти по пути упрощения постольку, поскольку того требуют характер противника, условия, в которых он находится, и прочие обстоятельства.

Таким образом, наше мнение клонится не к тому, что простой удар самый лучший, но что не следует замахиваться шире, чем то дозволяет место, и что дело тем скорее сведется к непосредственному бою, чем воинственнее будет наш противник. Таким образом, не только не следует пытаться превзойти противника в создании сложных планов, но, наоборот, надо стараться всегда опережать его в противоположном направлении».

Глава 2

Опыт Донбасса

В описаниях подвигов великого Суворова одной из наиболее ярких демонстраций его полководческих дарований признается штурм и взятие на Дунае турецкой крепости Измаил (нынешняя территория Одесской области).

Накануне войны (кстати, начатой Турцией с целью вернуть Крым) эту величественную и огромную крепость укрепляли лучшие европейские инженеры. Артиллерийская защищенность – 265 орудий, делала подходы к ней невозможными, а если бы это невозможное случилось, наступающие попадали в сложные рвы и различные ловушки. Гарнизон был беспрецедентно огромным (35 тысяч бойцов) и хорошо обученным. Туда же перед штурмом прибыли остатки гарнизонов других ранее взятых русскими крепостей. Командовали обороной дети турецкой элиты и их лучшие генералы.

Русские долго не могли взять крепость, сил не хватало, боевой дух падал, а конфликты между командованием усиливались.

В итоге, после длящихся всю осень неудачных экспериментов, когда поочередно сменилось три русских командующих, в момент попытки принятия решения об отказе от штурма как о невозможном, штурм был поручен Суворову.

И тот взял неприступную крепость.

Как же ему это удалось? Чтобы не устраивать урок истории, подчеркнем лишь то, что это удалось благодаря мощному сосредоточению инженерных решений, ударной концентрации наиболее подготовленных солдат. И кое-чему ещё.

Количество войск осады было меньше гарнизона крепости, а обеспеченность русских солдат была существенно ниже.

Суворов тут же занялся срочным решением проблем снабжения. Ценой нетривиальных подходов разрешил их. Провел обманные маневры по имитации прибытия значительного подкрепления, чем подорвал боевой дух врага.

И самое главное – близ села Сафьяны оборудовал тренировочные позиции, напоминавшие оборонительные сооружения Измаила. При этом не просто на них тренировал солдат, но сам наблюдал за этими тренировками, корректируя планы штурма, сверяя штабные расчеты с реальностью, меняя и перестраивая подразделения ради лучшей слаженности и наступательности.

А теперь ответим себе на вопрос – как в условиях тотальной разведки противника подобная работа могла быть проведена перед СВО?

Российский генералитет решил её привычным для себя способом – устроив очередные парадные, почти никак не привязанные к боевой задаче учения в Белоруссии. Они не позволяли понять ни свой потенциал, ни обеспечить прогнозы и оценки врага, ни изучить в модели то, как на практике будет проводиться операция.

А вот обкатка разбитых ради конспирации на самостоятельные блоки и подразделения подзадач ударной частью группировки на Донбассе вполне бы могла бы решить такую задачу.

Ведь самым удивительным в проблематике боеготовности Российской армии к СВО оказалась полная неспособность сделать выводы из опыта формирования вооруженных сил Луганской и Донецкой Народных Республик, так называемых «Корпусов народной милиции».