Ночь в июле

Вот так мы и болтали полночи. В разговор про Вторую Мировую войну активно включилась и Ленка. Эта тема одна из немногих в отечественной истории привлекала и интересовала и меня, и мою подругу, так что почва для споров была благодатной.

Примерно через пару часов я заметил, что многие ребята начали разбредаться по парам и группками гулять. Погода благоприятствовала прогулкам, тем более шампанское и лунная ночь очень способствует романтическому настроению, когда хочется поговорить с особенно близким человеком о чем-то важном. Каждому из нас есть что сказать друг другу.

– Олег, Паш, пойдем гулять? – Ленка вопросительно поглядела на нас.

– Отчего же и не сходить, –  естественно, согласился я и начал подниматься с земли.

– Не, я еще посижу здесь, – Паша начал потихоньку кемарить, и сейчас не захотел отвлекаться от этого увлекательного занятия.

Ленка подошла к Ольге Николаевне предупредить о том, что мы идем гулять, а я остался любоваться причудливой сосной, росшей на самом краю полянки; собственно, от этого дерева и начиналась тропинка сквозь кусты.  С того места, где я стоял, силуэт сосны походил на силуэт слона, стоящего на одной ноге. Сбежал из цирка, не иначе. Дерево выглядело настолько необычно, что я заставил посмотреть с этого места и Ленку, когда она подошла.

– Ты всегда видел что-то необычное в окружающих нас обычных вещах…Тебе бы художником стать.

Мы, вдоволь налюбовавшись деревом, все же двинулись дальше по тропинке.

– Ага, учитывая, что совсем не умею рисовать. Лен, ладно тебе: художником в наше время вообще не выгодно быть.

– А еще, наверное, музыкантом и писателем, да?

– Ну…  По поводу писателя можно поспорить. Да и музыканта тоже. Хотя… даже, наверное, художником тоже можно нормально зарабатывать. Только надо для начала получить общественное признание, а это очень и очень нелегко. Так что я лучше программистом буду: там по крайней мере все от соображалки зависит, а не от того, как воспринял твое творчество тот или иной человек.

– Наверное, ты прав. Спорить не буду, я в творческие профессии тоже не собираюсь… Куда двинем, а, Олег?

– На твое усмотрение.

Мы как раз выбрались на открытую местность.

– Тогда как насчет вот того холма?

– Пойдет. Только взбираться на него долго и тяжеловато. Да ты и сама знаешь же.

– Ничего, справимся: я все же еще не старушка с клюкой, да и ты не скрюченный дедок, – рассмеялась Ленка. – Зато там красиво очень.

Холм этот был нашей «достопримечательностью». Самый высокий в окрестностях, лысый (лишь пару деревьев росли на северном склоне), он всегда служил местом проведения зимних игр детворы: в свое время и мы любили скатиться на санках с его крутых склонов. А летом туда часто наведываются местные «звездочеты» из младших классов: понаблюдать за ночным небом из своих телескопов. Вплоть до седьмого класса у нас в школе работал кружок астрономов.

И еще: с этого холма открывается замечательный вид на село, особенно ночью, когда в каждом доме загорается огонек, как символ теплоты душ живущих в них людей. От этого еще интереснее наблюдать за ними: гадать, что за жизнь скрывается за тем или иным огоньком.

Идти до холма было всего ничего, не удивлюсь, если мы встретим там еще кого из наших ребят, отправившихся гулять. Трасса огибала его с противоположной нам стороны, так что переходить дорогу нам не придётся.

С той же стороны, у его подножия, на обочине дороги, стоял старый ржавый автобус, непонятно как и когда туда попавший. (И почему его еще не растащили до сих пор на металлолом?) Но, в общем, меня это мало интересовало. Больше меня интересовала сейчас девушка, идущая рядом.

– Лен, почему ты решила идти дальше в гимназию? Почему не остаться в школе?

– Олежка, скажи мне: ты знаешь мою мать?

– Ну да, конечно. Анна Сергеевна довольно строгая женщина и, по-моему, всегда настоит на своем.

– Вот именно, ты сейчас и ответил на свой вопрос. Она решила, что престижная гимназия поднимет мой статус, даст мне необходимые знания и, возможно, позволит познакомится с молодым человеком из обеспеченной и уважаемой семьи: одним словом, подтолкнет к дальнейшему подъему. Но знаешь, Олег… – Ленка чуть помолчала, а затем, грустно вздохнув, продолжила, –  Я бы многое отдала, чтобы остаться с вами в нашей школе…. Но так как моим мнением никто не интересовался, я буду учиться в этой… гимназии.

Мы шли по мягкой летней траве через поле к холму и думали, что же нас ждет и как на это повлиять.

– Олег, я не знаю, что делать. Я уже как-то смирилась, что придется уезжать, но после сегодняшнего вечера поняла, как это будет тяжело.

– Лен, мне кажется, тебе следует просто пообщаться со своей матерью… Ты же еще ни разу не пробовала поговорить с ней, как дочка с мамой. Покажи ей, что ты все-таки выросла. И такие важные решения надо принимать вместе. Попробуй. Она у тебя очень умная, что же, она тебя не поймет? И вместе вы уже разберетесь, я уверен. Время пока есть.

– Может, ты и прав…

– Конечно прав, не сомневайся. Не трусь и не тяни с разговором. При желании, все еще можно переиграть! – я на миг представил, что у нее получится уговорить мать, и даже если Ленка будет учится в другом классе – пусть! Она будет рядом! – и у меня внутри приятно потеплело.

– Олежка, ты всегда меня поддерживал и не давал унывать. Спасибо тебе! Но я боюсь, что ничего хорошего из этого разговора не получится. Она всегда делала, как считала нужным. Так что, зная ее, я даже пытаться не буду, – Ленка грустно улыбнулась.

Ей же надо просто самой понять, что она взрослая и верные самостоятельные решения тоже может принимать. А мама ее обязательно поймет. В моей семье всегда так было. Уже с раннего возраста родители интересовались моим мнением и поддерживали в разных непростых ситуациях, иногда поправляя или объясняя, что и как делать не следует и почему.

Так, незаметно, за простым, но в тоже время таким сложным, разговором, мы добрались до холма, немножко постояли у подножия и двинулись вверх.

– Олег, красиво, правда? Ой, а свежо-то как!

Мы сидели на самой вершине холма и смотрели на раскинувшееся внизу село, сияющее множеством огней. Больше никто из ребят сюда не поднялся, как ни странно. Ветерок здесь был уже посильнее: он взъерошивал волосы и норовил залезть своими прохладными пальцами под одежду, вызывая мурашки.

– Этот холм с начала времен продувался степными ветрами. Вопреки весьма распространенному заблуждению, степные ветра могут быть довольно холодными. Не удивлюсь, если когда-то очень давно какой-нибудь степной хан стоял здесь, обозревая свои войска, и удивлялся холодному ветерку, так же ежась и кутаясь в одежды.

– А говоришь, ты совсем не гуманитарий, без капли воображения. Олежка, а программы ты писать будешь, тоже представляя степных ханов за компьютером?

– Ага. Они такого понапишут!

Мы замолчали. Я посмотрел на Ленку и, хотя глаз ее, да и лица, особо не было видно в неровном лунном свете (кстати, туч что-то нагнало), я почувствовал, что должен сейчас сделать. Я взял ее за руку. Ее ладонь была прохладной и очень приятной на ощупь: дрожь прошла по моему телу, и я понял, что почти счастлив. Вдруг она медленно повернулась и плотнее придвинулась ко мне. Луна как раз выглянула из-за туч, осветив ее лицо, и я наконец увидел ее глаза. Выражение в них я так и не смог понять, но все же рискнул: холодея, я привлек ее к себе и поцеловал, неловко и осторожно, безумно боясь и ожидая, что Ленка разозлится, оттолкнет меня, наорет. (может, что-то более нейтральное?)

Но она ответила на поцелуй, и это было… неописуемо! Еле заметный аромат каких-то фруктов, весенней свежести и шампанского, сладость ее губ, ласковый шелк ее волос, ощущение прерывистого дыхания на щеке, бешеный выброс адреналина в кровь: эти мгновения останутся со мной навсегда. Мой первый поцелуй. Правда, самый-самый первый. Он получился очень неуклюжим, боязливым, отсутствие опыта сказалось: я даже не «тренировался» на помидорах, считая такие советы от «бывалых» друзей форменной глупостью. Но зато он был максимально искренен, и, я надеюсь, для Ленки он был так же важен, как и для меня.

Прошла, наверное, целая вечность, и, к огромному сожалению, мой первый в жизни поцелуй с любимой девушкой закончился. Ленка смущенно рассмеялась. А потом внезапно уткнулась лицом мне в плечо и беззвучно заплакала.

– Олежка, как же я не хочу расставаться с вами… с тобой! Не знала, что это так… так… грустно. Не хочу…

Она еще пару раз еле слышно всхлипнула и замолчала. Я тоже ничего не говорил, хотя испытывал примерно ту же гамму чувств, что и она.

Не знаю, сколько мы так сидели молча. Хотя я и не имею большого опыта, но думаю, что так и должно быть: разговоры здесь, наверняка, лишние. Было грустно, но в тоже время – здорово, оттого, что девушка, которую я уже так давно люблю, отвечает мне взаимностью.

– Олег, посмотри, луны и звезд-то уже совсем не видно. И прохладно как-то очень стало, ветер уж совсем сильный!

– Тучи. И правда, дождь собирается. Помнишь, пастух говорил, что дождь будет. Всегда знал, что таким людям в этих вопросах верить нужно. Хотя как не вовремя. Что делать будем?

– Прятаться или постоим под дождем? Мне нравиться стоять под дождем… Только если он не очень сильный.

Первые частые капли начали падать с неба на траву и на наши головы, моментально намочив волосы.

Мы стояли на вершине холма, под дождем, представляя себя то ли древними языческими богами, то ли героями степных легенд, управляющими стихией, то ли самими всемогущими духами этой стихии.

– Как же здорово!!!!– проорал я во все горло.

– Да!!! – Ленка рассмеялась в ответ.

Сейчас она чувствовала то же, что и я, и это были непередаваемые ощущения: счастье от недавнего бессловесного признания смешалось с неимоверным восторгом от родства с природой, полностью наполняющим душу и перехватывающим дыхание. Прохладные струи дождя лились по нашим лицам, скатывались под одежду, но нам было все равно. Стихия всегда пробуждала в людях что-то первобытное, дикое, рвущееся из самых глубин души, и мы не стали исключением.

Раздался треск, и бледная вспышка осветила наши лица: молния сверкнула где-то в бушующей вышине.

– Лен, вот теперь надо прятаться! Давай туда, вниз, в автобус, это самое близкое к нам укрытие! – искорка моего рассудка все же оставалась в этом бушующем море эмоций.

– Давай!

И мы помчались с холма, поскальзываясь на мокрой траве и нисколечко от этого не расстраиваясь.

Силуэт автобуса вынырнул из пелены дождя так неожиданно, что я, пытаясь затормозить, заскользил по мокрой траве и, не удержавшись на ногах, кувыркнулся, больно ударившись о какой-то камень бровью. Ленке повезло больше: она бежала позади и успела остановиться, правда, тоже чуть не упав.

– Блин, как будто специально подъехал, даром что колес нет!

– Он всегда здесь стоял, просто мы раньше на него мало обращали внимания, – Ленка быстро помогла мне подняться, и мы заскочили в автобус.

Внутреннее «убранство» нас совсем не обнадежило. Ветер продувал насквозь: ни одного целого окна не осталось, на полу валялись лишь осколки стекол. Правда, дождь сюда не попадал, да и от молний, наверное, остов автобуса должен защитить, но мы и так до нитки промокли.

– Лен, у тебя зажигалки нет? Или спичек сухих, на худой конец?

– Зажигалка есть.

– А я и не знал, что ты куришь, – совершенно некстати съехидничал я.

– Странно мыслишь. Если бы ты у меня сигареты нашел, тогда ладно. Да и в этом случае ничего не доказывает, – в голосе подруги проскользнула усмешка. – Просто я брата старую куртку надела, а он курит. У него в каждой куртке зажигалки, хоть он теперь дома редко бывает. Говорит, чтоб не перекладывать постоянно. Кстати, зачем она тебе? Тут, по-моему, смотреть особо нечего.

– Да я, когда упал, бровью ударился. Болит. Посмотришь?

Опять прогремел гром, и очередная молния прорезала грозовое небо.

– Он и не думает заканчиваться, этот дождь. Я уже совсем замерзла, – Ленка чиркнула пару раз колесиком зажигалки. Правда, бесполезно: огонь не появился. – И зажигалка гореть не хочет.

– Ну, костер мы здесь и сейчас развести вряд ли сумеем, так что придётся ждать окончания грозы.

– Все. Горит, – ей все-таки удалось зажечь огонь. – Я прям Прометей: приношу огонь в ваши дома. Правда, о Прометеях женского пола я еще не слышала. Показывай, что там у тебя?

Я подошел поближе. Ленка поднесла зажигалку к моему лицу так, чтобы было видно раненую бровь. Огонь отражался в ее огромных глазах, завораживая, и я не мог оторвать от них взгляд.

– Ух ты, тут серьезно, по-моему. Рана, и кровь еще идет, уже несильно, но все же… Олег, рану следует обработать, шрам будет точно.

– Ну, ничего, шрамы украшают мужчин, – я машинально потянулся потрогать бровь, но Ленка мягко отвела мою руку. – Придётся к Ксюхе домой заскочить, благо, живет недалеко. Нам потом ребят лишь бы найти: кто его знает, куда они разбежались прятаться от дождя.

– Да. Зеленкой тебе там все зальем, обсохнем чуть и обратно… рассвет мы точно встретим. Хотя бы с тобой вдвоем.

Опять теплота внутри.

Я осмотрелся.

– Лен, дай мне зажигалку. Хочу сам посмотреть, что там у меня, – Ленка передала мне зажигалку, и я забрался на место водителя, где каким-то чудом уцелел осколок зеркала обзора салона.

Я осторожно вынул зеркало из крепления. Это оказалось не так трудно, как я думал, но вот само зеркало было очень…грязным.

– Олег, сколько этот автобус здесь стоит? – Ленка задумчиво провела пальцем по пыльному остову сидения водителя. – И вообще, откуда он тут взялся?

– Мне родители ничего не рассказывали. А я, сколько себя помню, вроде, всегда его здесь видел. Может, он когда-то в аварию попал недалеко, и его сюда отвезли, да и бросили.

– Почему тогда на металлолом на порезали? Ты же знаешь местных ушлых мужичков: давно уже и памяти б от него не осталось.

– Не знаю. Надо будет поспрашивать, может, кто знает. Что-то мне даже интересно стало.

Я все-таки кое-как протер зеркало и зажег зажигалку. Да, бровь я рассадил не хило…

– А это… что за!?

Я стоял у места водителя спиной к салону: в зеркале отражался в неровном свете зажигалки первый ряд сидений, и то, что я там увидел, заставило меня усомниться в благополучии моего умственного здоровья. Такого просто не может быть… Нереально. Неправильно. Невозможно.

Сильно же я головой ударился.

– Олежка, ты что там увидел?

Я с огромным усилием смог отвести взгляд от зеркала:

– Лен, у меня по ходу, крыша поехала.

Ленка сначала улыбнулась, видно, приняв все за шутку, но уловив что-то в моем взгляде, посерьезнела: тень паники прошла по ее лицу.

– Говори давай, в чем дело?

– Подойди, пожалуйста, сюда. Ага, стань вот так и посмотри в зеркало… Не на свое лицо, а на сидения первого ряда. Что ты там видишь?

Я внимательно и нетерпеливо наблюдал за лицом своей подруги.

Ее глаза постепенно расширялись, и я увидел в них то же, что и сам чувствовал: страх, растерянность, постепенно нарастающую панику.

– Как..? Это…? Может…? Быть…?

Все, значит, это мне не привиделось. В зеркале все так же отражался первый ряд сидений. Заполненный. Людьми. Я еще раз осмотрел салон обычным образом, не через зеркало, хотя это было бесполезно: никого, кроме меня и Ленки, здесь не было.

– Лен, не паникуй. У двоих одновременно крыша одинаково поехать не может. Давай вместе подумаем, что это такое, – а голос-то мой дрожит. – Так, может, зеркало какое-то дефектное? Или кто по-дурацки прикольнулся?

Я и сам не верил в то, что говорил.

– Нет, что-то другое, я чувствую, – Ленку передернуло. – Олег, я думаю, что нам вообще пора уходить отсюда, под дождь, грозу, молнию, мне без разницы. Здесь слишком страшно, и это… не простое зеркало, и автобус непростой, и место. Я, вообще-то, не верю в призраков и всякое такое…сверхъестественное, но тут… не могу найти объяснения. Пойдем скорее, а?

– Да, ты права, пойдем. А завтра забудем, как страшный сон.

Я осторожно вынул у Ленки из рук зеркало и аккуратно положил его на панель водителя. Затем взял подругу за руку (ладонь была очень холодная и заметно дрожала) и первым двинулся к выходу, стараясь особо не смотреть на сидения и не вспоминать тех людей, которых я видел в зеркале: грузного бородатого мужчину лет пятидесяти, худенькую женщину такого же возраста, молодую красивую девушку и паренька лет двенадцати. Бледные застывшие лица, ничего не выражающие, остановившийся, стеклянный взгляд и неестественно прямая осанка безумно пугали… Не считая того, что увидел я их вообще в зеркале.

Да, так реально и поехать можно. На почве безотчетного страха и непонимания. Это, конечно, можно попробовать объяснить: нам показалось, зеркало слишком грязное, и мало ли что там можно увидеть, только… Слишком реально выглядели те люди, и слишком страшно было туда смотреть. Сейчас выйдем, и нужно как можно дальше убежать и скорее все забыть.

Но вот выйти нам не удалось. Там, на улице ничего не было. То есть, совсем ничего – полная темнота, и ни звука. Настолько внезапно, насколько и неожиданно. Пять минут назад гремел гром, сверкали молнии, капли дождя с неистовой силой колотили по крыше, а сейчас полная тишина и темнота.

Я застыл на порожках, не решаясь ступить в эту темноту. Шестым чувством я понимал, что этого совсем не стоит делать. Я почувствовал, как Ленка прижалась к моей спине. Ее безумно колотило, да и я был на грани истерики.

– Олег, что это, что это, что это? – услышал я ее шепот. – Не бывает такого, все это снится мне.

Вот тогда я понял, что мне нельзя поддаваться панике, что я теперь отвечаю не только за себя, но и за эту перепуганную девчонку за моей спиной. Это помогло мне собраться, взять себя в руки.

Я повернулся лицом к Ленке, взял ее ладони в руки:

– Лен, смотри на меня. Мы сейчас пойдем в конец салона, там сядем куда-нибудь и поговорим об этом. Ты. Поняла. Меня?

Она чуть заметно кивнула. Ну и хорошо, хоть трясти не пришлось. Мы тихонько пошли по салону. Я почти физически чувствовал чье-то присутствие вокруг нас, и это отнюдь не способствовало моему душевному спокойствию, но я уже не чувствовал такого страха, как за несколько минут до этого. Все-таки я смог собраться, как всегда учил отец, и это радовало. Ну и пусть, что очень страшно и совсем необъяснимо. Выход должен быть всегда. Только никакой паники. Но вот как сейчас было Ленке, меня совсем пугало.

Надо ее расшевелить, заставать как-то успокоится, переключить мысли на что-то другое.

Мы пришли в конец салона и сели прямо на пол, облокотившись на заднюю стенку автобуса: чистота одежды сейчас волновала нас меньше всего.

Я обнял Ленку за плечи и зашептал на ухо.

– Лен, не бойся, хорошо? И не паникуй. То, что произошло, объяснить нельзя, но с нами ничего плохого еще не случилось. Давай просто ждать? Ок?

– Олежка, я боюсь… Где мы, куда попали, что происходит? Я просто не могу понять, как ни стараюсь.

– Да и не нужно, пока прими это. Я же принял. Это ничего. Главное, я с тобой, и ты успокойся. Вместе мы как-нибудь выберемся. Представь лучше лица ребят, когда мы им завтра расскажем… про наше приключеньице!

Она доверчиво прижалась ко мне, и мы некоторое время сидели молча и ждали, что будет дальше.

Не знаю, сколько мы так сидели: часы на моей руке стали, наверное, когда мы попали в автобус, а может, и раньше. У Ленки их вообще не было. Постепенно и она успокоилась, и мне стало намного легче. Конечно, страх и беспокойство никуда не ушли, но было терпимо…. Только тишина сильно давила на уши и ныла рассаженная бровь.

– Олег, как думаешь, что это?

– Ну, что аномалия полная, это точно. Помнишь, передачи про Бермудский треугольник и еще… зоны. Может, и мы в такую попали: гроза-то сильная была, мало ли что там нарушилось… ментальное поле какое-нибудь.

– А что было с теми людьми, кто в них попадал?

– Много чего. И находились, вроде, и нет.…  Но мертвыми их тоже не видели.

– А те, кого находили, что рассказывали?

– Не помнили они ничего.

Мы помолчали.

– Я боюсь, Олег… Безумно.

Да, приключение так приключение. Не о таких ли всегда мечталось: ты, герой, с любимой девушкой в опасной, страшной и непонятной ситуации… Быстро находишь выход, принимаешь единственно правильное решение и спасаешь всех. А на деле, оказывается, ни черта не понимаешь, не знаешь, что делать, и притом, что самое главное, сам очень боишься.

Температура заметно понизилась, и мы оба дрожали, греясь лишь теплом тел друг друга: мокрая одежда и страх делали свое дело. Так и воспаление легких можно схлопотать и без всяких там сверхъестественных дел.

Я поднялся с пола.

– Лен, надо зеркало забрать, на всякий случай. Я пойду.

– Зачем?

Какой же у нее голос тусклый!

– Чтобы все видеть… Может, и за окном в него что можно разглядеть.

И я осторожно, крадучись, хотя понимал, что это, в случае чего, вряд ли поможет, пошел к водительскому месту, чувствуя кожей неестественное напряжение в воздухе. О людях на сидениях я старался не думать.

Поход за зеркалом прошел без приключений. Никто не появился, не пытался на меня напасть или съесть, но и никаких изменений снаружи. Я забрал зеркало и вернулся обратно к Ленке. Мы еще посидели, погрелись, и я решился:

– Мне кажется, надо посмотреть в зеркало на улицу.

– Надо…

– И я хочу посмотреть еще раз на этих людей.

– Думаешь, стоит?

– Надо же что-то делать.. может, что замечу… Хотя и страшно.

Сначала я решил посмотреть в зеркало на улицу. Будь что будет: может, это и абсурдно, но я знал, что надо что-то предпринять, чтобы совсем не свихнуться. Дойдя до порожка, я немого постоял с закрытыми глазами, успокаиваясь, затем сильно выдохнул и зажёг огонь.  Слабый свет зажигалки не смог разогнать темноту, но зеркало было видно достаточно. А там!… Словно окно в другой мир. Свет луны, такой яркий и сильный, какой я никогда не видел в своей жизни, освещал бескрайнее поле-степь; кое-где виднелись одинокие деревца, как-то выжившие под бесконечными степными ветрами. Я стоял на пороге потустороннего мира, на краю пропасти. Мир – точная копия нашего, только жизни здесь нет, есть только пустой край, временно принимающий в себя души умерших и спешащий поскорее от них избавится (в ад иди в рай, неважно).

Мы ехали по дороге – трассе, проходящей через наше село. Опустив зеркало чуть ниже, я убедился, что и колеса у автобуса целы и невредимы, крутятся как ни в чем не бывало. Плелись мы довольно медленно, как будто водитель совсем не спешил к пункту назначения; где-то далеко впереди еле-еле приближалась к нам полоса деревьев у реки, где дорога, через мост, приводит к первым домам села.

Колёсико зажигалки ощутимо нагрелось и стало жечь пальцы, так что я поспешил потушить ее. Сразу же весь мир опять погрузился во мрак, хотя очертания окон и двери каким-то странным образом было видно (будто несуществующие сейчас стекла остались мерцать внутренним светом).

– Лен!

– Да, Олег? – донесся Ленкин голос из темноты салона.

Надо ее расшевелить; судя по голосу, она опять начала отчаиваться.

– Подойди сюда, пожалуйста.

– Ты что-то увидел?

– Да. Ты иди, не бойся, по-моему, тут нам никто не желает зла… Пока, – добавил я уже про себя.

Я слышал, как она завозилась, вставая, и через некоторое время силуэт тоненькой девичьей фигурки, медленно двигающийся в мою сторону, вырисовывался на фоне заднего окна автобуса.

Она подошла, и я вновь зажег огонек:

– Смотри.

Она пару секунд всматривалась в зеркало:

– Мы движемся.

– Ага, обрати внимание, по нашей трассе, в деревню.

– Зачем мы туда едем? – она испуганно, но с тенью надежды посмотрела на меня. Как будто я мог знать, зачем и куда мы туда едем в этом потустороннем мире, на этом странном и страшном автобусе.

Я ничего ей не ответил, лишь в свою очередь всмотрелся в зеркало, пока колесико зажигалки опять не накалилось.

– Олег, можно я еще раз гляну на тех людей?

Я заметил, что Ленка уже не так боится, как раньше. Что-то она там себе надумала и решила. Добрый знак.

– Давай. А зачем тебе?

– Да я в тот раз кое-что увидела, просто не смогла подумать над этим из-за страха. Да и слишком жутко это.

Я протянул ей зеркало и зажигалку:

– Подожди, пока остынет немного.

Ленка нащупала в темноте мою руку и сжала ее:

– Только будь со мной, хорошо?

– Я всегда с тобой…

Мы повернулись спиной к первому ряду сидений, и Ленка зажгла огонек. Некоторое время она пристально всматривалась в зеркало. Ее зрачки  расширялись все больше и больше:

– Олег, это очень плохо, очень… И безумно страшно…

– Что такое?

Огонь зажигалки потух, и мы опять оказались в темноте.