(Бог посматривал в бесконечность),
и о последней цели
(Бог покашливал и похрустывал пальцами),
а когда Спиноза умолк,
Бог сказал:
– Барух, ты хорошо говоришь,
и твоя геометрическая латынь мне нравится,
но давай-ка лучше
о самом главном.
Руки у тебя дрожат и в порезах,
глаза слезятся,
ты голодный, и кафтан твой в заплатах.
А ты купи себе новый дом,
не сердись на венецейские зеркала,
что они лишь отражают наружности,
не сердись на цветы, вино и песни,
будь расчетлив, как Декарт, и хитер, как Эразм,
посвяти трактат французскому Людовику
(он его все равно не прочтет),
успокой неистовство разума
(от него меркнут звезды и рушатся троны),
заведи жену, роди сына —
это, Барух, и есть самое главное.
Я хочу, чтоб меня любили
неуч и насильник,
потому что только им я и надобен.
Занавес упал, свет в выси погас,
Спиноза – один,
только слышен скрип вниз по лестнице.
Иногда пан Когито получает странные письма
Госпожа NN из Дармштадта
просит помочь
найти прапрадедушку,
пропавшего на войне.
Имя Людвиг I, фамилии нет,
профессия – великий герцог,
замечен в последний раз
в имении Еленя Гура, в 44?м —
в раме, в мундире, в лосинах,
перед беседкой,
опершись на сломанную колонну,
небо в тучах и зарево на горизонте.
Пан Когито думает:
Интересно,
сохранил ли он гордый вид,
когда ноги его лизнуло пламя?
закричал ли, когда его тащили
через двор и грязь?
рухнул ли на колени,
когда целились
в угловатую звезду на груди?
Пан Когито беден воображением:
он не видит лица, лосин, мундира,
а лишь видит
небо в тучах и зарево на горизонте.
Пан Когито ищет поддержки
В толстых книгах нет мне подмоги,
там миры и атомы, но нет меня:
в великом знании великая печаль.
И вот я бреду в дедовский Брацлав
к черным подсолнухам в субботний вечер,
когда распахивается новое небо.
– Я ищу вас, равви —
Его здесь нет, говорят хасиды,
он там, в шеоле, он так прекрасен,
он бродит, черный, из угла в угол
с пылающей торой в костлявых пальцах.
– Я ищу вас, равви, – болит мое сердце —
Он помог бы мне, равви Нахман,
но как найти его в стольких пеплах?
Пан Когито размышляет о последнем
В нижнем круге ада —
ни тиранов, ни матереубийц,
ни даже эпигонов.
Там художники,
зеркала, мольберты и лютни,
концерты, выставки,
что ни месяц, то новый авангард.