Пиар по-старорусски

Теперь заговорил Киря. Так и было решено заранее – говорить с главарём ушкуйников будет он, как человек ушлый и знающий. А Вася будет лишь слушать, поддакивать и высказываться только по необходимости.

– Докука прислал узнать, – сказал Киря, – как у вас дела. Помня вашу давнишнюю службу на благо земли Новоградской, готов помочь при необходимости харчами или боевыми припасами. Не испытываете ли каких затруднений?

– Понимаю, – ответил Гриша Рваное Ухо, – Докука хочет знать, чего от нас ждать. Собираемся ли мы в поход или будем здесь колобродить. Понимаю его, понимаю. Ребятушки мои – люди суматошные. Здесь останутся – много беспокойства выйдет для новоградских обывателей. Ну что же ты, Кирюха, – обратился Гриша к послу, – мог бы и по-простому, без обиняков спросить. Я завсегда Докуку поддерживал. И дальше поддержу, если он на наши вольности посягать не будет. Так и передай ему. А про его непонятки с Аскольдом и Филькой-дурачком я знаю. Если что серьёзное будет – подсоблю. Эх, – это к Феде уже, – жаль, Фёдор, не идёшь ты к нам. Славный бы из тебя ушкуйник вышел! Давно зову тебя, да знаю ведь, что ты Докуке сильно обязан. Но если надумаешь – всегда примем.

Киря сидел с каменным лицом, не выдавая своих чувств. А между тем Вася видел, что он сильно озадачен умом и проницательностью старого разбойника Гриши Рваное Ухо… Считая главную задачу – заручиться поддержкой ушкуйников на случай непредвиденной ситуации – выполненной, маленькое посольство засобиралось в обратный путь. Гриша задерживать не стал. Если собираются – значит, надо людям. Не женщины же – уговаривать их!

Обратно добрались быстро. На месте былой встречи с вражескими силами никого уже не было, только трава примята. Перед ужином рассказали о поездке Докуке. Михайло доклад выслушал внимательно. При известии о договоре с ушкуйниками обрадованно покряхтел, а вот когда рассказали о нападении, он грозно нахмурился:

– Думаю я, кто-то из дворни моей к Аскольду бегает, докладывает, что тут деется. Это я разберу сам. Быстро разберу. Надо остановить гадёныша, пока он всех нас не продал…

Купчина Филипп, старшина первой купеческой гильдии Новограда, кушал пельмени со сметаной. Вместе с ним кушали несколько бояр – из тех, что разделяли его взгляды, и начальник городской стражи Иван по прозвищу Вострая Сабля – старый и опытный воин. Такие вот совместные посиделки с поеданием пельменей, осетров или печёных кроликов с недавнего времени стали традицией. С тех пор, как клятый Михайло Докука стал посматривать в сторону Москвы, спать спокойно Филипп и его близкие и друзья больше не могли. Казалось бы, ну чего ему надо, этому старому хрычу Докуке? Денег – что грязи, пол-Новограда под собой держит, так всё ему мало, хочет всех своих соперников раздавить, один богатство загребать, и для этого готов даже под руку московского царя уйти. А ведь москали, они – ууууууууу, проклятущие! Наглые, жадные и с татарами водятся. С дикими кочевниками… Не то что светлая Новоградчина – вся в сиянии древней святости и с просвещённой Европой по соседству!!! Вот, кстати, дворня к пельменям буряковую наливочку тащит. Ляпота! Ну, вздрогнули!

Туго набитое брюхо, орошённое крепкой буряковкой, требовало приятственной беседы. Начал её хозяин дома.

– Ну что, друзья, давайте думать да гадать, как нам от замыслов Докукиных избавиться. А не то он силу возьмёт – все вместе и пойдём под клятых москалей. Тогда навоемся.

Изрядно выпивший боярин Василь Нетудышапка смачно икнул и привычно начал:

– Нет, ну вы только подумайте, честная братия, до чего клятые москали озверели: на наш, на мой новоградский сбытень как говорят – сбитень! Мол, его при готовке сбивают, отсюда и сбитень. А мне ли не знать, вся торговля им в Новограде – моя, ещё и ливонцам сбываем, и шведам. Вот и сбытень поэтому. Маслицем постненьким его покропишь – дабы не скис, и сбываешь.

– А ещё они на наше пыво говорят – пиво, – нетрезво буркнул кто-то из угла, – вот где поруха новоградской вольности! У, поубивал бы!

Собрание согласно зашумело, посыпались привычные претензии клятым москалям:

– Они у нас язык украли! Это мы, новоградцы – истинные русичи, а они – невесть что!

– Ещё они работать не хотят, только пьянствуют да обижают всех!

– Если б не эти варвары-москали, мы бы сейчас жили, как в просвещённой Европе…

Филипп резко оборвал поток нелепых претензий:

– Это всё так, честной народ. Но не пора ли от слов переходить к делу? Докука силён, и многие в Новограде за него. Если будет сидеть без дела, станет он-таки посадником, и тогда всё. Придёт Москва и не будет у нас ни одежды парчовой да атласной, ни пельменей медвежьих, ни буряковки вкусной. Словом, есть у меня одна мысль, как от него избавиться.

Всё собрание заинтересованно замолчало. К тому времени слуги вынесли из обеденной грязную посуду и никто посторонний не мог слышать, о чём беседуют заговорщики.

– Ходили прошлый год мои людишки к самоедам на Югорский шар за ясаком, и вот что там было… Мишка, рассказывай.

Мишка, старший из филипповских служилых людей, встал со стоящего в сторонке стула, и вышел на середину комнаты:

– Так было, бояре: ходили мы в прошлый год к самоедам на Югорский шар. Ну, всё как обычно: набрали шкур песцовых и лисьих, рыбий зуб, да много чего ещё набрали. Как водится, пару-тройку самояди прибили – а что они отдавать нам песцов не хотели, жадные какие! Идём обратно. Все довольные такие – ещё бы, добыча богатая. Да только стали вдруг замечать, что идти-то мы идём, да всё куда надо не выйдем. Я сам в пятый раз в этих краях, места знаю. Братва у меня – многие по десять раз и больше бывали, всё знаем назубок, а вот ведь заблудились же! Давно пора к переправе через Печору выйти, а реки всё нету и нету! Мы уж и не знали что делать. Случись бы такое под Новоградом, сразу ясно – леший водит. А тут – какой леший, лесу-то нету совсем. Тундра. На третий день под вечер идём – глядь, стоит посреди тундры самоедская изба – чум называется… Жерди шалашиком составлены, шкур сверху накидано – вот и изба. Русскому человеку – глянуть противно, а самоеды привыкли, им в самый раз. Ну, думаем, сейчас ещё поживимся – чум богатый, сразу видно. Шкуры все новенькие, молью не побитые, не облезлые. Видно, что добрый, зажиточный хозяин живёт. Подходим все – два десятка нас было, и выходит из чума самоед. Росту среднего, хлипкий. Возрасту не понять какого. Да у них, у басурман, бывает так: лицо сморщенное, как печёное яблоко, и не поймёшь сразу, то ли тридцать лет, то ли шестой десяток. Мы толмача нашего вперёд вытолкнули – говори, мол, чтобы сам шкуры сдал. А самоед сам и говорит по-нашему: «Вы, мол, песцы позорные, бакланы голодные, крикливые, какого хрена наших людей обираете, последнее у мужиков затырили». И по матушке нас обложил. Да заковыристо так, мастерски. Даже я так не умею. Мы сначала ошалели от такой наглости, потом посмеялись и решили полоумного не обижать, а просто надавать по шее для порядку. Подхожу я к нему, а он насмешливо так на меня глянул и дунул в небо. И снег сразу пошёл. Только что ясное солнышко светило, теплынь, и враз – хлопья падают, пуржит. У меня руки сразу и опустились. Тут Митька – молодой он, впервые в тундре – кинулся с ножом на самоеда, да и не добежал даже. Сомлел, упал. Понял я, что не простой это самоед, а волхв ихний, шаманом звать. А того и гляди, выдутана – так самые сильные шаманы зовутся, вроде как шаман шаманов. А он хитро так глянул и говорит, «мол, правильно думаешь». Такой вот непростой самоед нам попался. «Отдавайте, говорит, всё, что награбили, а то будете по тундре кружить, пока моржиха оленёнка не принесёт, не отпущу я вас». Это у них поговорка такая, по-нашему значит – пока рак на горе не свистнет или после дождичка в четверг. Ну, мы – делать нечего – отдали ему всё, что взяли у басурман. В печали стоим, решили тут же и заночевать, а самоед и не против. Разместились, костёрчик развели, ушицы сварганили. Водочки польской достали – у нас было немного. Я решил пошутить, запалил водку в кружке да и выпил её, горящую. У самоеда глаза на лоб полезли. Забормотал что-то по-своему, челюсть отвисла. Потом оклемался немного, говорит – я, говорит, выдутана – шаман над шаманами, самый сильный в тундре, а такого не умею. Могу зверями разными обращаться, птицами, рыбами, гадами, мухами. Могу ветром летать или сделать так, что в чуме снег идёт. А вот воду огненную ни разу не видел, поджигать и пить её не умею. Покажи, научи – ничего не пожалею. Я тут же смекнул, что неведение самоедово можно нам на пользу обратить. Говорю ему – показать да научить могу, конечно, только наука эта дорогая, многого стоит. А он на всё согласен. Взял я ещё немного водки, поджёг. Выпил он – с непривычки одурел немного. Потом, как похорошело, ещё захотел. Я ему ещё налил. Короче говоря, скоро мы с ним были лучшими друзьями. Я ему полведра водки подарил, а он мне за неё всё, что отобрал – вернул и ещё от себя семь чёрнобурок добавил.

Собрание развеселилось. Филипп, довольный расторопностью да сообразительностью Мишки, громко заявил:

– Вот, ребята, как надо дела вести: полведра водки – и два воза мягкой рухляди в кармане… но это ещё не всё. Мишка, продолжай.

Мишка откашлялся, хлебнул воды и продолжил:

– Утром мы распрощались. Самоед, а имя у него, кстати, чудное было и длинное, по-ихнему я не выговорю даже, а если по-нашему сказать, то – Хитрый И Осторожный Песец, Который Подкрадывается К Своей Жертве Незаметно. Так вот, самоед остался опохмеляться, голова-то у него с непривычки сильно болела. А я думаю: добычу мы вернули, с волхвом басурманским подружились. Казалось бы, куда ещё лучше? Потом смекнул, что такими знакомствами не разбрасываются. Шаман – человек знающий, волшебный. Но не шибко хитрый – вон как на мою водочку-то попался! Такими управлять легко, и много пользы они могут принести. Только хотел к нему подойти, узнать, где его найти, коль нужда будет, а он сам ко мне идёт. Говорит, что, мол, нравится ему огненная вода, а делать её самоеды не умеют. А её выпьешь – и паришь, словно гагара в поднебесье. Возьми, говорит, от меня вещь, с её помощью всегда можешь меня вызвать, чем могу – помогу, да только за дело моё огненной водой брать буду. И протягивает рыбий скелет. Тухлятиной воняет! А он говорит – бери, не брезгуй. Если нужен буду, ты кость в огонь кидай, тут я и приду… А как, что – не говорит. Повернулся и ушёл. Я его расспрашивать больше ни о чём не стал, собираться мы стали. А Песец, Который Подкрадывается Незаметно, исчез. Он и исчезает, оказывается, тоже незаметно. По крайней мере, никто из наших не видел, куда он подевался. Вот и весь мой рассказ.

Собрание минуту помолчало. Потом Филипп сказал:

– Думаю я, надо этого самоедского волхва вызывать. У Докуки в друзьях Простомир ходит. Трудно будет с ними тягаться. И откладывать ничего не будем, сейчас же и позовём. Мишка, давай кость рыбью!

Все молчали, выражая тем согласие. Мишка, покопавшись за пазухой, вытащил чистую тряпицу – в ней была завёрнута заветная кость. Печь по летнему времени не топилась, но дрова для такого случая были припасены заранее. Мишка развёл огонь и через несколько минут, когда пламя разгорелось, бросил туда кость.

Ничего не произошло, но потом горницу наполнила из печки такая вонь, что пришлось приоткрыть окно.

– Закройте створку, – сказал кто-то, – никто не должен видеть.

Никто не понял, кто это сказал, но Мишка заулыбался. Он-то сразу узнал, чей это голос…

В углу стоял он, тот, кто подкрался незаметно. Во всём своём шаманском великолепии – меховой одежде, меховых сапогах, меховой шапке, с посохом, бубном из оленьей кожи и котомкой.

– Здравствуй, Мишка. Что, понадобился я тебе или просто соскучился по старому другу?

Мишка молчал, за него сказал Филипп:

– Мишка – мой слуга. Теперь ты со мной говорить будешь.

– Я тебе не слуга, а Мишка – мой друг, – проворчал сварливый и строптивый самоед, – ему помогу, чем могу, а ты никто и звать тебя никак!

Все, и особенно Филипп аж обалдели от такой наглости и дерзости, но вовремя сообразили, что ссориться с шаманом сейчас не с руки. Он ещё пригодится. Шаман, казалось, прочёл сомнения и борьбу в мыслях бояр, так как его рот растянулся в довольной улыбке:

– Во-во. С выдутана ругаться нельзя. Людишки-то твои, ну, может, не твои, а чьи-то ещё, вон, поругались с учеником одного вашего русского выдутана. Им было велено человека одного неизвестного, что Докукины люди в лесу подобрали, пленить да привезти, а они не смогли. Тот ученик их без сил оставил. Так ведь это всего ученик был, а если тебе с самим вашим русским шаманом встретиться придётся, а? Будешь плакать и мамку звать.

Хитрый Песец на минутку задумался, а потом сказал:

– Мамка тебе, конечно, не поможет, а вот я помогу. Для этого ведь меня и позвали, да? Не за бесплатно, конечно. Дашь мне огненной воды, сколько я захочу, и вдобавок ещё огненный лук с огненными стрелами, тоже сколько захочу. Ну что – по рукам?

Филипп, хоть и, по мнению Докуки, невеликого ума человек, деловую хватку имел. Он быстро сообразил, что получить в полное распоряжение такого могучего волшебника за очень смешную, в общем-то, плату – пищаль с пулями и порохом да пару вёдер водки (вряд ли этот пьянчужка сможет выпить больше) – большая удача.

– По рукам!

Боярин и самоедский колдун пожали друг другу руки.

– Ты пока отдыхай, Хитрый Песец, а завтра утречком мы обмозгуем, как твоё колдовство к делу приспособить. Иди, тебя покормят и келью укажут, где жить будешь. Эй, уведите самоеда на кухню да накормите от пуза!

Вбежали слуги и отвели странного гостя ужинать. А Филипп подозвал ключницу:

– Положи этого чумазика в каморке, что у нужного чулана. Ну, где раньше старые дерюги держали. А то он весь терем завоняет и запоганит своими блохами.

Один из дворовых людей Михайлы Докуки исчез. Его никто не искал и не интересовался, что с ним стало. По тому, как его хозяин был спокоен, Вася Зуб понял, что предатель найден и больше никого и ничто не предаст. Между тем надо было готовиться к предстоящим схваткам на том поприще, на котором Вася был силён как никто другой – на поприще пиар, паблик рилейшнз, связей с общественностью, всё это разные термины, означающие одно – искусство манипулирования общественным мнением. И пусть политкорректно-демократически-либеральные авторы утверждают, что паблик рилейшнз – это управленческая деятельность, направленная на установление взаимовыгодных, гармоничных отношений. Ой, как же они, эти авторы, не правы или лицемерны! Всё не так, совсем не так! Дедушка Сэм Блэк, ты тоже кругом не прав! Народная мудрость говорит, что кто платит – тот и заказывает музыку. А по мнению одного умного немчина, кто любит хорошую колбасу и хорошую политику, не должен знать, как делается ни то, ни другое. И со времён Рима и до дней нонешних, пиар (какими бы словами его не называли) – средство убедить людей, что к определённому мнению они пришли самостоятельно… Только так и никак иначе… Так или примерно так думал Вася Зуб, переваривая своё нынешнее положение.

…Поездка к таинственному волхву-волшебнику Простомиру была задумана после посещения ушкуйной слободы. Докука и сам подумывал о том, что неплохо было бы приспособить знаменитого и могучего колдуна к своему делу. Но не так-то это было просто. Волшебник, во-первых, жил, как и подобает кудеснику его ранга, за семью холмами, семью лесами и семью реками. Добираться до него пешему – два дня, конному – день. «Километров сорок примерно» – оценил Вася. Причём дойти до него мог не всякий. Кто сразу, легко и просто доберётся, а кто проплутает в лесах неделю и едва живой ни с чем вернётся. Это те, кто вздумал тревожить чародея по пустяшному, вздорному делу, а то и просто из чистого любопытства. Кому никогда не отказывал Простомир – так это больным. Бывало, принесут ему человека – медведь на охоте помял, чуть живой. А обратно уходит своими ногами, а то и на коне. Особо горячие да смелые девки тоже приходили – приворожить им, видите ли, любимого. Таким Простомир отвечал – мол, любовь, это дело божеское, человек или даже волхв тут управлять не может. А если продолжали упрашивать – давал им такого шлепка по мягкому месту, что летели они до дому как на крыльях, в полдня проходя двухдневный путь. А по другим просьбам – ну там, падёж от скотины отвести, дать удачу в делах или ещё что – Простомир смотрел по человеку и по делу его. Кому поможет без платы, с кого маленькую денежку возьмёт, а с кого и большую. А кому и откажет. «Уходи, скажет, – зря я тебя сюда допустил». И всё… Если кого Простомир невзлюбит (а надо отдать должное – без причины он ни на кого зла не держал), то берегись! Нет, никого он в лягушку или змею не превратил. Насылал просто на негодяя медвежью болезнь – и всё. Идёт такой человек, скажем, среди бела дня по главному новоградскому торжищу, и вдруг – так приспичит, что до нужного чулана добежать – не успеть. Так и опорожнялся на глазах у всех. И никто не знал, когда следующий приступ стыдной болезни и в каком месте случится. А все ему в спину пальцами тычут – «а, этот тот, который…» – и взрыв жизнерадостного смеха. Тут, может, и участь лягушки или змеи покажется пряником. Главный новоградский поп владыка Пафнутий уже неоднократно проклинал Простомира как поганого язычника, а на тех, кто к нему ходит, угрожал наложить анафему. Обещать-то обещал, да не наложил. Злые и ехидные языки поговаривали, что владыка Пафнутий сам как-то бывал у Простомира, и тот вылечил его от какой-то очень уж заковыристой болезни. Вот и не зарастала народная тропа к страшному, сильному, умелому, а вообще-то очень неплохому и доброму волхву Простомиру. А что касается проклятий и обещания анафемы – что ж, у Пафнутия просто работа такая…

К Простомиру выехали – Вася Зуб, Федя Пасть Порву, десять человек из дворни – в том числе те четверо, кто пленил Васю в лесу, а дорогу показывал Киря Упал Отжался. Вася уже догадался, что Докукина дворня – не простая дворня. Мужики все как на подбор – крепкие, жилистые, каждый владел каким-то оружием – пищалью, саблей, луком или бердышем. И все – владели кистенём. Словом, личная гвардия, телохранители, боевики, спецназ. Как нравится, так и назовите. Михайло Докука тоже не захотел сидеть дома. Даром, что в возрасте – был он силён, ловок и на подъём лёгок. Простомира он знал много-много лет, говорил, что тот ещё его прадеду помогал в разных там делах и делишках.