Солитариус. Книга первая

– Не знаю, с мужчинами она почти не разговаривает, а другие женщины не хотят ничего рассказывать. Надо полагать, потому, что сами ничего не знают. Однако мне кажется, что её высокомерие – природное.

– Высокомерие? Вы о ком?

– О женщине, которая сейчас прошла мимо нас.

– А я о нашей соседке.

Сократ растерянно улыбнулся.

– Однако… Её тоже можно назвать странной.

– Думаю, мы все здесь странные, просто некоторые немного страннее.

– О, вы абсолютно правы, мой друг! Я вовсе не против странностей. Напротив, считаю, что они гораздо ценнее всякой обыкновенности.

– Согласен. Что ж, давайте проверим, правильно ли я вспомнил их имена, – я вдруг загорелся любопытством и заодно решил кое в чём убедиться.

– Так вы уже придумали?

– Да. Начнём с черноволосой. Я назвал её Принцессой, – пристально вглядываясь в Сократа, сказал я.

Его морщинистое лицо, уже готовое выразить восторг, вытянулось. Блеск в глазах потускнел. Старик явно был разочарован.

– О, друг мой! К сожалению, вы называли её иначе. Очень жаль.

– Что ж, не судьба, – вздохнул я. – А как я её называл?

– Амазонка.

Я ожидал это услышать и потому не особо удивился.

– Ясно. А эта девушка… – движением головы показал я себе за спину. – Несмеяна.

Сократ недоумевающе погладил бороду.

– Однако, странно… Что же получается?

– Так что? Верно?

– Да. Почему же вы ошиблись с Амазонкой?

– Понятия не имею.

Я не стал говорить ему, что никакой ошибки не было. Во-первых, потому что мне не хотелось быть пищей для размышлений. Во-вторых, в голову мою проникла параноидальная мысль, что об особенностях моего мозга, благодаря которым всплыли в памяти все имена, никто не должен знать, особенно Гиппократ.

Глава 4

Когда мы покидали столовую, Несмеяна всё ещё ковырялась ложкой в тарелке, словно пыталась там что-то отыскать. Судя по всему, она с головой погрузилась в какие-то размышления и забыла о реальности.

– Так, друг мой, куда отправимся в первую очередь? – поинтересовался Сократ, когда мы вышли на крыльцо.

– А что, у нас есть выбор? Дорога-то одна.

– Чуть дальше будет поворот на зону отдыха.

– В таком случае пойдёмте туда. Лишь бы успеть до шести.

– О, у нас полно времени, друг мой! Если нигде не задерживаться, успеем обойти всю территорию. Можем начать с женского коттеджа, если хотите. Правда, тогда нам придётся сделать небольшой крюк.

– К женщинам, пожалуй, мне идти незачем, разве что посмотреть на коттедж. Но если крюк, то как-нибудь в другой раз, – сказал я, спускаясь с крыльца.

Небо окончательно избавилось от грусти и ослепительно улыбалось миру, а мир цвёл и благоухал, ни о чём не задумываясь. Мне пришло в голову, что лучше быть цветком или деревом, нежели человеком. Или животным. Слиться с природой, с миром – это и значит смириться, это и есть счастье. Вся природа счастлива, то есть бессознательна. Почему бы и человеку не стать частью природы? «Ибо не ведают, что творят…» – вспомнилось мне. Ах, если бы это действительно было так, если бы мы не ведали!

Дорожка снова вступила в лес. Метров через десять я увидел поворот налево и вопрошающе оглянулся на Сократа. Старик кивнул. Я свернул и почти сразу же наткнулся на ещё один поворот налево, но на сей раз в виде тропинки.

– Там женский коттедж, – сказал старик. – Отсюда примерно десять минут ходьбы. Не передумали?

– Нет. Как-нибудь в другой раз.

– Как скажете, друг мой.

Не знаю, чем руководствовались проектировщики “Солитариуса”, разделяя все строения приличными расстояниями, но мне это нравилось. Было в этой разделённости, в этой уединённости что-то интимное, что-то по-настоящему уютное, чего так не хватало внешнему миру, всем этим человеческим муравейникам и ульям, построенным для… Для чего? Для того, чтобы муравьи и пчёлы трудились и плодились вдвое быстрее? Они суетятся, ведомые жаждой потреблять как можно больше. Купить то, купить это – порой даже не желая, но ведь нужно выглядеть приличным, то есть быть как все…

Что-то мне подсказывало, что я жил в одном из таких муравейников. Но ничего конкретного не вспоминалось, только общая информация. Информация…

– Здесь есть телевизоры, газеты, интернет? – спросил я у Сократа.

– Зрите в корень, друг мой. К сожалению, здесь нет ничего, что связывало бы нас с миром, кроме газет, – он нахмурился. – Мы получаем по газете в конце каждого месяца.

– Но ведь мы смотрим кино, не так ли? Оно откуда-то должно браться!

– Кино привозят со всем остальным.

– Какая-то связь всё равно должна быть. Телефон, например.

– Наверняка у Гиппократа есть телефон или рация, однако нам он об этом не говорит.

– Понятно. А что за газета?

– О, название у неё отнюдь не говорящее! – с грустью произнёс Сократ. – «Правда».

– У вас сохранился экземпляр за прошлый месяц? Я хотел бы посмотреть.

– К сожалению, нет, друг мой. Может быть, в библиотеке есть… Однако ничего полезного вы там не найдёте. Ничего, что могло бы пролить свет на наше местонахождение. Вот и так называемая зона отдыха. Не знаю, кто придумал это дурацкое название, но оно прижилось.

Я и сам увидел просвет впереди. Дорожка пошла под откос, и вскоре мы вышли на большую прогалину. Посередине её противоположного края высилось двухэтажное деревянное здание, а в углах ютились два гораздо более скромных строения. Сократ объяснил, что угловые дома – это спортзал и кинотеатр, а в здании, которое все называли домом искусств – несколько комнат: музыкальная комната, танцевальный зал, мастерская художника, швейная мастерская и общий зал.

– Значит, среди нас есть музыканты, швеи и танцоры? – спросил я.