Достигая крещендо
Весь мир только начинает открывать себя, так наслаждайся им, разбирай его вкус и ощущай только теплые лучи его Света.
Поздравляю! Учись, совершенствуйся, двигайся вперёд, ешь, люби, но не забывай отдыхать. С Новым годом)
Вечно пафосный, улыбающийся, любящий, добрый, преданный, самоироничный, просто самый–самый –
Я»
– Отправлено в 00 часов 01 минуту, – слабо улыбнулся епископ, думая, как поступить с этим документом. – Да, не очень оригинально, но, наверное, приятно… Меня тоже ведь поздравила сразу с наступлением дня рождения? Да, прекрасная девушка…
Евгений с теплой улыбкой свернул бумажку и положил ее во внутренний карман. Продолжил разбираться с бумагами. Из граммофона звучал Дебюсси.
– Привет, Саш… – прозвучал сладкий голос из–за спины епископа, и внутри у него началось бурление, и дыхание участилось.
– Заблудилась? – резко развернулся он лицом к Инге, натянул хитрую улыбку и, как умел, потушил глаза, не давая погрузиться в своё сознание. – Немудрено. Особняк большой.
Он невозмутимо и чуть жеманно опустился в кресло, предлагая Инге сделать то же. В мыслях уже было осуждение самого себя за такое вызывающе надменное поведение, лишённое правдивой лиричности. Евгений смотрел на Ингу своим непроницаемым взглядом, лишь учащённое дыхание могло выдать его трепет.
– Ты чудесно выглядишь, – произнёс Евгений, любуясь Ингой. – Столкновения с системой не сминают работоспособных, исполнительных и талантливых людей, готовых бороться за себя.
– Как ты много знаешь о моей жизни! – улыбнулась Инга, и её лицо стало ещё очаровательнее. – Да и эти вечные эпитеты моей характеристики…
– Разве я виноват, что вижу в тебе проявление сильной личности?
– Может быть…
У епископа зазвонил телефон, заставивший Евгения сделать лицо недовольным и с грубой стремительность ответить: «Я перезвоню. Сейчас очень занят».
– Кто это в такое время тебе звонит?
– Божесов, – спокойно ответил Евгений. – Ты наверняка знаешь, что я теперь работаю с ним… Но ты гораздо важнее Божесова.
– Тем не менее ответил ты грубо.
– Ну, хотя бы ответил, – усмехнулся епископ, – В отличие от некоторых я на звонки привык отвечать, даже когда мне неудобно.
– Ой, Саш, ты будешь говорить об этом бесконечно! – ответила Инга, чуть задетая таким подколом.
– Как обещал, дорогая, такие вещи не забываются! – развёл руками Евгений с доброй улыбкой. – Звонившего человека всегда нужно предупреждать, что ты не можешь говорить, иначе это хамство или даже предательство. Вдруг звонящий готовится с моста спрыгнуть, и ты единственный, кто способен отговорить?
– Ты с моста не прыгал.
– Откуда знаешь? Ради тебя были разные мысли, – продолжал иронизировать Евгений, не в силах остановиться и настроиться на новый лад.
– Ладно, стоп. Закрываем эту тему…
Евгений улыбнулся, а его глаза заблестели, открывая его внутреннее торжество:
– Да… Эта фраза из твоих уст звучит очень сексуально, – Франя посмотрела на Евгения, наклонив свою мордочку.
– Ты по мне очень соскучился, вижу? – усмехнулась Инга.
– Просто безумно… Мы с тобой виделись когда? Лет семь назад?
– Ну, да. Но ничего серьёзного не сделали.
– Не скажи, – понизил голос Евгений. – Эта встреча меня очень мотивировала… Как и любая встреча и разговор с тобой независимо от содержания. Ты единственный человек, заставивший меня меняться.
Инга не знала, что ответить на эту вырвавшуюся из глубин души фразу и продолжила смотрела на Евгения. Франя, положив голову на лапы и накрыв их длинными ушами, наблюдала за людьми своими круглыми чёрными глазами, ожидая развязки. Ей не хотелось лаять и бросаться на Ингу, в ней она чувствовала что–то знакомое, что–то похожее на хозяина. Они сидел друг против друга под музыку Дебюсси, и Евгений смотрел на Ингу, будто не только видит все изгибы её тела и красоту лица, но и чувствует мягкую тонкую шею, нежность пальцев и гладкость рук. Она, как и всегда для него, была прекрасной и аристократичной, и он бы просидел, любуясь ею, очень долго…
– Ты теперь без работы? – невозмутимо спросил Евгений, очнувшись.
– Да. Пока отдыхаю…
– Ой, знаю я тебя, – мягко улыбнулся Евгений. – Ты чахнешь от безделья.
– Ну, в отличие от тебя я бы не смогла просиживать днями в этом кабинете, занимаясь литературой и работой, без контактов с людьми и живыми эмоциями, – заметила Инга.
– Я вообще–то в Москву переезжаю. Буду работать в системе управления, – будто оправдывался Евгений. – С Божесовым… Хочешь, тоже можешь работать там?
Эти слова были сказаны очень робко. Так, что даже Франя разочарованно отвернулась и покачала головой, ругая малодушие хозяина.
– Работать в системе, которая чуть было меня не посадила?
– Ну, ты прекрасно понимаешь, что в это издержки политики… К тому же Орлова хочет формировать Правительство вместе с силами несистемной оппозицией. Я с лёгкостью найду тебе интересную работу и в Правительстве, и в Администрации Президента, и в создаваемой Божесовым Комиссии… Ты ведь прекрасный специалист!
– Хорошо, хорошо, Саш, – тихо ответила Инга. – Спасибо большое, ты всегда готов помочь…
Франя фыркнула на диване.
– Чем же ты будешь заниматься в «системе управления»? – продолжала Инга.
– В Комиссии буду работать, – ответил Евгений, улыбаясь. – Хоть связь в стране нормальную сделаю, чтобы на звонки можно было отвечать спокойно, а не так, что для соцсетей интернет есть, а сотовой связи нет! – эти актуальные слова немного, но вполне справедливо, задели память Инги. Евгений продолжал уже мягче:
– И конечно же, буду стараться сделать так, чтобы никто и никогда не попал в ужасную ситуацию неотвратимой разлуки с близкими и любимыми людьми… Конечно, карантин не самая жестокая несправедливость в моей жизни. Но самая болезненная… Я был дураком, эгоистом. Те наши нечастые разговоры были для меня просто способом позабавиться и поболтать. А надо было держаться тебя и поддерживать интерес, а я разочаровал твоё представление о романтических отношениях… Чёртов карантин! Сколько он уничтожил!
– Саш, ты так и не научился отпускать ситуации… – произнесла она понимающе.
– Ситуации научился, но тебя отпустить не могу… Помню всё. И наш первый взаимный интерес друг к другу, когда в апреле ты попросилась на абитуриент по русскому языку с моим классом, а не со своим, и мы с тобой сидели вместе, заслушивая попытки сочинений моих одноклассников…
Франя, наконец дождавшаяся откровенных речей хозяина, спрыгнула с дивана и, не желая мешать, убежала из библиотеки, повернувшись перед дверью посмотреть на неподвижно сидящих в темноте напротив друг друга людей.
– Вообще, – продолжил Евгений, – Написав книгу и пропустив через себя все события, все эмоции, я понял, что наши с тобой отношения не случайны и не продиктованы сиюминутной прихотью, а вполне закономерны и, наверное… перспективны, – Евгений хотел сказать ещё что–то, но от волнения прервал эту мысль, перейдя сразу к итогу: – Поэтому я тебя люблю по–настоящему. Ты всегда со мной и в сердце, и в подаренном термосе, – последнее Евгений произнёс с улыбкой, но в голосе звучала грусть. Молчание заполнял Дебюсси.
– А зачем ты пошла в «True liberals»? – заполнил неловкую паузу Евгений, акцентируя внимание на любимом вопросе рационалиста «зачем».
– Просто… – тихим голосом ответила Инга, почувствовавшая теплоту слов Евгения и как всегда понявшая его настроение. – Мне это нравилось…
Евгений посмотрел на Ингу светлым и радостным взглядом с тенью лёгкой тоски, переместился к неё на диван вплотную, их лбы соприкоснулись, и взгляд Евгения устремился в её выразительные серо–голубые глаза, в которых читалась чистая и понимающая всё душа.
– Спасибо, что дошла до этого простого ответа на «зачем?». В этом твоя новая жизни, и новая страница для нас, а я… я теперь всегда буду рядом…
2
В спальню Евгения пробивались жаркие лучи летнего солнечного света. С большим неудовольствием епископ открыл глаза, понимая, что он находится в любимой комнате своего особняка. Он знал, что всех его гостей уже доставили в город. Посмотрев на часы, не вставая с кровати, он убедился в этом. Епископ скинул с себя одеяло и быстро вскочил с приятно помятой постели, упав на колени перед большим окном с видом на побережье.
– …Спасибо, Господи, – прошептал он, жмурясь от солнечного света.
Евгений торопливо прошёл в ванную комнату и простоял под душем пятьдесят минут. Освежившись под струями горного водопровода, он завершил процедуры причёсыванием своих волос. Семь минут прошло, и он копался в шкафу. Сегодня Евгений решил надеть обыкновенный льняной подрясник, белые мокасины и белую шляпу. В таком виде епископ вышел из своих комнат, прихватив маленький чемоданчик. По коридору разносились звуки уборки и французский говор.
– Жорж! – по–русски крикнул епископ. – Напоминаю, что сегодня я уезжаю в Париж, потом буду в Москве очень долго. Ты здесь с четырьмя помощниками, остальных можешь отпустить.
Жорж кивнул и пробубнил фразу, переводить которую епископу было лень. Он зашёл в столовую, взял приготовленную вазу с фруктами и графин свежего сока и вышел из замка. Воздух был очень жарким, но ветер с побережья доносил мягкую прохладу. Евгений направился к столику на террасе, поставленному у самого обрыва, под зонт, отбрасывающий хорошую тень, из–под которой можно было безопасно смотреть на долину, исчерченную виноградниками, деревнями и дорогами. Епископ открыл свой чемоданчик и выложил на стол листы бумаги и несколько ручек. Забросив в рот виноградинку и налив в стакан немного сока, он начал писать:
«Самая обидная форма эгоизма – самопожертвование», – вывел он перьевой ручкой витиеватые буквы и тут же перечеркнул предложение. Не понравилось.
«Есть люди, выражающие свои чувства любви (или намекающие на её наличие) стихами или даже романами с непонятными мыслями и сюжетами, дающими, в первую очередь автору, хоть какое–то моральное удовлетворение», – опять не понравилось. Он перечеркнул и встал со стула. Начал ходить вдоль террасы, нашептывая себе под нос:
– За свою жизнь я заметил одну очень интересную вещь, – надиктовывал он. – Все люди ограничены своим миром… Человеческая жизнь – это огромный небоскрёб, на каждый этаж которого ведёт множество лестниц…
Это ему понравилось, и, ухватившись за мысль, он подбежал к столу, продолжив записывать: «Печально с одной стороны – ведь именно этот эгоизм мешает людям менять мир к лучшему, учитывая потребности каждого и удовлетворяя их. Увы! Жесток тот мир, где люди не служат своей стране, предпочитая получить в этой же стране образование и умотать за границу. Что это, если не предательство Родины?
При этом направление деятельности человека важно. Сравните две вещи. Есть русский историк, который преподаёт в американском вузе историю России. Он занимается полезным делом? Да, он рассказывает американцам о менталитете и реальностях Северной холодной страны. А есть русский биолог, работающий в лаборатории, тоже американской. И участвует в программе по созданию вакцины от какой–нибудь болезни. Полезное дело? В масштабах всего человечества безусловно. А для России пользы было бы больше, если б этот человек делал вакцину на Родине. Особняком стоят айтишники – польза их деятельности ограничена рынком, а он весьма интернационален… Хотя «утечкой мозгов» называют почему–то уезжающих из страны – с каких пор люди, покидающие своё отечество, стали априори интеллектуалами и гениями? Предатели, не желающие бороться за счастье Родины.
Михаил Божесов желал изменить Россию к лучшему, сделать её богатой, надёжной и перспективной для своих же жителей. В наше время редко кто хочет работать на благо своей страны, чаще всего на неё машут рукой с мыслью о том, что ничего сделать уже нельзя. Божесов был другим».
Пробежав текст быстрым взглядом, епископ со скептической улыбочкой убрал лист бумаги в чемоданчик и вернулся в дом.
– Машина вас ждёт, – сказал ему Жорж на плохом русском. – Желаем вам удачи.
– И вам не хворать! – кивнул всем Евгений, садясь в Мазерати.
Автомобиль выехал из ворот поместья, и Евгений с тоской взглянул на этот дом, понимая, сколько произошло здесь важных событий… В деревне он попросил водителя остановиться у разговаривающего с кем–то священника Дироша.
– Падре, – окликнул его епископ. Старичок повернулся.
– А, Кардинал, – шутливо отвечал он на французском. – Уезжаете от нас?
– Да. Мне нашли общественно важное применение!
– Ну, дорогой мой, это просто прекрасно! Надеюсь, у вас всё будет хорошо!
– Да. Вы знаете, вчера я наконец победил. Встречи выпускников не проходят даром!
– Я вам всегда говорил, что с прошлым надо встречаться безбоязненно!
– Ну, ну, ну. Признаю свои ошибки… Жить стало приятнее, – епископ улыбался. Дирош улыбался тоже.
– Чем же вы займётесь?
– Моралью, образованием, семьями, ещё лекции читать буду… Книгу, кстати, начинаю новую.
– Да?
– Божесов попросил в нашем последнем разговоре.
– Ну, всего хорошего. Да хранит вас Дева Мария! – ласково пробубнил старичок.
– Спаси Господи! – помахал рукой Евгений и выехал за пределы деревни.
Автомобиль нёсся по той же дороге, которой вёз епископ Орлову к себе в гости. Какие интересные события произошли из–за этого визита – определённо, и Орлова, и Божесов, и он сам были очень редкими и удивительными людьми… Проезжая мимо виноградников, Евгений вспоминал с тёплой улыбкой свой вчерашний день и тот длинный разговор с самым важным для него человеком, в голове появились простенькие строчки:
Мы со школьной скамьи
Были рядом друг с другом.
Загоралась любовь
Поднимаясь к натугам.
Я был счастлив и ты
Тоже вряд ли страдала,
Но жестокая жизнь
Нас чуть–чуть разыграла.
Не достоин твоей
Я любви оказался.
Но в тебя продолжал
Безнадёжно влюбляться.
Хоть теперь мы друзьям,
Но любить продолжаю,
И огромный наш Мир
Для тебя созидаю…
Да. Вчерашний разговор хоть и разрешил у Евгения все сомнения , противоречия и отменил самобичевания за свои прежние ошибки, но он чётко осознавал, что весь его дальнейший труд, всё его служение будет только ради Неё, той прекрасной, светлой, доброй первой любви…
И гнал автомобиль в Париж по автостраде, и легко было на душе у Евгения, понимающего всю суть будущего существования. Он вновь открыл чемоданчик со своими литературными набросками, ещё раз пробежался по написанному тексту, скомкал и выбросил этот лист и, подумав буквально несколько секунд, на новой странице вывел заглавие «Божесов» и начал писать мелким почерком: «Прозвенел третий звонок. Зрители заняли места согласно купленным билетам…»
Рука Евгения торопливо бежала по бумаге, стремясь рассказать всё–всё–всё также быстро, как Мазерати летела в будущее, наполненное счастьем, любовью и благодарным трудом на благо новой, расцветающей страны и возрождённой жизни.
Примечания
1
Ну, наконец–то я вас дождался! (фр.)
2
Прости, мы слишком долго наслаждались оперой, – мгновенно ответил Евгений тенором, для поцелуя протягивая руку с перстнем. – Ольга была ослепительно прекрасно! (фр.)
3
О, опера! Фигаро здесь, Фигаро там! – отвечал Селини, принимая руку Евгения и обращаясь ласково к своей жене. – Ольга, без тебя мне скучно! (фр.)
4
Роберто, этом мой друг Артемий и важный московский чиновник – Елизавета. (фр.)
5
Безумно рад нашему знакомству! Прошу вас, развлекайтесь! (фр.)
6
Друзья, вы все знаете оперный голос Ольги Селини. Но сегодня… (фр.)
7
В России не существует логики, но и действия Божесова я никогда не могла предсказать. Поэтому он самый лучший лидер для неё. (фр.)
8
Господин Нарьевич, знаете, в чём особенность российской политической системы? (фр.)
9
На наших оппозиционных каналах ей бы зааплодировали. (фр.)
10
А мне нравился Путин. (фр.)
11
Да–да, автор все помнит!
