Гораций

Отец не только всячески опекал Горация, но и учил его различным житейским премудростям, нравственности и морали:

Это уроки отца: приучал он меня с малолетства
Склонностей злых убегать, замечая примеры пороков.
Если советовал мне он умеренно жить, бережливо,
Жить, довольствуясь тем, что он сам для меня уготовил,
Он говорил: «Посмотри, как худо Альбия сыну,
Или как бедствует Бай! Вот пример, чтоб отцом нажитое
Детям беречь!» Отвращая меня от уличных девок,
Он мне твердил: «Ты не будь на Сцетана похож!» Убеждая
Жен не касаться чужих: «Хороша ли Требония слава? –
Мне намекал он. – Ты помнишь: застали его и поймали!
В чем причина того, что одно хорошо, а другое
Плохо, – тебе объяснят мудрецы. Для меня же довольно,
Если смогу я тебе передать обычаи дедов
И без пятна сохранить твое доброе имя, покуда
Нужен наставник тебе. А когда поокрепнут с годами
Тело твое и душа, тогда уж и плавай без пробки!»
Так он ребенком меня поучал; и если что делать
Он мне приказывал: «Вот образец, – говорил, – подражай же!»
И называл отборных мужей из судейского чина.
Если же что запрещал: «Ни пользы ведь в этом, ни чести!
Ты не уверен? А ты припомни такого-то славу!»
Как погребенье соседа пугает больного прожору,
Как страх смерти его принуждает беречься, так точно
Юную душу от зла удаляет бесславье другого.
Так был я сохранен от губительных людям пороков

.

Где жили в Риме юный Гораций и его отец? Очевидно, они снимали небольшую квартиру в одном из городских домов. Дело в том, что только богатые римляне жили в особняках и дворцах, отгороженных от городского шума. Все же остальные жители столицы могли только мечтать о тишине, поскольку обитали в многоэтажных доходных домах – инсулах (insula), квартиры в которых сдавались внаем.

Первые инсулы появились в Риме в IV веке до н. э., а в III веке до н. э. они стали настолько распространены, что уже не вызывали любопытства. В I веке до н. э. высота римских инсул стала превышать все мыслимые размеры. Императору Августу даже пришлось издать закон, согласно которому запрещалось строить многоэтажные дома выше 20 метров

. Основной причиной роста инсул в высоту была серьезная перенаселенность города. Как писал в то время архитектор Витрувий, «при настоящей значительности Рима и бесконечном количестве граждан имеется необходимость в бесчисленных жилых помещениях. Поэтому, раз одноэтажные постройки не в состоянии вместить такое множество жителей Рима, пришлось тем самым прибегнуть к помощи увеличения высоты зданий»

. По мнению ученых, росту инсул, помимо постоянного увеличения римского населения, способствовало также полное отсутствие пассажирского транспорта, лишавшее многочисленных ремесленников, торговцев и прочих жителей Рима возможности проживать в пригороде и быстро перемещаться внутри города. Кроме того, поскольку городская земля была весьма дорога, будущий домовладелец стремился приобрести земельный участок подешевле и выстроить на нем инсулу повыше.

Фасады почти у всех инсул были одинаковыми, то есть не имели особых украшений. В инсулах, как правило, было три, четыре или пять этажей. На каждый этаж с улицы вела своя лестница; окна инсулы обычно смотрели и во двор, и на улицу; на этажах иногда устраивались лоджии или балкончики, украшавшиеся растениями в горшках. На первом, самом привилегированном этаже, селились зажиточные люди или размещались торговые лавки, а на остальных этажах находились квартиры. Количество комнат в квартирах варьировалось, поскольку все инсулы по величине и плану отличались друг от друга и предназначались для различных слоев населения. Были инсулы для бедняков с одно- или двухкомнатными квартирами, а были и для относительно состоятельных людей с многокомнатными квартирами. В больших квартирах обычно имелась «парадная» комната, со стенами, покрытыми росписью, где хозяин принимал гостей, а также кухня, где рабы готовили еду. При этом особого помещения для рабов даже в больших квартирах, очевидно, не предусматривалось, и они устраивались, где придется: в уголке на кухне, в коридоре и т. п.

Жильцы инсул постоянно испытывали бытовые неудобства и даже рисковали жизнью. Нередко инсулы обваливались по причине непрочности стен и фундаментов, при возведении которых домовладельцы экономили на строительных материалах. Сатирик Ювенал так писал об этом:

Тот, кто в Пренесте холодной живет, в лежащих средь горных
Лесом покрытых кряжей Вольсиниях, в Габиях сельских,
Там, где высокого Тибура склон, – никогда не боится,
Как бы не рухнул дом; а мы населяем столицу
Всю среди тонких подпор, которыми держит обвалы
Домоправитель: прикрыв зияние трещин давнишних,
Нам предлагают спокойно спать в нависших руинах

.

Настоящим бедствием Рима были пожары, и первыми загорались как раз инсулы, при строительстве которых широко применялось дерево (балки перекрытий, полы, стропила, перегородки, лестницы, дверные и оконные переплеты). В связи с этим Ювенал с горькой иронией заметил:

Жить-то надо бы там, где нет ни пожаров, ни страхов.
Укалегон уже просит воды и выносит пожитки,
Уж задымился и третий этаж, – а ты и не знаешь:
Если с самых низов поднялась тревога у лестниц,
После всех погорит живущий под самою крышей,
Где черепицы одни, где мирно несутся голубки…

Зимой в инсулах было очень холодно. Горячим воздухом от специальной печи-гипокауста можно было обогреть только первый этаж, да и то не всегда была такая возможность. Верхние же этажи вообще не отапливались, и согреться там можно было только с помощью переносных жаровен, на которых еще и разогревали пищу. Искры и горячие угли от жаровен часто становились причиной пожаров. Потушить начавшийся пожар в инсуле было очень сложно, поскольку отсутствовал водопровод. Если во двор или на первый этаж инсулы некоторые хозяева еще могли провести воду, то на верхние этажи ее приходилось таскать со двора, из ближайшего колодца или фонтана

.

Канализации в римских инсулах тоже не было, и жильцы были вынуждены пользоваться соседней выгребной ямой, навозной кучей или ближайшей общественной уборной. Однако частенько отходы и мусор просто выливали или выбрасывали в окна

. При дефиците воды, необходимой для влажной уборки, отсутствии канализации и мусоропровода верхние этажи инсул быстро зарастали грязью, становились рассадником инфекций, обиталищем клопов и тараканов.

Поскольку оконные стекла были дороги и использовались в инсулах крайне редко, защититься от холода и жары, ветра и ливня можно было, лишь плотно закрыв окна деревянными ставнями. При этом жильцы оказывались в темноте и были вынуждены пользоваться чадившими светильниками, в которые наливали дешевого масла и вставляли пару фитилей. Неосторожное обращение с ними нередко тоже приводило к пожарам.

Несмотря на все вышесказанное, квартирная плата в Риме была очень высока из-за большого спроса на жилье

. Бедняки могли позволить себе лишь каморки на самых верхних этажах, «под черепицей», или же несколько семей снимали небольшую квартирку в складчину. Обстановка в каморке «под черепицей» была весьма простой: деревянная кровать с тюфяком, набитым сушеными водорослями или сеном, сундучок, столик, пара табуреток, жаровня, немного посуды

. Самые бедные довольствовались сырыми подвалами или грязными каморками под лестницей. В случае задержки квартплаты хозяин имел право наложить арест на имущество жильца и вынудить его покинуть квартиру. Несмотря на всё это, Гораций, уже став взрослым, был вынужден снимать квартиру в одной из римских инсул, где делил кров со своими рабами.

В 15–16 лет римские мальчики достигали совершеннолетия и надевали белую мужскую тогу, являвшуюся символом полноправного гражданина «Вечного города». В назначенный день они снимали с себя защитный амулет (буллу), подаренный в младенчестве, и вешали его в качестве жертвы около изображения ларов – божеств, охраняющих дом. Затем юноши вместе с родителями отправлялись в ближайший храм, для того чтобы принести благодарственные жертвы богам.

Последней ступенью образования молодых римлян являлась школа риторики. Здесь примерно с шестнадцатилетнего возраста они обучались ораторскому искусству и готовились к политической или судебной деятельности (в качестве обвинителей или защитников). Это был своего рода «университет» того времени, и поэтому обучение у ритора стоило очень дорого. Ученики штудировали произведения известных ораторов, постигали особые ораторские приемы, сочиняли речи на заданные темы из истории, литературы или мифологии, декламировали их перед соучениками. Окончившие риторскую школу, как правило, делали успешную карьеру и обеспечивали себе безбедную жизнь. Учился ли Гораций в риторской школе в Риме или нет, источники не сообщают.

Чтобы обеспечить сыну достойное будущее, отец Горация нанялся на должность «коактора» (coactor)

. В Риме так именовались люди, которые проводили публичные аукционы по продаже имущества и собирали деньги, получая за это определенный процент с дохода. Накопив денег, он в 46/45 году до н. э. отправил сына продолжать обучение в Афины, в Платоновскую академию, где, следуя моде того времени, юные отпрыски знатнейших римских семей постигали греческую философию и литературу. Гораций впоследствии так написал об этом:

В Риме воспитан я был, и мне довелось научиться,
Сколько наделал вреда ахейцам Ахилл, рассердившись.
Дали развития мне еще больше благие Афины, –
Так что способен я стал отличать от кривого прямое,
Истину-правду искать среди рощ Академа-героя

.

Гораций в послании к Флору пишет, что отдал учебе довольно много времени: «Я, что избрал себе встарь Афины спокойные, ум свой / Целых семь лет отдавал лишь наукам…»

. Ученые полагают, что эти семь лет включали в себя учебу не только в Афинах, но и в Риме.

В Платоновской академии Гораций учился, скорее всего, у философа Феомнеста, поскольку, если верить Плутарху, в Афинах в то время блистали лишь академик Феомнест и перипатетик Кратипп

. Среди римской молодежи, обучавшейся у них, был и сын знаменитого оратора Цицерона, а также юный аристократ Мессала Корвин. Цицерон-младший в одном из своих писем так пишет об учебе в Афинах: «С Кратиппом я, знай это, связан теснейшим образом – не как ученик, а как сын; ведь я и охотно слушаю его и меня чрезвычайно привлекает его личное обаяние. Я провожу с ним целые дни, а нередко часть ночи; ведь я упрашиваю его обедать со мной возможно чаще. После того как установилось это обыкновение, он часто заходит неожиданно для нас во время обеда и, отбросив строгость философии, добродушнейше шутит с нами. Поэтому постарайся возможно скорее повидать вот такого, столь приятного, столь выдающегося мужа. Что мне сказать о Бруттии, которого я не соглашаюсь ни на минуту отпустить от себя? И жизнь его честна и строга, и общение с ним приятнейшее. Ведь любовь к науке и ежедневное совместное изучение не исключают шутки. Я снял для него жилье рядом и, насколько могу, из своих скудных средств поддерживаю его бедность. Кроме того, я начал декламировать по-гречески у Кассия; по-латински же хочу упражняться у Бруттия. Я близко знаком и ежедневно общаюсь с теми, кого Кратипп привез с собой из Митилены, – с людьми учеными и пользующимися его большим расположением…»