Стрельбицкий пожал плечами.
– А ты сам веришь в этот бред, взводный? – майор поднялся из-за стола. – Я желаю знать, где вы нашли труп и как пытались выдать его за «языка»?
Особист подошел вплотную, схватил за грудки Владимира.
– Да ты знаешь, что я с тобой сделаю. Надоело в разведку ходить, ночь, грязь, болота мешают? Дураков из нас делаешь? Последний раз спрашиваю: где труп взяли?
– Какой труп, товарищ майор? – не выдержал взводный, – На хрен он нужен, чтоб его по болоту на своем горбу всю ночь таскать под немецким обстрелом? Я что, сумасшедший…
– Нет, ты не сумасшедший, Стрельбицкий. Ты – враг. Скрытый враг советской власти. Когда другие жизни кладут за Родину, ты со своими бойцами командование обманываешь. Вместо разведданных трупы подсовываешь. Да тебя расстрелять мало.
– Да как же так, товарищ майор, какой же я враг? – прошептал лейтенант.
– А это мы сейчас посмотрим, разберемся, – «особняк» вернулся за стол, раскрыл планшет, вытащил папку. – А скажи мне, лейтенант, где ныне твой отец?
– Отец? – переспросил Стрельбицкий. – Он умер в 1932 году.
– Ну, допустим. А братья?
– Братья воюют…
– Где встретил войну?
– В Одессе, на курсах политруков.
– В разведку как попал?
– Добровольно попал. Приехал в наш автовзвод комиссар полка и говорит: «Вот что, Стрельбицкий, в разведке у нас беда, всех перебили. Пойдешь? Только добровольно». Пойду, ответил…
– Ну и что?
– А ничего, товарищ майор. Неделю походим в ночные рейды – из 20 человек во взводе половины не остается. Наберу новых – и опять в рейд. Вот такой я, враг народа, удумал трупы таскать. Свой лоб и своих ребят под пули подставлять… За труп, конечно.
Майор посмотрел на лейтенанта и захлопнул папку.
– Знаешь, Стрельбицкий, одного в толк не возьму: как он мог застрелиться у вас на глазах? И никто ничего не слышал. Как это объяснить?…
– Не знаю, как объяснить. Если б все на войне объяснить можно было, то немец не дошел бы до Александровки, – тихо произнес взводный.
Особист откинулся на стуле и долго смотрел на взводного. Потом расстегнул кобуру, вытащил из нее пистолет, положил перед собой на стол.
– Видишь? – спросил он.
– Вижу.
– Еще раз повторится, – майор вскинул ладонь, – вот этой собственной рукой пристрелю, как собаку. Не забудь.
Стрельбицкий посмотрел на майора, на его растопыренные коротенькие, пухлые пальцы, на пистолет на плохо обструганном столе:
– Не забуду…
Добыть «языка»
В избе, где вповалку спали разведчики, распахнулась дверь. В ту же секунду лейтенант Стрельбицкий открыл глаза и нащупал цевье автомата.
На пороге стоял часовой.
– Командир, ребята, немцы!
С окраины села уже слышались выстрелы, крики солдат. Разведчики быстро выбежали из избы. Часовой, наклонившись к Стрельбицкому, доложил:
– На левом фланге прорвались, товарищ лейтенант.
– Вижу, что прервались. А где третья рота?
– Драпает третья рота…
Теперь взводный уже и сам видел, что драпает. По селу, прямо по дороге, бежали десятка два солдат. Они даже не отстреливались. Иногда оглядывались, далеко ли немцы, и вновь бросались наутек. Разведчики сосредотачивались за домами деревни, вели огонь в сторону фашистов.
Стрельбицкий беспомощно смотрел, как мимо них пробежали бойцы третей роты, и уже с окраины села показалась цепь немецких солдат. На снегу их мышиного цвета шинели были видны издалека.
Лейтенант подал знак своим – отходим.
У сельского дома, где располагался штаб, он увидел, как из окна вылезает командир полка. Взводного не ко времени и не к месту разобрал смех: таким он своего строгого командира еще не видел. И тут Владимир вспомнил: у штаба полка всегда стояла зенитная установка. Четыре пулемета вместе, в едином кулаке. Почему они молчат?
Он бросился вокруг дома и увидел установку без зенитчиков. «И эти сбежали, – в сердцах подумал Стрельбицкий, заскочив в кресло наводчика. Перевел пулеметы из зенитского положения в горизонтальное, и только тогда, совсем рядом, за деревьями, разглядел фигуры фашистов.
… Зенитная установка – это лавина огня. В бескрайнем небе попробуй, поймай самолет, а на земле – мощное оружие. Мышиные шинели сначала бросились на землю, укрываясь за деревьями и камнями, а потом поползли обратно.
Лейтенант поливал огнем фашистов, сколько было сил. А когда кончились боеприпасы, посиневшие от напряжения пальцы разжать не смог. Уже с криком «Ура!» пробежала в обратную сторону третья рота, а он все сидел на месте зенитчика, не чуя ни рук, ни ног.
Вокруг сгрудились его разведчики, подошел командир полка.
– Ну что, Стрельбицкий, молодец! – бодро сказал майор, оправившись от волнения.
Владимир лишь грустно усмехнулся, вспомнив задницу комполка в окне дома.
– Все свободны, – скомандовал комполка, – а взводный ваш останется со мной. Майор отвел лейтенанта в сторонку.
– Давай к делу, Стрельбицкий. Я тебя уже собирался вызывать. А ты и сам тут как тут. В ближайшие две ночи во что бы то ни стало надо добыть «языка».
Комполка посмотрел на взводного, словно пытаясь понять, достаточно ли сильное впечатление произвели его слова.
– Есть, товарищ… – взял под козырек взводный. Договорить он не успел. Майор положил свою руку на ладонь лейтенанта и опустил ее вниз.
– Не надо, Володя, – неожиданно он назвал его по имени, – ты понял главное: во что бы то ни стало. Командир вытащил из планшета карту, расстелил ее на земле, опустился на одно колено.
– Смотри, сегодня вечером при поддержке артиллерии ты со своими разведчиками проникнешь в тыл немцев. Выйдешь на окраину села Рай-Александровка. Укроетесь в разрушенных колхозных конюшнях. По нашим предварительным данным, на другом конце села – немцы. Это все, что я могу сказать. Остальное за тобой.