Зал, послушный мигнувшему табло, зааплодировал. Снова раздалась музыка, и Эллада продолжила, вглядываясь в карточку, полученную от помощника:
– Гости нашей студии… – Эллада читала текст залихватски, интригующе, не особенно задумываясь над смыслом написанного, что, впрочем, не было для неё в новинку, – бездельник и мечтатель, нигде не работающий, но нисколько не жалеющий об этом, простой парень Василий!
Зал всплеснулся, и под бурные овации вышел угрюмый гражданин в красной кепочке с бутылкой пива в руках. Гражданин сел на диван.
– А также его ангел-хранитель, создание высших сфер, белокрылое дитя небес! – Под аплодисменты ангел вплыл в студию и, нежно улыбаясь, присел на диванчик слева от Василия. Его как будто окружал зыбкий светящийся ореол, но настолько неуловимый, что почти никто этого не заметил. – А также вечно следующий за ними, добрый и впечатлительный… – Эллада сделала паузу, в точности такую, какая была обозначена на карточке, – невероятный холодильник «Samsung»!
Под изумлённые аплодисменты публики в студию лениво протиснулся холодильник и прошёл, покачиваясь, к дивану, таща за собой, как хвост, шнур электросети. Он подошёл к дивану и, оттолкнувшись неведомо чем от пола, завалился на кожаную мягкую мебель.
Эллада заморгала часто-часто, как стробоскоп, глупо улыбнулась и уставилась на гостей, не зная, что делать дальше. В зале послышались перешёптывания и удивлённые смешки.
Эллада полистала карточки, но подсказок не обнаружила: все они были пустыми. Режиссёр в наушнике молчал, и Вознесенская, вдруг вспомнив, с чего обычно начинается встреча гостей, торжественно произнесла:
– Здравствуйте!
– Здравствуйте, – ответил Василий. Ангел слегка поклонился, а холодильник, приоткрыв дверцу, приветственно мигнул лампочкой изнутри.
– Итак, пора отпусков, – Эллада взяла инициативу в свои руки, – а как вы, Василий, проводите отпуск? Я думаю, всем очень интересно будет это узнать. – Она повернулась к зрителям, которые непременно захлопали.
– Я люблю море, – чистосердечно признался Василий, глотнув пива и блаженно облокотившись на спинку мягкого кожаного дивана, вытянув скрещённые ноги.
– Да, море – это чудесно!.. – согласилась Эллада, вспомнив фразу из какой-то прошлой передачи. – А вы? – обратилась она к ангелу.
– Я пребываю в вечной неге и любви, – ответствовало белокрылое создание, – а потому не утруждаюсь, и отдыхать мне ни к чему. Всё, что я делаю, приносит благость мне и моему Отцу-создателю.
Эллада кивнула и, повернувшись к холодильнику, открыла было пухлый рот, но тут из чрева бытового прибора донеслось гулко:
– Мне по душе стоять в тени, у розетки, и чтоб журчало внутри.
Вознесенская скривилась в пластмассовой улыбке и, обернувшись к камерам, нашла приятную перемену на экране монитора с подсказками: тот радостно мерцал вопросом.
– А скажите, пожалуйста, – прочитала Эллада, – до каких пор бездари и проходимцы будут довольствоваться незаслуженными благами, а те, кто по-настоящему достоин признания и любви, прозябать в бесславии?
Эллада, слегка выпятив нижнюю губу, состроила глубокомысленную гримасу, и у всех, кто сидел за экранами телеприёмников, и капли сомнения не возникло, что вопрос выстрадан, пережит и прочувствован ей самой глубоко.
– До тех пор, дорогая, пока всякие Фроси Малявкины, нелепые, глупые и амбициозные дуры, будут пудрить с экранов телевизоров мозги обществу, послушно хлопающему в ладоши по сигналу сверкающего табло, – ответил Василий и утонул в новой волне бушующих аплодисментов.
Эллада Вознесенская, услышав своё почти забытое имя из уст гостя, удивилась и насторожилась, и если бы кто-то из зрителей был более внимательным, то, наверное, смог бы уловить сверкнувшую в её глазах искорку интеллекта, которая, впрочем, тут же погасла, поглощённая мерцанием монитора, озарившегося новым вопросом.
– Но что в связи с этим мы можем изменить? – прочла Эллада и улыбнулась, пытаясь осознать, куда запропастился режиссёр, и почему в программе фигурирует её тщательно скрываемое ото всех настоящее имя.
– Я полагаю, – включился в разговор задремавший было «Samsung», – мера должна быть радикальной и жёсткой.
Он встал так же неведомо, как и сел, и покатился по периметру студии, сияя в лучах софитов, как айсберг в мерцании северных звёзд. Подъехав к большому экрану, который с самого начала передачи однообразно показывал заставку ток-шоу «Вечера с Элладой», холодильник дотронулся до него, и экран на секунду померк, а затем включился, и все увидели на нём знакомый силуэт останкинской башни, что находилась напротив телецентра.
– Да, именно, – поддержал Василий, кивнув красным козырьком, – мы можем изменить на данном этапе только эту башню.
Эллада с интересом наблюдала за происходящим, рот её открылся сам собой, и микрофон, балансируя возле пухлых губ, теперь как никогда напоминал что-то непристойное.
– Приступим? – спросил ангел, вспорхнув с дивана, чем вызвал всеобщий синхронный шумный вздох. Он подлетел к экрану и, улыбаясь чисто и чудесно, завис над ним, слегка помахивая крыльями…
Латунь
Утром Елисей дождался, пока все домашние уйдут. Только тогда он встал, приготовил себе омлет и съел его через силу вприкуску с сочным, похожим на карликовую тыкву, помидором. Заварив чаю, он сел и стал слушать, как течёт сломанный сливной бачок в уборной, и попытался, перебирая события последних дней в голове, словно колоду карт, прийти к какому-либо умозаключению, способному расставить по полочкам весь абсурд, происходящий с ним непосредственно и с окружающим миром в частности. События, и Елисей это признавал как очевидность, все до одного были из ряда вон, и в голове ничего не складывалось, а только гудело и перемешивалось хаотично.
«Сначала хвост, – думал Елисей, уставившись в одну точку, – потом крылья, потом крысы! Да что же это такое? Что всё это значит?»
Думать было тяжело, и он решил развеять себя просмотром какой-нибудь телепередачи.
Телевизор не работал. Точнее, сам телеприёмник послушно включился и замерцал, но замерцал чёрно-белыми помехами, которые жутко шумели и сильно давили на мозг, отравленный сивушными маслами.
Елисей пощёлкал пультом и убедился, что ни по одному каналу ничего не показывают. Он выключил бесполезное чудо технической мысли и решился довести задуманное вчера до конца. Во-первых, нужно посетить салон мага, которого блондинка Настя назвала полковником Фэбом, и узнать, в какую историю его втянули, во-вторых… ну, а что во-вторых, станет понятно из беседы с пресловутым хвостатым стариком.
Елисей оделся, взял сумку с крыльями и решительно вышел из квартиры.
Точного адреса Нистратов не помнил, но визуально узнал бы из сотни улиц ту, на которой находился салон, с посещения коего в его жизни началась чертовщина. Он отчётливо помнил, что салон находился где-то в районе станции метро «Белорусская».
Доехав до кольцевой, Елисей по подземному переходу перешёл на радиальную зелёную ветку и вышел на улицу. Прошёл под мостом и отправился тем же маршрутом, что несколько дней назад. Он двинулся по улице Грузинский вал, шагая отважно, как победитель по поверженной территории.
Миновав газетный киоск, Елисей, как и в первый раз, наткнулся взглядом на странный заголовок газеты, продающейся в палатке. Прочитав «шапку», Елисей поморщился, но, принюхавшись к московскому воздуху, и впрямь ощутил странный тошнотворный запашок. Заголовок снова был бредовым, даже ещё более чем прошлый, про ограбление. Однако верить в столь нелепую публикацию Нистратов не осмелился.
Решив, что газетчики вконец сдурели и пишут чёрт знает что, он повернул за угол и, всматриваясь сосредоточенными щёлочками глаз в висящие повсюду вывески и рекламы, начал читать каждую. У одного из домов внимание его было вознаграждено, но не сполна. То есть он безошибочно узнал дверь с массивной ручкой, ведущую в тёмную комнату с портретом старца и черепом тридцатидевятилетнего строителя неудачника, но вывески, рекламирующей магический салон, не было, вместо неё висела небольшая табличка с надписью: ООО «ЛАТУНЬ»
Елисей остановился перед загадочной дверью в нерешительности.
«Может, я напутал чего?», – подумал он растерянно, но, оглядевшись, точно уверился, что пришёл именно туда, где с него снял сглаз хвостатый полковник.
С отвагой, достойной бойца, кидающегося грудью на вражеский танк, он схватился за ручку и потянул дверь на себя. Войдя, Елисей понял, что ошибся. Интерьер был абсолютно другим.
Во-первых, не было черепа. Вместо него из-за конторки высовывалась чернявая женская головка, которая смотрела на Елисея вопросительно и оценивающе, во-вторых, на стене вместо портрета старика в рясе висела полуголая девица, распутно поглядывая на Нистратова голубыми глазками, а вокруг неё по кругу плясали столбики календарных цифр, а в-третьих…
– Вы к шефу? – пискляво спросила женская головка.
– Я… я, пожалуй, оши…
– Пусть входит! – донеся из-за полуприоткрытой двери раскатистый бас. – Я его второй час жду!
– Проходите, – пискнула секретарша и, безразлично отвернувшись от посетителя, уставилась в монитор компьютера.
Елисей, сам не понимая, зачем, послушно подошёл к двери и прочёл вывеску на ней, вздрогнув:
«Иван Афанасьевич Берг – Гендиректор»
«Берг??? Снова Берг! – закрутилось в голове Нистратова. – Как пёс с вокзала!»
Он аккуратно приоткрыл дверь кабинета и вошёл. Кабинет был пуст. Возле окна стоял громоздкий коричневый стол, на котором хаотически были разбросаны бумаги и папки. В пепельнице дымилась толстая сигара с красным кольцом. Но в кресле за столом никого не было, оно лишь слабо покачивалось, будто фанерный плакат на ветру.
Елисей осмотрелся по сторонам, обозревая типичные кабинетные стеллажи и натюрморты, часы и сувенирные фигурки на полках. Тут он услышал какое-то копошение и метнул взгляд на звук. Он увидел, как из-под стола медленно высовывается чёрная шапка волос, густая, как папаха Будённого, следом за ней вырастают два коричневых изумлённых глаза, продолжающиеся красным крупнокалиберным носом, посаженным на густые усы. Голова уставилась на Елисея и моргнула. Следом вылезли покатые плечи, короткие ручки и круглый живот, в котором могли бы преспокойно обитать как минимум три готовых вот-вот родиться младенца, принадлежи он дородной бабе на сносях. Но живот, судя по усам, принадлежал мужской особи. Вся эта конструкция села в кресло, деловито оглядела посетителя, шевеля густой растительностью, будто сказочный таракан, и откуда-то изнутри невероятного тела прогремел ехидный вопрос: