Темный разум

– Восемь вооруженных человек, один заложник, и три трупа. Центр? – слегка сдавленно проговорил Дантел.

– Принято.

– Центр, примите картинку. Что это? – Нажав на правую дужку очков дважды, Хоуп отправил снимок в штаб.

Наступило минутное молчание.

– Инквизитор, это – ПЗЭ. Изъять, бандитов уничтожить.

– Вас понял, – и инквизитор отключил видео и аудио связь.

Бой был короткий: верный кольт изголодался, и пули быстро нашли все свои цели. Оглядев разбросанные тела бандитов, Хоуп присел возле ребенка. Глаза мальчика оказались закрыты, а когда Дантел потормошил его – паренек открыл веки. Инквизитор увидел взгляд старика, и через пару мгновений мальчик снова отключился.

Инквизитор перевёл аудио и видеосвязь в положение «включено». Тут же раздался голос в ухе:

– Инквизитор!

– Центр?

– Портативный Забиратель Энергии изъят?

– Никак нет, пострадал при ликвидации.

Пауза.

– С вас отчет в течение суток! – Голос был в гневе.

– Вас понял, – произнёс Хоуп, и вновь отключил связь. А потом трижды выстрелил в прибор.

Хоуп ненавидел порочность Системы, в которой директор МОИ продавал олигархам жизненную силу вот из таких вот ПЗЭ. Уж лучше пусть вот так.

Чуть позже из здания вышел Дантел с ребёнком на руках. Усаживаясь на байк, и приторачивая бессознательное тело перед собой, Хоуп приказал коммуникатору найти и набрать номер Центра Перезагрузки.

Гудок.

Ещё гудок.

– Алло, Городской Центр Перезагрузки, чем могу вам помочь? – Женский голос был ласковым и убаюкивающим.

– Это Хоуп Дантел, инквизитор. Личный номер 046782. Приготовьте, пожалуйста, операционную для возвращения. Буду через час.

– Ожидаем вас, – пропела девушка, и отключилась.

Байк сорвался с места прямо в ночь.

Исконный

– Эй, эй! Спишь, что ли? – Громкий шёпот был крайне настойчив.

Собеседник тяжело вздохнул, но ничего не ответил. Даже глаза не открыл.

– Эй, ты!

– Да тише, дурень! Сейчас смотритель проснётся, – огрызнулся спящий негромким, но грубым голосом. Затем он попытался размять затекшие руки: помогло слабо, а вот цепи предательски зазвенели.

– Эй, тебя как звать? – первый никак не мог уняться. Второй поежился, и принял более-менее удобное положение, сидя на топчане.

– Акзахриэль, – еле слышно произнес второй.

– Ух, ты… Так ты видел Его?! – Первый подпрыгнул.

– Тихо там! – Надсмотрщик щёлкнул кнутом – он был явно не в духе.

– А как правая рука Зиждителя, личный писарь оказался здесь, в подвале преисподней?!

– За гордыню… Так гласит приговор…

– А что ты мог сделать не так?

– Я… я толком не понял…

Повисла пауза.

С потолка камеры что-то капало, где-то на заднем фоне периодически кричал человека. И это был крик полный отчаяния, боли и безысходности. В какой-то момент Акзахриэль заговорил, и в этой истории была вся тоска и пустота вселенной:

– Я везде ходил за Художником и записывал его идеи, мысли, порывы. Я просто делал свою работу. Но однажды я понял, что Зиждитель сомневается в части своих решений. Когда он создавал звёзды, планеты, вселенную – его взгляд был уверенным и ясным. Когда он решил создать Землю с её водами, твердью, небом и зеленью – Художник долго раздумывал, но повелел, и так и стало. Ему хотелось красоты. В тот момент, когда Создатель придумал населить Землю жизнью, Он колебался. Пусть и недолго. Он не был уверен до конца: стоит ли в уже имеющуюся красивую палитру добавлять несколько новых цветов. Он размышлял об этом вслух и позже решился. И увидел Зиждитель, что красота не ушла, но преобразилась.

Акзахриэль передернул плечами: шрамы от крыльев очень сильно жгли ему спину. Вздохнув, ангел продолжил:

– Я всё записывал: все метания, мысли Художника. И то, как во время отдыха Он радовался получившийся красоте. И вот однажды Демиургу очень захотелось, чтобы кто-нибудь. Ну, хоть кто-то, удивился его работе, и оценил её. Но мы были всегда рядом, а Падший лишь смеялся в ответ. И я записал эти эмоции в свой дневник. Спустя время Падший намекнул Художнику, что можно создать себе игрушку – человека. Зиждитель рассмеялся и сказал, что это – глупая и неверная затея. Эти слова тоже были переписаны на бумагу.

Художник не хотел творить себе садовника. А Падший Его уговаривал. И вот, в какой-то момент Творец сдался. И свершился акт творения. И появился Человек. Зиждитель рассказал Человеку, что Он – Творец – заботится о нём – о Человеке. И любит его. А Падший хочет погибели Человека. Но… Но я выронил свои записи, а Человек их нашёл. И прочел. И осушался Художника.

И совершилось великое падение. А меня… Мне вырвали крылья и упекли в глубины преисподней.

Акзахриэль тяжело замолчал – это была и так слишком уж долгая история. И даже назойливый сокамерник, проникшись, более не приставал к ангелу с расспросами.

В камере смертников воцарилась тишина.

Нездешний

Костёр горел ровно, щедро даря тепло окружающим его людям. Сухие берёзовые ветки, заготовленные заранее, разгорелись охотно. А веточка можжевельника придавала дыму приятный запах, попутно отпугивая злых духов. Слегка подсвечивая сидящих рядом, в воздух периодически взметались снопы маленьких оранжевых искр.

В этот раз, а, точнее, в эту летнюю ночь, у костра сидели двое: дед Азар, крепкий как дуб старик, да его семилетний внук Рати, слегка долговязый и по-детски нелепый. Мальчик на днях перешёл в тот самый возраст, когда пора начинать брать на себя ответственность за свои собственные дела и дела свой семьи.

И поэтому дедушка взяла внучка с собой на первую в его жизни охоту. Самое мужское занятие.

И вот, дело было сделано: у костра лежало три подстреленных и уже освежеванных зайца. Над костром в котелке варилась свежая похлёбка из рябчика и овощей. А утром двум уже теперь мужчинам будет пора возвращаться в селение, но сейчас…