Старая прялка

Витька негромко позвал:

– Бабася!

Нет ответа.

– Бабася!

Опять нет ответа.

Только в углу, там, где находилась старая прялка с потрескавшимся от времени колесом, кто-то издавал протяжные негодующие звуки: «У-у-у!»

4

Перед сном, уже лёжа в постели, Витька всё думал про Бабасю – правду ли говорила о себе таинственная старушка, и решил осторожно расспросить бабушку:

– Бабушка, а бабушка, а вот старая прялка у нас в сарае… Она что… давно там валяется?

– Что-то ты о прялке вспомнил? – сразу насторожилась бабушка, относившаяся к затеям внука с большой подозрительностью.

Недавнее его изобретение называлось «праща». Гайка с привязанной к ней крепкой бечевой представляла собой грозное оружие. Если её сильно-сильно раскрутить, а потом запустить, то она летела так далеко, что её не было видно, и могла запросто поразить любую цель. Витька даже пробовал с ней один раз охотиться. Правда, неудачно: на свою беду, он вдрызг расколотил оконный глазок. Чтобы вставить стекло, бабушке пришлось просить страшного деда Левонтия.

– Это я просто спрашиваю, – быстро сказал Витька.

Бабушка долго молчала, а потом ответила со вздохом:

– Давно-о. Её ещё твоя прапрабабушка в приданое получила.

– А приданое – это что такое?

– Приданое-то? Это когда невесте её семья даёт… какое-нибудь имущество… Для жизни в замужестве… Вот, помню…

Тут хитрая бабушка, будто бы к слову, а на самом деле в воспитательных целях, ввернула поучительную историю из своего далёкого детства. Этих самых историй она знала в несметном количестве. Витька очень удивлялся; оказывается, как много всякой всячины может умещаться в одной человеческой голове.

Из её рассказа выходило так, что нынешние ровесники Витьки, дети, как правило, жестокие, капризные и неуважительные, в отличие от того старинного времени, когда все дети были очень послушными и очень вежливыми. Они не ковырялись в носу, не показывали язык и не выражались «круто», «ништяк», «предки» и другими дурацкими словечками, а говорили правильные и такие необходимые в любом обществе слова «пожалуйста», «извините», «будьте добры».

Витька представил разговор двух послушных девочек.

– Лидочка, съешь, пожалуйста, дохлую кошечку!

– Ой, Машенька, спасибо тебе большое за заботу! Я так голодна с утра. Всего лишь крошечного паучка проглотила.

– Лидочка, скажи, пожалуйста, вкусный тебе паучок попался?

– Машенька, миленькая, честно говоря, я не раскушала. Но мне кажется, маринованные мыши намного вкуснее.

Витька захихикал.

– И совсем даже не смешно, – обиделась бабушка.

– Я не об этом, – быстро перебил Витька. – Я хотел узнать… Вот душа… она у каждой вещи есть? Например, там, у реки… камня… дома… Или только у одушевлённых существ?

Такой умный вопрос поставил бабушку в лёгкое замешательство. Она, конечно, могла бы притвориться спящей, но бабушка, помолчав, ответила:

– Душа-то? Душа, она, внучек, у всех людей есть.

– А у животных? – спросил Витька, но, почему-то подумал про ненавистного ему петуха, хотя это было никакое ни животное, а домашняя птица.

– И у животных.

– Ну, а вот… вот, – Витька заёрзал в постели, – например, у камня… или… или… дома? – он задал волновавший его вопрос и затаил дыхание.

После недолгого колебания бабушка честно призналась:

– Про камень я тебе, внучек, ничего сказать не могу. Камень, он и есть камень. А вот насчет дома… Были раньше такие духи – обереги их звали. В поле, например, дух Полевик жил. Помню, папаня его задабривал двумя куриными яйцами. Он их оставлял на меже… Если утром яйца исчезали, значит, урожай в этом году будет хорошим. А вот мы, детишки, всё больше боялись Полудницы… Маманя говорила, что это сотканная из солнечных лучей девушка в белом платье, которая за баловство в поле могла и наказать. Ленивые работники боялись Межевиков и Луговиков, которые вили из травы верёвки и душили нерадивых работников, если они в рабочую пору спали. В бане жила Обдериха, она грозила всяческими карами грязнулям… Кикиморы ещё разные были. В лесу хозяйничал страшный Леший.

– А какой он, бабушка?

– Леший-то? А чума его знает. Сама не видела, врать не буду. Люди говорят, что похож на старика с лицом, заросшим волосами. А вот Домового видеть мне довелось. Ну, это который в доме живет… Он призывает к тому, чтобы в избе всегда было уютно… А за это просит блюдечко молока… Домовой пришел ночью – внезапно. Но тихо и осторожно. В ту ночь я легла позднее всех своих домочадцев. И думала, усну без задних ног… ан не тут-то было. Только я стала засыпать, как вдруг из тёмного угла на мою кровать приземлилось черное пятно. Мурашки пробежали по всему телу, а сердце точно ушло в пятки. Я прищурила глаза в надежде рассмотреть это что-то. Это было маленькое волосатое существо с тёмной шерстью и большими жёлто-зелёными глазами. Тело моё всё оцепенело, он смотрел на меня, заглядывал в глаза. А потом что-то закурлыкал, то ли замяукал и протянул ко мне мохнатые лапы. Я знала, что у домовых принято душить, и испугалась. Как ненормальная быстро быстро зашептала: «Чур меня! Чур меня! Чур меня!» Тут он и исчез.

Бабушка протяжно вздохнула, зашуршала одеялом. Витька догадался, что она крестится. Выждав немного, поинтересовался:

– Бабушка, а бабушка, а ты с ним потом не подружилась?

– С кем?

– Ну, с этим… существом с тем.

– Бог с тобой, – бабушка опять зашуршала одеялом. Витька услышал её торопливый шёпот: «Господи Сусе! Господи Сусе!». – И придёт же на ум такое! – подала она опять голос.

– А что здесь такого? – Витька сел в кровати по-индейски скрестив ноги. – Мне, например, с любым чудовищем познакомиться плёвое дело, – сказал он, похваляясь своей смелостью.

Бабушка всплеснула руками:

– И-и, непутёвый… Ты думай, что говоришь-то. Вот схватит, – припугнула она, – узнаешь тогда.

– Меня никто не схватит, – независимо сказал Витька. – Я сам кого хочешь схвачу.

На это бабушка ничего не смогла ответить, только вздохнула и шумно заворочалась, укладываясь удобнее.

– Спи… балабол, – сказала, засыпая.

Наступила тишина. Свет далекой луны красил комнату в мёртвенно голубой цвет. Витька вспомнил, что самые ужасные и необъяснимые вещи происходят в полнолуние. От этого на душе у него стало как-то неспокойно. На него словно повеяло ледяным холодом. Он поёжился и юркнул под тёплое одеяло.

В подполье зашуршал кто-то невидимый. Прислушиваясь, Витька затаил дыхание. Погодя непонятное шуршание переросло в громкое скребышение, словно этот невидимый злобно точил на кого-то когти. Неизвестность пугала. Витьке очень хотелось думать, что это возится мышь. Поколебавшись, он протяжно замяукал, подражая коту Ваське, когда тот бывал голодным.

– Мя-я-у-у!

И опять: