Три лампочки тускло освещали коридор, в котором плотно стояла пыль от штукатурки. Дёрнув дверь крайнего кубрика, мы увидели всех четверых, живых и, похоже, здоровых, но находящихся в оцепенении.
– Быстро вниз, – рявкнул я, оцепенение как рукой сняло, бойцы пулей вылетели к лестнице. Бегло осмотрев кубрик, никаких значительных повреждений я не увидел. Все четверо уже стояли внизу, вместе с дежурным.
– Рассказывайте, – начиная догадываться, что произошло, предложил бойцам.
– Так у нас это… граната… товарищ старший лейтенант… случайно…
– Понятно, давай отбой, – я обернулся к дежурному, – и командира срочно, а вы – со мной, – уже бойцам.
Командир ещё до ужина ушёл к соседям, стоящим на станции Терек новосибирским омоновцам-линейщикам. Называлось это «согласовать план совместных мероприятий», а заключалось в совместном ужине и приятной беседе. Кроме того, у линейщиков была связь через железнодорожный коммутатор. При благоприятном стечении обстоятельств и доброте девушек-дежурных на линии можно было позвонить домой. Непьющий замполит попёрся с командиром на всякий случай и чтобы, если что, удержать того от излишеств.
Мы поднялись в штаб, в мой кабинет и жильё одновременно. Бойцы услужливо помогли поставить на место этажерку и разложить бумаги, а один схватился за веник…
– Не надо, – остановил я бойца, – что, в рулетку сыграли? – все стояли, понурив головы.
Игра в рулетку, или, как её называли ещё, омоновская рулетка, была проста. Брали гранату и несколько запалов. Один вкручивал запал, снимал с предохранителя, выдернув чеку, и кидал товарищу, тот быстро запал выкручивал и откидывал, происходил несильный хлопок. Дальше действие повторялось, поймавший вкручивал свой запал, и так по кругу, пока не надоест или не закончатся запалы. Весело и интересно, но в этот раз что-то не срослось.
– Сыграли, – выдавил из себя один.
– Ну-ну, – во мне проснулся следователь, – не стесняйтесь, рассказывайте.
– Так это… Васька сильно завернул, – кивнул молодой сержант Бородин на прапорщика Котельникова, – не успел я, товарищ старший лейтенант… пришлось в коридор.
– Понятно. Идея чья, твоя, Котельников?
Котельников выдающимся умом не отличался, но, в отличие от остальных троих первоходков, в командировке был второй раз, на основании чего считал себя бойцом опытным, всё знающим, этаким спецназовцем Рэмбо. Меня на основании того же самого побаивался и иногда искал поддержки: «Скажите им, товарищ старший лейтенант, ничего не понимают, пороха не нюхали». Это выглядело смешно, и нюхал ли порох сам Котельников, я не спрашивал, ладно, всё-таки постарше, может, чему и научит. Вот и научил.
– Ну… мы вместе… пристали… салабоны, товарищ старший лейтенант, – начал оправдываться прапорщик, – я не сильно затянул, показалось ему, играть не умеет, одно слово – салага.
В штаб влетел командир:
– Ну, что тут, все целы? – дежурный в двух словах уже объяснил. – Давай ко мне, а вы идите, придурки, разберёмся с вами.
Замполит уже был у командира, я сел напротив.
– Что делать-то, Иван Ильич, – в отличие от командира, который из командировок не вылезал, а начал свой боевой путь ещё в Афгане и имел прозвище Человек-война, замполит в командировке впервые, – докладывать надо.
– Ты чего, Вова, с дуба рухнул? – округлил глаза Ильич. – По проверкам соскучился? Или майорские пагоны жмут? Ты как с личным составом работал, доктор твой где, психолог хренов? Это ваш с ним косяк, тесты он, видите ли, свои бестолковые раздаёт, – неожиданно переключился Ильич на доктора, который по совместительству был психологом, или наоборот. – Ты что, сам никогда в рулетку не играл?
– Я – нет, – испуганно захлопал глазами замполит.
Командир, поняв, что спросил глупость, посмотрел на меня:
– Что скажешь, штаб?
– Что тут скажешь, наказывать надо конкретно, хорошо, в коридоре никого не было, а то сидеть бы нам завтра всем в другом месте.
– Это точно, предлагай, воспитатель.
– Отправить домой и точка, эти же придурки могли и сами погибнуть, и невинных погубить.
– Ну, Вова, ты меня всё больше удивляешь. Где вас таких воспитателей лепят? Ага, домой отправить, и в сопроводиловке напиши, мол, ввиду недостаточной воспитательной работы, пока я звонил домой любимой девушке, бойцы играли гранатой. А ввиду того, что вы там, в УВД, боевой подготовкой личного состава не занимались, как играть гранатой бойцам не объяснили, они чуть не подорвались. И по возвращении из командировки, если раньше не отзовут, наградят тебя, Вова, заслуженным направлением в народное хозяйство.
«Ну, Ильич, юморист», – я с трудом сдержал смех.
– А наказать надо, хорошо наказать, действительно, из ряда вон, – попытался я направить разговор в нужное русло.
– Надо, – согласился командир, – выясни, Володя, кто там у них массовик-затейник, подумаем о наказании.
– Что тут выяснять, Котельников придумал, – доложил я.
– Вот придурок, на ворота его, вечным вратарём, до конца командировки. И что б никаких увольнений, никакого Моздока вообще, ни разу. А остальных на неделю на кухню, нет, на две, и банщику помогать, вода, дрова. Все хозработы на них, на две недели, – командир перевёл дух. – Вот так, Вова, а ты работай, работай, и этому… доктору-психологу своему скажи… Воспитатели, блин.
Прапорщик Котельников до конца командировки, все три месяца, простоял на воротах при въезде на территорию. Пост у бойцов весьма непопулярный: всё время на виду, и тоска зелёная, посему многие были рады, что появился постоянный вратарь, а особо острые на язык поддевали Котельникова.
– Вася, тебя как самого опытного сюда воткнули? – спрашивал кто-то.
– А то, – находился другой, – как ни крути, пост №1.
– Котельников, шевелись там с воротами, ну, опытный же воин, – кричали из машины вернувшиеся с блокпоста бойцы, – ужин стынет, а ты такой нерасторопный.
А в омоновскую рулетку больше не играли.
Гаишник
Вечером, после работы, заехал в отдел забрать жену, которая работала в наших же кадрах. Ей срочно понадобилось завезти какие-то бумаги в областное ГАИ. Ладно, на машине всё рядом, заехали. Рабочий день закончился, на стоянке перед ГАИ не было ни одной машины. Мы вместе с женой поднялись в дежурку, отдали пакет, всё – можно ехать. Чтобы не выкручиваться, согласно дорожной разметке, путь я сократил, проехав наискосок через всю стоянку. У ворот на выезде нас остановил очень серьёзный гаишный старшина с автоматом. Увидев, что в машине два офицера милиции, он стал ещё серьёзнее.
– Товарищ водитель, вы нарушили пункт правил дорожного движения номер такой-то, такой-то и такой-то, пересекли сплошную полосу разметки, проехали по встречной и не включили сигнал поворота.
Ничего себе, как всё серьёзно. Я попытался свести всё в шутку:
– Виноват, товарищ старшина, не заметил, задумался, спешил.
Старшина шутку не воспринял и свой служебный долг решил исполнять дальше:
– Предъявите ваши документы, товарищ водитель.
Я вышел из машины, протянул водительское удостоверение старшине. Не взглянув на него, старшина направился к своей будке.
– Подожди, старшина, – дело обещало затянуться, – ну, нет же никого совершенно, ты чего придуриваешься?
– А вы мне не тыкайте, товарищ старший лейтенант, я при исполнении, а вы – нарушитель. Думаете, надели милицейскую форму, и всё можно, из-за таких, как вы, нас и не любят, сами нарушаете, а на вас граждане смотрят.
– Да кто смотрит-то, старшина, ну нет же никого, – пытался уже оправдываться я.
– А это неважно, есть кто или нет, закон для всех един, и нарушать правила дорожного движения непозволительно никому. Далее я выслушал пятиминутную воспитательную беседу об обязанностях водителей, о личном примере сотрудников внутренних дел, особенно командного состава, и о том, что старшина обязан доложить дежурному по управлению, а уж он пусть решает, как строго меня, нарушителя, нужно наказать.
Что докладывал по телефону старшина своему дежурному, я не слышал, но через минуту он вышел из будки с недовольным видом, вернул мне права и, открыв ворота, махнул: